Без памяти во лжи (СИ). Страница 10

Он поворачивает голову, отвечая ей. С улыбкой, с какой-то неприсущей ему нежностью во взгляде. С теплотой, с которой он никогда на меня не смотрел.

В его движениях читается что-то личное, слишком близкое.

Моё сердце болезненно сжимается, и я не могу понять, почему.

Ревность?

Нет, не совсем.

Скорее... обида или ощущение предательства, которые я не должна чувствовать, но вопреки всем логичным доводам чувствую.

— Кто она? — спрашиваю у своей собеседницы, не отводя глаз от этой сцены.

Элизабет следует за моим взглядом, слегка кашляет, будто пытается скрыть неловкость или подавить смешок.

— Это Веро́ника, — отвечает, не задумываясь. Однако её тон становится осторожнее, словно она балансирует на тонком льду. — Она... близкий друг твоего мужа. Насколько я знаю, они давно знакомы.

Близкий друг.

Слова падают на меня, как камни, и что-то внутри ломается с тихим треском.

Арес и эта Веро́ника отходят чуть дальше, всё так же находясь непозволительно близко друг к другу.

Я вижу, как она смеётся — звонко, уверенно, продолжая касаться руки моего мужчины своими длинными пальцами с ярким маникюром.

Арес смотрит на неё так, будто не может насмотреться. Совсем не так, как на меня, не с холодным гневом или властной насмешкой, а с чем-то другим, мягким, почти живым. Они наверняка были... близко знакомы.

А были ли?

Может, и сейчас их связывает что-то большее. Это очевидно. Хотя Элизабет что-то такое и сказала. Пусть и не прямо, но намекнула.

Воздух внезапно становится густым, душным.

Я больше не могу здесь оставаться и смотреть на них...

— Простите, мне нужно отойти, — бормочу, сбегая из разговора.

Мне нужен воздух, пространство, тишина — что угодно, чтобы вырваться из этого капкана взглядов, фальши и лжи...

Направляюсь к уборной, чувствуя, как взгляды гостей цепляются за меня, провожая каждый шаг. Но мне всё равно — их любопытство тонет в шуме крови, что неустанно стучит в висках...

Закрываюсь в уборной, приваливаюсь спиной к стене и медленно сползаю вниз, пытаясь отдышаться. Всё происходящее для меня слишком. Я ничего не помню и ничего не понимаю.

Вопросы только множатся, и никто не даёт мне ответов.

Спустя десять минут, я всё-таки решаюсь вернуться в зал, боясь гнева Ареса. Хотя вряд ли в компании блондинки ему есть до меня дело.

Выхожу, делаю несколько шагов и сталкиваюсь с ней... с Веро́никой. Она стоит у зеркала, поправляя и без того идеальную помаду. Будто она здесь лишь для того, чтобы дождаться меня.

Её глаза встречаются с моими в отражении — холодные, голубые, острые, как лезвия. Она поворачивается, окидывает меня взглядом с ног до головы, и её губы кривятся в улыбке — хищной, полной презрения.

— Так, ты и есть Селена, — говорит, скрещивая руки на груди. В голосе звенит насмешка, от которой у меня холодеют пальцы. — Та, кто временно согревала постель моего Ареса...

— Я... — начинаю, но слова тонут в горле. Последняя фраза выбивает весь воздух из лёгких.

Понятия не имею, что сказать.

Не знаю, кто она такая. Не знаю своего мужа. Не помню, какие отношения нас связывали до аварии.

Да я даже не знаю, кто я!

Женщина замечает моё замешательство, ухмыляется и делает шаг ближе, тыча своим наманикюренным пальцем. А я невольно отступаю назад.

— Я вернулась, Селена, поэтому он скоро выкинет тебя из своей жизни. — делает паузу, позволяя мне полностью осознать её слова. — Думала, он держит тебя из любви? Нет, милая. Ты просто временная замена, которая теперь не нужна. Арес мой. И всегда был моим.

Её слова бьют меня, как пощёчина.

Я открываю рот, чтобы возразить, бросить что-то в ответ, но она уже разворачивается и уходит, оставляя за собой шлейф духов и ощущение, что я тону в ледяной воде.

Любовница. У него есть любовница.

Что-то внутри меня взрывается... не боль, а ярость, горячая и необузданная. Она рвётся наружу, сжигая страх и сомнения.

