Жена двух генералов драконов (СИ). Страница 14

Ветра не было.

Значит, записку не сдуло.

Её взяли.

Сердце сжалось. Не от страха, а от надежды. Потому что если её взяли — это значит, он был здесь.

Он прочитал.

Я подошла к камню, на котором стояла свеча.

Она была там, где я её оставила.

Пламя было потушено, словно чья-то рука осторожно загасила его. Я осторожно прикоснулась к воску. Он был холодным и старым, как будто пережил множество ночей, хотя это было вовсе не так.

Но что-то привлекло моё внимание.

Среди застывших капель — одинокий лепесток.

Белый. Тонкий. Слабо пахнущий розой.

Мой лепесток.

От той самой розы, что я прижимала к груди, когда он был жив. Когда он называл меня «своим светом».

Я подняла лепесток и поднесла его к лицу. Его аромат был таким же, как тогда. Я почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. Но это были слёзы радости. Я знала, что он был здесь. Знала, что он прочитал мою записку. И что он всё ещё думает обо мне.

Лепесток в руке шептал: «Он здесь. Он жив. Он с тобой».

Я держала его в руке, словно хрупкий артефакт из прошлого, и ощущала, как он дрожит между моими пальцами.

Этот шёпот был не звуком, а чувством, которое пронзало меня, как острый нож. Но это была не боль, а нечто большее — ощущение жизни, которое возвращало меня к реальности.

Я улыбнулась.

Впервые за два месяца.

Глава 28

Это была не улыбка мести или горечи, а улыбка возвращения. Возвращение к себе, к жизни, к той радости, которую я когда-то знала. Я больше не была одинока. Я не была жертвой. Я была его выбором.

В тот момент я почувствовала, как весь мир вокруг меня изменился. Я больше не была той девушкой, которая потеряла всё. Я была той, кто нашла себя. И я знала, что впереди меня ждёт новая жизнь.

Я бросилась в дом. Сердце билось в горле, мысли путались. Какое-то странное воодушевление пронзило каждое мое движение. В воздухе витало напряжение, словно невидимая сила тянула меня к чему-то, чего я не могла объяснить.

Я не стала звать слуг. Их голоса могли бы разрушить хрупкую тишину, которую я так бережно хранила. Я не стала стучать в двери, хотя руки дрожали, а пальцы едва касались холодного дерева. Я боялась, что этот звук разрушит мою тайну, что кто-то может услышать и узнать то, что я так тщательно скрывала.

Я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я нашла способ говорить с ним.

Это была моя тайна, моя личная магия, которая связывала меня с любимым, несмотря на все преграды и расстояния.

Я не могла позволить, чтобы этот секрет был раскрыт.

Это было слишком важно, слишком дорого для меня.

Я направилась в его кабинет. Кабинет моего мужа. Который сейчас занял Агостон.

Тот самый, где он проводил долгие ночи, склонившись над бумагами, погруженный в свои мысли.

Дверь, ведущая в кабинет, была приоткрыта, как будто приглашая меня войти.

Я осторожно заглянула внутрь. Кабинет встретил меня тишиной, нарушаемой лишь тихим тиканьем часов.

Пусто. Никого.

Книги на полках.

Карты на стене.

Чернильница с пером, словно только что использованным, стояла на столе, придавая комнате ощущение незаконченности какого-то важного дела.

Никого.

Каждый раз, когда я входила в этот кабинет после смерти мужа, я верила в то, что увижу его.

Иногда у меня наступали моменты просветления.

Я почему-то была уверена, что он там. И эта обманчивая мысль приносила мне временный покой. Пока я не осознавала, что кабинет пуст. Анталя там нет. И больше никогда не будет.

Кабинет был пуст, как и моя душа в тот момент. Я почувствовала легкое разочарование, но тут же услышала голоса, доносившиеся из холла.

Это были голоса Агостона и доктора Меривезера. Они говорили обо мне.

— Она стала чуть живее, чем раньше, — сказал доктор. — Но я не понимаю, что изменилось. Быть может, и правда, буря? Нет, я, конечно, видел, как люди оправляются от горя, но не настолько быстро, словно кто-то щелкнул пальцами.

