Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 (СИ). Страница 42

Митяй положил локти на стол и подпер голову руками.

— А если все получится? — спросил он.

— Тогда промою полость чистой водой или спиртом, — ответил Ричард. — Нужно вымыть все осколки кости, сгустки крови, возможные загрязнения. Любая грязь внутри — это почти неминуемое нагноение и смерть в дальнейшем.

Он снова принялся расхаживать, но теперь движения его стали более энергичными.

— Четвертый этап: плечо, — сказал он, остановившись у окна. — Пока грудная клетка открыта, и он не чувствует боли — идеальный момент для вправления. Выбитое плечо — это выход головки плечевой кости из суставной сумки. Представь себе яйцо, которое выскочило из ложки.

Он взял со стола яйцо и ложку, демонстрируя.

— Нужно будет взяться за руку, — он схватил воображаемую конечность, — провернуть ее под правильным углом — примерно так, — его руки описали сложную траекторию, — и резко, с усилием, вдавить ее на место. Звук щелчка будет означать успех.

— А если не щелкнет? — поинтересовался Степан.

— Значит, не попал. Придется пробовать снова. — Ричард пожал плечами. — На живом, сознательном пациенте для этого нужны три сильных человека, чтобы держать его. Боль при вправлении такая, что человек может потерять сознание. Здесь же я справлюсь один.

Он поставил яйцо обратно на стол и повернулся к нам.

— Пятый этап: закрытие раны. — В голосе его появились нотки сожаления. — Ребро, увы, зафиксировать нечем. Нет у нас ни металлических пластин, ни проволоки подходящей. Я просто аккуратно сшиваю мышцы и кожу слой за слоем, оставляя в ране дренаж.

— Дренаж? — переспросил я.

— Полоску кожи — самый простой вариант, — пояснил Ричард. — Она должна торчать из раны наружу, чтобы гной и сукровица имели выход. Иначе все это будет скапливаться внутри, загнивать. Собравшийся гной убьет его вернее, чем сама травма.

Он снова замолчал, обдумывая что-то.

— И все это время, — продолжил он, повернувшись к нам, — вы должны будете следить за его пульсом и дыханием. Пульс на шее или на запястье — он должен быть ровным, не слишком частым и не слишком редким. А я буду следить за кровотечением, за тем, чтобы не задеть лишнего.

Ричард подошел к столу и тяжело опустился на лавку.

— Шансы выжить у него… — он помолчал, подбирая слова, — даже в таком идеальном случае невысоки. Может быть, один из сотни. Слишком много факторов, которые могут пойти не так. Кровотечение, повреждение внутренних органов… — Он покачал головой. — Но это единственный его шанс. Один из сотни против нуля.

Тишина затянулась. Слышно было только потрескивание дров в печи.

Глава 19

Наконец Ричард поднял голову и посмотрел в сторону флигеля.

— А что это за аппарат вы там мастерили с самого утра? — спросил он, кивнув в ту сторону. — Вы говорили что-то о сне без боли. Этот аппарат как-то с этим связан?

В его голосе слышалось искреннее любопытство, смешанное с профессиональным скептицизмом. Он явно пытался понять, как мы можем помочь ему в хирургии.

— Это наша тайна, — сказал я загадочно. — То, что может изменить не только судьбу нашего пациента, но и всю медицину.

Ричард склонил голову набок, изучая меня взглядом.

— Егор Андреевич, вы же понимаете, что я не могу оперировать вслепую? Если у вас есть какое-то средство, которое поможет пациенту, я должен знать о нем всё. Как оно действует, какие побочные эффекты, сколько времени длится действие…

— Знаешь что такое эфир? — спросил я вместо ответа.

— Конечно. Летучая жидкость, растворитель. Используется в химии, иногда в медицине как наружное средство. — Ричард нахмурился. — Но причем здесь эфир?

— А ты знаешь, что происходит, если его пары вдыхать?

— Это опасно, — быстро ответил Ричард. — Может вызвать отравление, головокружение, потерю сознания…

Он замолчал, и я видел, как в его глазах медленно загорается понимание.