Я не знаю, кто я такая, но точно знаю одно: я никогда не буду на вторых ролях. Не буду терпеть измены. Никогда и ни за что!

Глава 13: Селена

Селена

Возвращаюсь в зал, чувствуя, как сердце колотится в груди, будто пойманный зверёк, что бьётся о клетку рёбер. С трудом, но я заставляю себя выпрямиться, расправить плечи и натянуть улыбку — ту самую, которую Арес требовал от меня всю дорогу сюда.

Я не покажу им своих эмоций, не доставлю удовольствия лицезреть моё поражение.

Не сдамся!

Едва вхожу в помещение, шум голосов обрушивается на меня, как волна: звон бокалов, шорох шёлковых платьев, мягкий свет хрустальных люстр, что льётся с потолка и играет в гранях стекла. Всё это кажется далёким, почти нереальным, словно я смотрю на сцену сквозь толстое мутное стекло, отделяющее меня от этих людей и от их мира.

Я нахожу его быстро.

Арес стоит у барной стойки, окружённый толпой, что вьётся вокруг него, как мотыльки у огня. Они смеются его шуткам, ловят каждое слово, что слетает с его губ, и кивают с восторгом.

Он выглядит как король этого вечера: чёрный смокинг облегает его широкие плечи, подчёркивая каждый изгиб мускулов, тёмные волосы слегка растрёпаны, придавая ему небрежный, но опасный шарм. А улыбка — открытая, уверенная, с лёгкой насмешкой в уголках губ — заставила бы любую женщину в этом зале броситься к его ногам.

Он чертовски красив. Самый красивый мужчина здесь, и я ненавижу себя за то, что даже сейчас, после всего произошедшего, замечаю это... как свет падает на его острые скулы, как тень подчёркивает линию его челюсти.

Я испытываю почти физическую боль, слабость, что тянет меня к нему, несмотря на всё.

Муж замечает меня, едва я приближаюсь, и небрежно машет рукой. Однако эта небрежность обладает силой, которая не терпит возражений.

Арес ведёт себя как ни в чём не бывало. Будто не он только что шептался с Веро́никой в углу, будто не её рука лежала на его плече, и не её губы касались края его уха всего несколько минут назад...

Делаю шаг к нему, и он тут же притягивает меня к себе — резко, по-хозяйски, словно я его собственность, которую нужно предъявить миру. Его рука ложится на мою талию, пальцы сжимают чуть сильнее, чем нужно, впиваясь в кожу через ткань платья. Он наклоняется, и его пухлые губы касаются моего лба — горячие, мягкие, но в этом прикосновении нет ни капли нежности.

Это метка, холодная и расчётливая, демонстрация для всех вокруг: она моя.

Я ощущаю запах его одеколона — терпкий, с нотами перца и чего-то резкого, что бьёт в ноздри. Он кружит голову и только усиливает моё напряжение.

Оглядываю толпу, пытаясь отвлечься.

Женщины вокруг не сводят с него глаз. Их жадные и голодные взгляды скользят по его фигуре. Они поправляют волосы, наклоняются чуть ближе, когда проходят мимо; улыбаются так, будто готовы бросить всё ради одного его слова.

Каждая из них мечтает оказаться на моём месте.

Они видят в нём короля, бога этого вечера, и мне даже кажется, что я слышу их мысли: как ей повезло, какая она счастливица! Но они не видят того, что вижу я. Или видят, но притворяются слепыми, потому что им это удобно.

В его прикосновениях нет любви — нет того тепла, что должно быть между мужем и женой. Это власть, холодная и расчётливая, как каждый его шаг.

Веро́ника была права — я для него никто. Просто собственность, вещь, которую он держит при себе, пока она ему нужна, пока он не решит, что с ней делать дальше или как избавиться...

— Улыбайся, — шепчет на ухо. Его дыхание касается моей кожи, горячее, с лёгким запахом виски. Оно вызывает мурашки, но не от удовольствия — от напряжения, что натягивает мои нервы, как струны. — Все смотрят, Селена.

Непроизвольно я повинуюсь и растягиваю губы в улыбке, чувствуя, как она тянет кожу... как фальшь этой маски давит на меня.

Внутри всё кричит, буквально рвётся наружу: