Десять тысяч стилей. Книга четырнадцатая (СИ). Страница 38

Когда настало утро — Ливий это понял по внутренним часам, которые продолжали отсчитывать время, сверяя его с реальным — Волк поднялся. Он вошел в эту камеру, когда был сильнее в десятки, а то и сотни раз. Гашение Солнца лишило Ливия сил, но он знал, что все делает правильно.

— И почему за мной не пришли? — вслух задался этой мыслью Волк и посмотрел на потолок. Техника Стенолома перестала работать, срок подошел к концу. Звенья Цепи Арьял все еще торчали в стенах.

— Потом.

Ливий слегка толкнул дверь — и она поддалась. Камера была незапертой, и когда ее успели открыть, он даже не представлял. Толкнув дверь еще сильнее, Ливий остановил ограничения камеры, синхронизировав время. Но окончательно Волк это ощутил, когда шагнул в коридор.

Бурный поток информации захлестнул Ливия с головой, лишая дара речи. Больше мир не был ограничен стенами камеры, теперь он был огромным и необъятным, как океан.

— Ха-ха-ха-ха! Сработало! Это сработало!

Крепко сжимая кулаки, Ливий улыбался и смотрел в пол. То, ради чего он лишил себя силы, то, ради чего пошел на большой риск, было не зря.

Глава 15

Перерождение

Без яри Ливий чувствовал себя бесполезным — ровно до того момента, как вышел из камеры. Проницательность никуда не делась. После тренировок рун, боев в Триумфе Стальных Небес и постройки Духовного Дворца Ливий многое понял, но для завершения не хватало одного шага — последнего и самого важного.

«Я ощущаю всё».

Ливий знал, как все существует вокруг него. Когда-то стена была просто стеной. После долгих лет развития стена могла многое Ливию поведать: свою толщину и высоту, прочность материала и то, сколько раз придется ударить, чтобы ее сломать.

Теперь Волк видел самое главное — то, по каким законам существует стена.

Все вокруг работало по законам мира, каждое живое существо и каждый предмет подчинялись правилам. Ярь застилала Ливию глаза, заставляла быть частью общего полотна яри, но с Гашением Солнца все изменилось, ведь Волк теперь видел иначе. Только лишившись самого главного, он наконец-то смог узреть истину.

— Познать законы дао… Выходит, я теперь почти Мудрец? Мудрец без яри, ха.

Пусть Ливий так сказал, внутренняя энергия его теперь не беспокоила. Когда-то Волк увидел духов: существ, живущих всюду и невидимых человеческому взору. Сейчас Ливий ощущал нечто похожее, вот только он не просто заметил каких-то неуловимых существ, Ливий осознал, что все знакомые существа и предметы совсем не такие, какими казались раньше.

— Я точно все еще человек? — задал он вопрос в пустоту.

То, каким Ливий был до выхода из камеры и то, каким он стал, было огромной разницей. Еще никогда Волк не чувствовал себя так далеко от обычного человека или даже обычного идущего. Законы мира пронизывали все вокруг, но Ливий не видел их десятилетиями, как не видели их миллионы людей всю свою жизнь. Будто отрастив новый орган чувств, Волк увидел незримое, которое всегда было рядом.

Повернувшись к камере, Ливий протянул руку. Он не знал, что делать со звеньями в потолке и стенах — ну не прыгать же и отдирать их? Больше у Ливия не было такого вопроса, достаточно было протянуть руку, как звенья поотваливались, со звоном падая на пол.

«И что с ними делать?».

Немного подумав, Волк скрепил звенья в цепь и обернул вокруг тела. Ярь не подчинялась Ливию, поэтому цепь Арьял совсем не мешала.

Дорогу обратно найти было несложно. Тюрьма крепости Осецин оставалась такой же тихой и заброшенной, как и в момент спуска. Ливию хотелось позаглядывать, спуститься ниже, к самой глубокой камере, но делать этого не стал. «Некультурно как-то. И так напросился», — думал он.

Древность нижнего уровня Осецина теперь сияла, как драгоценный камень под лучами солнца. От огромных блоков стен струились силы, о которых в Централе уже успели забыть. Древние народы, драконы — Ливий чувствовал историю, которую нехотя, будто выйдя из сна, рассказывал Осецин.

Каждая открытая камера была для Волка книгой. Проходя мимо, он видел те эмоции, которые испытывал человек, заточенный там раньше. Злость, обида, чистая ярость — их было больше всего. Иногда Ливий чувствовал раскаяние и смирение, но реже всего Волк видел спокойствие и гармонию. В тихих стенах Осецина некоторые узники обретали безмятежность.

«Кого-то избивают», — подумал Ливий, когда до него донеслись знакомые звуки.

В коридоре, у самого входа в крепость, лежал Тюремщик. Перед ним стояли двое, у одного на поясе был меч, у второго — топор. В Осецине оставался только Тюремщик, поэтому в оружии не было нужды: с древним хозяином крепости можно было разобраться и голыми руками.

— Говори, где хранишь всё ценное, старик, — сказал мужчина с мечом.

— Поуважительнее с самим Тюремщиком! — с ухмылкой произнес второй.

— Уходите.

Голос Тюремщика остался таким же — сухим и глубоким, как высохший колодец в пустыне. Бандитов это явно не впечатлило.

— Уходить? Мы тебе не наш глава, который забрал всех полезных ребят и ушел. Здесь осталось что-то ценное, ведь так? Говори, старик, мы умеем пытать людей, даже не сомневайся. И на твой возраст не посмотрим. Я с тобой еще нежно говорю, а вот друг мой вертухаев не любит, поэтому сейчас очень, очень сильно сдерживается, понимаешь?

Мужчины резко повернулись, когда Ливий показался в конце коридора.

— А ты кто такой?

— Заключенный, — пожал плечами Волк.

— Заключенный? Ха-ха! — усмехнулся мечник. — Неужели из тех, кто не заинтересовал главу? Сидел все это время в камере, пока старый пень охранял тебя? Ну и неудачник же ты.

«Они Мастера. Гораздо сильнее меня сейчас», — подумал Ливий, совсем не волнуясь об этом. Он не видел в бандитах из «Единства» перед собой достойных противников. Все, что они могли показать — это грубую силу и техники, основанные на яри и планетах.

— Главу я вашего все же заинтересовал, — улыбнулся Ливий. — А от Тюремщика отстаньте.

— Ты что, с голодухи башкой тронулся?

Мечник оказался перед Волком. Кулак бандита двигался к груди Ливия — это не была техника, но удар оказался быстрым и сильным. Ладонь Волка двинулась навстречу. Яри не было, планеты не отзывались, ведь вместе с Гашением Солнца замолчали и они. Но все это было лишним.

Когда ладонь Ливия столкнулась с кулаком, врага перевернуло и подбросило вверх. Ладонь Волка сомкнулась на запястье бандита, и сила, вложенная врагом в удар, прокатилась по руке снизу вверх. Конечность сломалась в десятках мест, но отраженная сила удара продолжала двигаться, пока не переломала позвоночник.

— Ублюдок! — прокричал второй враг, выхватывая топор.

В глазах противника Ливий был сильным мастером, который применил редкую технику. Но Волк не пользовался силой. Все, что он делал — это возвращал вражеские атаки обратно, не открывая ни Волю Воды, ни Волю Воздуха. В этом не было и Стиля Воды: Волнолома, переработанной техники Бай-то. Все это стало лишним, ведь Ливий видел потоки и суть вещей.

Топор столкнулся с ладонью, которая плавно коснулась клинка. В ту же секунду голова врага отделилась от тела, будто на шею обрушил топор профессиональный палач.

— Спасибо за помощь, — обратился Ливий к Тюремщику. Хозяин Осецина уже встал и сейчас просто смотрел на еще живого врага, который стонал и пытался Венерой восстановить позвоночник.

— Уходи, — сказал Тюремщик.

Вежливости в хозяине Осецина не прибавилось. Враг наконец-то смог подняться. Меч с его пояса оказался в руке, и боец «Единства» сделал укол, целясь Ливию в сердце.

Ладонь столкнулась с клинком — и враг уронил оружие, хватаясь за сердце. В органе зияла дыра.

«Он плох с Венерой. Залечил спину — и все на этом», — подумал Ливий.

— Твоя техника, — заговорил Тюремщик.

— У нее нет названия, — ответил Волк.

— Есть. «Безнаказанность».

Больше Тюремщик ничего не говорил. «Наверное, и не стоит ждать продолжения», — подумал Ливий. Ему было что сказать.