— Потерю сознания, — повторил он тише. — Вы хотите сказать…

— Именно это я и хочу сказать, — кивнул я. — Управляемая потеря сознания. Сон без боли. Такой глубокий, что человек ничего не почувствует, но при этом будет жив.

Ричард медленно выпрямился. На лице его отражалась борьба между восхищением и ужасом.

— Это… это невозможно, — пробормотал он. — Я никогда не слышал о подобном. В университете нам говорили, что эфир — яд.

— Многие лекарства в больших дозах становятся ядом, — заметил я. — Дело в дозировке и способе применения.

Митяй встал и подошел к окну, откуда была видна мастерская.

— Значит, вот зачем мы всю ночь мастерили эту штуковину, — сказал он с восхищением. — Чтобы усыпить человека на время операции.

— Если это сработает, — добавил я осторожно.

Ричард долго молчал, переваривая услышанное. Наконец он поднял голову.

— Покажите мне этот аппарат, — сказал он решительно. — Я должен понимать, с чем имею дело. И объясните мне все подробно — как это должно работать, сколько времени продлится действие, как вывести человека из этого состояния.

Ближе к обеду из-за леса показались два всадника. Солнце стояло высоко, и в его лучах клубилась пыль от копыт. Лошади шли размашистой рысью, но даже издалека было видно, что они на пределе сил.

— Наши возвращаются! — крикнул Захар, приставив ладонь козырьком ко лбу.

— Лишь бы всё нашли, — тихо сказал я, чувствуя, как напряжение сжимает грудь. От успеха этой поездки зависело слишком многое.

Когда всадники приблизились к воротам, я разглядел Пахома и Никифора. Лица у них были усталые, но довольные. Соскочив чуть ли не на ходу, они кинули поводья Степану. Тот ловко подхватил все четыре узды и повел лошадей к колодцу.

— Степан, не торопись! — крикнул я. — Пусть сначала отдышатся, а потом уже напоишь!

Лошади были в густой пене, бока их вздымались часто и тяжело. Еще немного — и загнали бы насмерть. Степан кивнул:

— Так и хотел, барин — за колодцем есть где выгулять, — ответил тот и, зайдя за колодец, где было больше свободного пространства, начал медленно выгуливать животных по кругу, давая им остыть.

Пахом, все еще отдуваясь после скачки, подошел ко мне и с торжествующим видом вручил небольшую склянку из темного стекла.

— Это серная кислота, — сказал он, утирая пот с лба. — У немца-алхимика нашли. Торговался долго, проклятый скряга. Говорит, купоросным маслом называют, для травления металлов использует.

Я осторожно взял склянку, чувствуя тяжесть жидкости внутри.

— А это спирт, — Пахом протянул вторую склянку, побольше первой. — В аптеке достали. Аптекарь клялся, что чище этого не сыщешь во всей округе. Очищенный, говорит, специально для лечебных целей.

Я поднял склянку к свету — жидкость была кристально прозрачной, без единого помутнения.

Никифор тем временем достал из седельной сумки завернутый в холстину сверток.

— А это инструмент, — с гордостью произнес он, разворачивая ткань. — Игорь Савельевич все собрал, как вы просили. Сказал, что эти штуки для тонкой работы нужны.

В холстине лежали небольшие медные воронки разных размеров, тонкие трубочки, мерные чашечки и даже крошечные весы с набором гирек, скальпели, иглы, щипцы и все остальные инструменты, которые Ричард указывал в списке.

— Молодцы, — сказал я, не скрывая облегчения. — Все нашли, что требовалось. А теперь кушайте и отдыхайте. Спасибо вам.

Пахом и Никифор поклонившись, направились к кухне, где их уже ждала Анфиса с горячим обедом. Я же подозвал к себе Ричарда и Митяя.

— Пойдемте, — сказал я им. — Настало время самого главного.

Мы зашли ко мне во флигель.

— А теперь будем делать эфир, — объявил я, ставя склянки на стол.

Митяй присвистнул и почесал затылок.

— И как же это делается, Егор Андреевич?

— Сейчас увидишь. Но сначала запомни главное — то, что мы сейчас будем делать, смертельно опасно. Серная кислота может прожечь дыру в человеке, пары ядовиты, а эфир может вспыхнуть от малейшей искры.