Мисс Эндерсон и её странности (СИ). Страница 49

Передышка вышла короткой — не слишком-то хотелось задерживать Кимберли, которая, выбегая на улицу в спешке, не успела застегнуть пуговицы шубки, а потом, во время волнительного разговора, и вовсе позабыла про них.

— Когда посчитаете, что время пришло, обратитесь в Управление. Вам помогут составить заявление о пропаже человека. Я надеюсь, что до этого не дойдёт, — Кей заглянул Кимберли в глаза. — Но давать обещания мне запрещено. До свидания, миссис Меллиган.

Он развернулся, не дожидаясь ответного прощания.

Давать какие бы то ни было обещания сотрудникам Управления в самом деле запрещали. В трудовом договоре, который читала, на совесть Иоса, двадцатая часть всех новых работников, даже существовала отдельная строчка. Что-то наподобие: «категорически запрещено внушать пострадавшим надежды на справедливость, которые, по независящим от Управления общественной безопасности обстоятельствам, могут оказаться ложными…».

— О чём всё-таки вы хотели поговорить с Бернис? — Последний вопрос Кимберли прилетел Кею в спину снежным комом, отскочил и рассыпался на множество снежинок.

Кей обернулся и взглянул на миссис Меллиган слегка снисходительно:

— Думаю, Бернис сама вам об этом расскажет.

Намерения Бернис были прозрачными, как горный хрусталь.

Бернис никогда не считала себя трусливой. И всё-таки письмо Кея зародило в её душе сомнения. Причём вот какая любопытная деталь: напиши эти же самые слова кто-нибудь другой, и Бернис лишь посмеялась бы над излишней тревожностью отправителя.

Но Кей, в общем-то, никогда не был тем, кто стал бы запугивать старого друга непроверенной информацией.

И он работает в Управлении, что значит — ему априори известно чуть больше, чем простому жителю Леберлинга.

О том, куда именно следует уехать, Кей не писал. Но он оставил намёк, который сторонний наблюдатель вряд ли смог бы считать и принял бы, скорее, за романтичную бессмыслицу (к ней, признаем честно, Кей тоже питал некоторую слабость).

В письме была фразочка в духе «прогуляться вдоль радуги». Глупее вряд ли удастся придумать.

Однако, едва прочитав её, Бернис вспомнила рассказы Кея о городке со славным названием Олтер. Радужная улица была именно в этом городке. На картах, вне всяких сомнений, удалось бы отыскать ещё с десяток Радужных улиц, но рассказывал Кей только об одной. Олтерской.

Бернис умела легко и незатейливо подстраиваться под быстро сменяющиеся обстоятельства.

Так, размышляя об Олтере, Бернис вспомнила о Ланни, с которой они дружили ещё в университетские имена. Пути мага Ланни предпочла путь любимой женщины и матери. Избранник увёз её поближе к родине, а именно — в Олтер. Расставаясь, Бернис и Ланни договорились обязательно как-нибудь встретиться, вспомнить былое и обсудить грядущее. Но за полтора года, прошедших после выпуска из университета, до сих пор не осуществили свои планы.

Ланни говорила, что жених её работает в администрации Олтера.

Бернис не поленилась, сразу после занятий дошла до кабинета, занимаемого директором Олд-Вейса. Это было единственное место во всей школе, где имеется телефон. И даже наличие одного-единственного телефона уже возвышало Олд-Вейс над соседними учебными заведениями, лишенными такой привилегии.

Ланни стала миссис Элмерз.

Так что, дозвонившись до администрации, Бернис попросила позвать к телефону не кого иного, как мистера Элмерз, и такой среди сотрудников всё-таки обнаружился. Бернис и не сомневалась, что за каких-то полтора года он, человек консервативный, не успеет изменить своему привычному рабочему месту.

— Мистер Элмерз, — проворковала она в трубку. — Это Бернис, Бернис Меллиган, подруга Ланни. Вы помните меня?

Чтобы различить, какие именно слова произносит её собеседник, пришлось напрячься — искаженные расстоянием, они представляли из себя скорее невнятное шипение, чем чёткую и грамотную речь.

— Мисс Меллиган. Да, я помню вас.

