Без памяти во лжи (СИ). Страница 11

Если я настоящая Селена, то получается, такой была моя жизнь?

Стоять здесь, бесправной куклой в руках этого монстра, притворяться счастливой, пока он одной рукой обнимает меня, а другой гладит свою любовницу?!

Я смотрю на него и вдруг понимаю, что не хочу всего этого. Не хочу быть частью его мира, его игры, его лжи.

Не хочу быть той, кем он меня считает — трофеем, тенью, пустой оболочкой без души и сердца. Потому что я живая! У меня есть эмоции, есть сердце, есть гордость, в конце концов!

— Тебе весело? — спрашиваю тихо, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя всё дрожит от смеси гнева и боли.

Он переводит на меня взгляд, слегка прищурившись. В его серых глазах мелькает тень раздражения — острая, как лезвие. Муж явно недоволен моим вопросом или же тем, что я вообще посмела открыть рот в присутствии других людей.

— А тебе? — парирует в ответ. Его тон сухой, с лёгкой насмешкой, даже издёвкой. — Ты же любишь такие вечера. Или это ты тоже забыла?

— Может, и забыла, — отвечаю, глядя ему прямо в глаза, пока в груди загорается что-то упрямое, горячее. — А может, никогда не любила.

Арес ядовито усмехается, отчего у меня мороз пробегает по коже и волоски на теле встают дыбом.

— Играешь дальше, да? Хорошо, Селена. Играй. Но не забывай, кто здесь главный.

Его рука сжимает мою талию сильнее, пальцы впиваются в кожу, и я стискиваю зубы, чтобы не отшатнуться, не показать, как это больно — не только физически, но и где-то глубже, там, где вместо любви и симпатии к этому мужчине, копится моя ярость.

Никто не обращает внимания на наш напряжённый диалог, люди вокруг продолжают общаться и веселиться. Их голоса сливаются в гул, смех звенит, как стекло, бокалы поднимаются в тостах...

Хмыкнув, Арес возвращается к разговору, игнорируя мою разрастающуюся бурю. Вот так просто вычёркивает меня, будто я лишь приложение, которому нельзя ни говорить, ни чувствовать.

Я остаюсь наедине со своими мыслями, и меня вновь терзяют вопросы.

Если я настоящая Селена, как я дошла до этого?

Как позволила себе стать такой — пустой оболочкой в руках жестокого человека, что смотрит на меня как на куклу, а не как на живую женщину?

А если я не она... то, кто я?

Почему я здесь, в этом аду изо лжи и притворства?

Почему?!

Пока мучусь в поисках ответов, мой взгляд безразлично скользит по залу и останавливается на Веро́нике.

Она стоит у колонны, держа в руке бокал вина с такой грацией, будто это часть её тела. И смотрит прямо на нас — на меня, на Ареса.

Блондинка подмигивает мне и салютует бокалом, а её губы изгибаются в лёгкой улыбке, полной триумфа и уверенности, что она уже победила...

Глава 14: Селена

Селена

Вечер, плавно перетекающий в ночь, тянется бесконечно долго.

Каждый его момент вонзается в меня, как нож — острый, холодный и беспощадный, проникающий всё глубже и глубже. Улыбки гостей — натянутые и фальшивые, — мелькают перед глазами, смешиваясь с прикосновениями Ареса, его холодной уверенностью, что обжигает кожу, и взглядами Веро́ники, что режут меня, как осколки стекла.

Всё сливается в тяжёлый, удушающий ком, который застревает в горле и душит меня...

Когда мы, наконец, покидаем этот театр лицемерия и садимся в машину, облегчение накатывает на меня, как тёплая волна. Но оно мимолётное, ускользающее, как дым, потому что сто́ит нам оказаться вдвоём в замкнутом пространстве, атмосфера накаляется. В салоне повисает густая, почти осязаемая тишина.

Арес смотрит в окно, его профиль — резкий, высеченный в полумраке светом уличных фонарей, будто статуя из тёмного мрамора: острые скулы, напряжённая линия челюсти, лёгкая щетина, что делает его вид ещё более суровым.

Я сижу, сжав руки на коленях так сильно, что ногти впиваются в ладони, и пытаюсь найти хоть одну зацепку в хаосе мыслей, что кружатся в голове, как осенние листья на ветру.

Что я сделала?

Кто я такая?