— Вот это меня и смущает, — ответил Агостон. Его голос казался далеким.

— Это может быть хуже, — прошептал доктор. — Я начинаю бояться безумия. Иногда человек доходит до какого-то предела…

— Погодите! — перебил его Агостон. — Моя жена не безумна!

Я подошла к столу. Он был из тёмного дерева, покрыт

ого царапинами и следами времени, словно старый друг, который видел многое. На столе лежал открытый дневник. Его обложка была из мягкой кожи, украшенной тиснением в виде герба — стилизованного меча и щита.

Я взяла дневник в руки и почувствовала, как сердце забилось быстрее.

Его почерк — знакомый, холодный, как лёд, и такой же бесчувственный, как взгляд человека, который его оставил.

Я не хотела это читать. Не хотела погружаться в его тайны, не хотела видеть, что он скрывал. Но рука сама потянулась к странице.

Я открыла дневник и увидела, что последняя запись свежая, словно её сделали только что.

Страница была свежей, словно только что вырванной из тетради. Я жадно впилась глазами в строки, как будто они могли рассказать мне нечто важное, нечто, что я отчаянно искала.

Глава 29

Перелистнув страницу, я увидела предыдущую запись, и сердце моё сжалось. В горле образовался ком, который я не могла проглотить, как будто он был сделан из свинца.

Я перечитала строки, пытаясь понять, что они означают. Каждое слово, каждая буква проникали в меня, как холодные иглы. Я перечитывала снова и снова.

«Он меня любит!», — пронеслось внутри, словно насмешка. — «Любит!».

И тут же все разорвалось от боли. Он писал о любви! О любви ко мне! Он словно вымаливал меня у судьбы… И… за это поплатился жизнью мой любимый муж! Все из-за любви… Из-за темной, порочной страсти ко мне.

В этот момент всё внутри меня взорвалось, как будто невидимая сила разорвала меня на части.

Сердце бешено колотилось, заглушая все остальные звуки, а руки дрожали так сильно, что я едва могла удержать листок бумаги.

Он трепетал в моих пальцах, словно живая птица, отчаянно пытающаяся вырваться. Я не могла отвести от него взгляда, чувствуя, как слова, написанные на нём, проникают в самую глубину моей души.

— Убийца… — прошептала я едва слышно, но в тишине комнаты мой голос прозвучал как раскат грома.

Слова, которые я произнесла, были не просто обвинением, а целой бурей эмоций, накопившихся во мне за все время траура. Я чувствовала, как гнев, страх и отчаяние скручиваются в тугой узел внутри меня.

— Убийца… — повторила я, на этот раз громче, словно пытаясь убедить саму себя в том, что это правда. Я не могла больше скрывать то, что чувствовала. Убийца… Это слово эхом разносилось по комнате, отражаясь от стен и возвращаясь ко мне, как насмешка.

— Вот она — правда, которую мне не говорят… — прошептала я, глядя на листок бумаги, который всё ещё дрожал в моих руках. Я чувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, но не могла позволить себе заплакать.

Он не просто не спас.

Он предал.

Он похоронил его живым, чтобы забрать меня.

Чтобы стать моим мужем.

И я — его трофей.

Схватила лист бумаги, как последний глоток воздуха. Перо в моих дрожащих пальцах казалось холодным и тяжёлым. Чернильная капля упала на стол, растекаясь тёмным пятном. Но я не обращала внимания. Мир вокруг меня исчез, остался только я и мои мысли.

Я писала слова, будто они были заклинанием, которое могло изменить судьбу. Каждое из них выходило из-под пера с трудом, словно я вытягивала их из самой глубины души.

Каждое из них выходило из-под пера с трудом, но я продолжала.

«Я жду тебя на балу. Через три дня. Как тогда,» — вывела я на бумаге. Эти строки были наполнены болью и тоской, но в них теплилась надежда. Я не стала добавлять «твоя» или «Элис». Он знал всё и так.

Положила дневник на место. Так же, как он лежал.

Чтобы никто не догадался о том, что я знаю. А затем, стараясь не привлекать внимания, тихо выскользнула из комнаты.