— Я вознамерилась навестить ваш городок. Ни на что не намекаю, однако же, если Ланни вдруг захочет встретиться со мной, передайте ей, что я буду на вокзале завтра в районе девяти утра. Я буду рада её увидеть.

Бернис прервала звонок прежде, чем мистер Элмерз успел задать хотя бы один вопрос. Поскольку ответ Бернис повлёк бы за собой новые вопросы, а ей совсем не хотелось надолго здесь застрять. Она заняла директорский кабинет в самый подходящий момент — как раз тогда, когда руководство школы ушло на обед. Однако свойство обеденного перерыва таково, что он имеет свойство быстро заканчиваться. А Бернис не хотелось, чтобы директор или его секретари всё-таки стали свидетелями её разговора.

Если всё настолько секретно, то лучше уж сделать так, чтобы никто в Леберлинге не знал, куда всё-таки отправляется Бернис.

Директора, мужчину в почтенном возрасте, Бернис повстречала уже в холле первого этажа — то есть тогда, когда ничего не выдавало её причастность к телефонному звонку. Остановилась напротив, приветливо улыбнулась. Директор, как и во все другие их встречи, поинтересовался, как идёт образовательный процесс у её учеников. И Бернис ответила, что, в общем-то, идёт всё весьма и весьма неплохо. Как и прежде.

Директор пожелал ей приятных выходных, и Бернис доброжелательно приняла пожелание.

Какое-нибудь приятное событие за её выходные обязательно должно произойти. А иначе впору будет выдвинуть Кею, кардинально изменившему её планы на ближайшие два дня, обвинение. И запретить обращаться к знакомым адвокатам.

…Поезда в Глейменсе было явление чуть менее редким, чем телефонные аппараты.

И всё-таки воспользоваться ими можно было лишь в исключительных случаях. Хотя бы по той причине, что ходили они редко, лишь по определенным дням.

Бернис повезло: поезд, следующий до Олтера, как раз принимал пассажиров сегодняшним вечером. Взявшись за письмо, Кей будто бы учёл даже это. Жаль только, не положил билет. Пришлось брать его втридорога, у перекупщиков, что снуют по вокзальной площади сутки напролёт. Эти воришки без лишней скромности пользуются законным правом каждого пассажира — брать на руки до пяти билетов одновременно. Места в поезде разлетаются мгновенно, но настоящим путешественникам принадлежит в лучшем случае десятая их часть. И честным пассажирам, которые не успели занять место у касс в самом начале продажи билетов, то есть, ровно за трое суток, приходится передавать честно заработанные деньги в руки жадным воришкам.

Перекупщики как явление успешно продолжали существовать. Ведь даже два проданных билета из пяти уже сулили им выгоду. Что ещё забавнее, так это то, что руководство вокзала не могло ничего противопоставить этим жуликам. Не продать им билеты запрещал закон. А попросту прогнать с вокзала не давала совесть — ведь сколько людей в таком случае не доберутся до места назначения?

Большую часть времени вокзал Леберлинга оставался местом тихим и полупустым.

Но не тогда, когда на него пребывал поезд, следующий до Олтера. Вокзал наполнялся людьми, среди которых становилось легко затеряться. Бернис собственными глазами наблюдала за тем, как за какой-то несчастный час свободное пространство, ведущее вдоль железнодорожных путей, наполнилось людьми.

Их можно было даже поделить на несколько категорий.

Во-первых, это были семьи — суматошная мать и иногда безразличный отец, куча детишек, сумок и изредка бабушки и дедушки. Цель их путешествия, не стоит и сомневаться, была примерно такой: объединение с родственниками. Юбилей, свадьба или прощание — три повода, которые способствуют встрече с роднёй.

Во-вторых, это были вечные работяги. Иные из них даже не нуждались в саквояже, но не могли обойтись без портфелей с бумагами, которые эти работяги ценили больше собственной жизни. Их можно было разделить ещё на два типа. Те, что выглядят более опрятными и грудятся у головы поезда, у более просторных и дорогих вагонов. И те, которых работа замучила до полусмерти — они разбросаны по остальной длине перрона.

В-третьих, это были странники. В большинстве своём — одинокие, но иногда и скучковавшиеся, так, наверное, теплее. Группа самая вариативная. И, как следствие, самая непредсказуемая.