Ответов нет, только вопросы, что жгут меня изнутри, оставляя горький привкус во рту...

Незаметно машина подъезжает к нашему дому. Я жду, что муж выйдет первым, как всегда делал раньше, но он остаётся сидеть на месте, глядя в темноту за стеклом. Водитель тоже не шевелится, застыв словно тень своего хозяина.

Тишина становится ещё тяжелее, обволакивая меня, как влажный туман, и я чувствую, как во мне закипает что-то новое — не страх, не отчаяние, а злость, горячая и едкая, что поднимается из груди к горлу.

Догадка приходит молниеносно.

Арес не собирается выходить. Он собирается уехать. К ней. К Веро́нике.

Я вижу это в его напряжённых плечах, в том, как он сжимает челюсть, будто сдерживается от чего-то резкого в мой адрес...

— Ты поедешь к своей любовнице? — громкие слова, полные яда и гнева, которых я не ожидала от себя, вырываются сами собой. Они повисают в воздухе, острые, как осколки разбитого вдребезги стекла.

Арес медленно поворачивается ко мне.

Его серые глаза находят мои, и в них мелькает что-то — не удивление, не гнев, а холодная, стальная решимость, что пробирает меня до самых костей.

Муж выдерживает паузу, долгую и мучительную, будто решает, достойна ли я его ответа, а потом кивает — коротко, резко, как удар хлыста.

— Да, — произносит твёрдо, без тени сомнений. — К ней. К тебе я больше никогда не прикоснусь. Не после того, что я сегодня узнал!

Я замираю, чувствуя, как кровь отливает от лица, оставляя кожу холодной и липкой.

Узнал? Что он узнал?

Моё сердце срывается в бешеный ритм, стучит в рёбра так, что, кажется, они вот-вот треснут.

— Что ты узнал, Арес? Скажи мне! Что ты знаешь обо мне? — мой голос дрожит от смеси гнева и ужаса.

Он не отвечает.

Его лицо каменеет, губы сжимаются в тонкую линию, глаза становятся пустыми, как зимнее небо. А потом он вдруг открывает дверь со своей стороны и рявкает, коротко и грубо:

— Вон из машины!

— Что?! — задыхаюсь от возмущения.

Муж уже вылезает наружу, обходит машину быстрыми, резкими шагами, и распахивает мою дверь. Его рука сжимает моё запястье, твёрдая, как сталь, и вытаскивает меня наружу с такой силой, что я спотыкаюсь, едва не падая на гравий.

Холодный ночной воздух ударяет в лицо, режет щёки, но я не чувствую его — только ярость, что кипит в венах, и смятение, что рвёт меня на куски.

— Арес, скажи мне! — кричу, вырываясь из его хватки, но он уже отворачивается, будто я для него пустое место.

Пальцы мужчины разжимаются, оставляя на моей коже горячий след, и он шагает к водительской двери. Садится за руль, буквально выталкивая водителя, который молча отходит в сторону, растворяясь в темноте.

Я делаю шаг вперёд, инстинктивно, будто могу остановить его, схватить за руку, заставить говорить. Но машина внезапно срывается с места, гравий хрустит под колёсами, и я вижу, как красные огни фар мелькают в ночи, исчезая за поворотом и оставляя меня одну...

Он бросил меня здесь и просто уехал. Молча, не пытаясь даже объясниться.

«Не после того, что я сегодня узнал».

Что он узнал? Что-то обо мне?

Мои ноги подкашиваются, и я опускаюсь на ступеньки крыльца, чувствуя, как холод камня пробирается через тонкую ткань платья и кусает кожу... но это ничто по сравнению с тем, что творится внутри.

Я обхватываю себя руками, пытаюсь унять дрожь, что сотрясает всё тело, но она идёт не от холода, а от хаоса и боли, от того, что всё рушится вокруг меня, как карточный домик под порывом ветра.

Он знает что-то.

Знает!

Что-то, что перевернуло его отношение ко мне. Сделало ещё хуже, хотя, казалось, что хуже уже не могло быть.

Но что?

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить: визг шин, запах дождя и крови, больница, его лицо над моей кроватью...

Это всё!

Остальное — лишь пустота, чёрная и вязкая, как смола.

Если он прав, если я та Селена, которую он ненавидит, что я натворила? Что-то страшное, непростительное?