Госпожа Медвежьего угла (СИ). Страница 80

По мнению сестер, судьба их семьи действительно была слишком трагичной. И виновата во всем была ненавистная Валенсия.

Ну ничего, они обязательно отомстят! Той просто нужно было немного подождать.

Глава 102

Дав пару минут на общение, сопровождающая монахиня поторопила их.

– Нам пора, – напомнила она.

Ралин немедленно изобразила на лице жалостливое выражение.

– Мы так давно не видели матери, – плаксивым голосом сказала она, а после сложила руки в молитвенном жесте. – Нас несправедливо осудили и разделили, – на ее глазах появились слезы. – Можно нам хотя бы просто поговорить?

Монахиня поджала губы, переводя недовольный взгляд с женщины на ее, по-видимому, дочерей. Служительница Создателя не была глупой: за свою жизнь она видела достаточно уловок, чтобы понять, что перед ней разыгрывали спектакль.

– Длительное общение между кающимися исключено, – заключила она. Ее взгляд стал тверже. – Идемте.

Ралин с Келиной не оставалось ничего иного, как смириться. Иглена бросила ненавидящий взгляд на монахиню, но как можно скорее постаралась скрыть негодование.

– Идите, милые мои, – ласково произнесла она и погладила стоящую ближе Келину по плечу. – Мама любит вас. Мы еще встретимся.

– Мама! – дружно заголосили девушки, всхлипывая.

Монахиня подавила желание закатить глаза от столь очевидной игры, но промолчала.

После этого они все-таки добрались до келий. Когда сестры вошли в свои комнаты, они были поражены.

Кельи представляли собой крошечные помещения, в которых кроме узких жестких кроватей были еще небольшие деревянные столы. На стене напротив каждой из кроватей висел крест в круге, перед которым необходимо было молиться. Постельное белье представляло собой нечто тонкое и грубое.

В дороге, когда сестрам приходилось спать под открытым небом на земле, каждая из них надеялась, что в конце пути их хотя бы будут ждать кровати. Вот только глядя на спальные места, Ралин с Келиной начали понимать, что никаких удобств им предоставлять никто не собирался.

На столе сейчас в каждой комнате стояло по тазу, рядом лежали грубые тряпки. На кровати кроме постельного белья лежали коричневые платья и серые платки, точно такие же, какой они видели на своей матери не так давно.

– Приводите себя в порядок и переодевайтесь, – бросила сестра-монахиня и осталась в коридоре.

После того как они закончили с делами, она отвела их к печи, где сестры были вынуждены сжечь старые одежды, а после их разделили, отправив на разные задания.

Ралин отправилась на кухню помогать с готовкой. Келину отвели в прачечную – стирать одежду.

Уже к вечеру тем, кто следил за ними, стало ясно, что обе девушки безрукие. Они больше портили, чем делали.

На следующий день монахини поставили их на другие дела. Но и там они не справились.

На третий день им назначили иные задания. И опять Ралин с Келиной больше ломали, чем приносили пользу.

Сестры-монахини заподозрили их в том, что они таким способом пытались избежать физического труда. Они уже встречались с подобными людьми. Некоторые, чтобы убедить других в своей неуклюжести и природной неловкости, намеренно все портили или ломали, чтобы остальные оставили их в покое.

– Вот как, – пробормотала сестра Агнесс, когда Ралин и Келину привели к ней.

– Мы не специально, сестра Агнесс! – торопливо крикнула Ралин, заламывая руки. – Нас просто не учили…

Агнесс не поверила в такое объяснение. Она знала, что девушки не аристократки, а обычные селянки. В какой деревенской семье девицы не могли стирать или подметать полы? Это просто смешно!

– По десять шлепков каждой, – вынесла она вердикт. – Затем отправьте их на свинарник. Уж отходы перекидывать с места на место много ума не надо.

Если Ралин и Келина хотели что-то сказать, то им не дали и шанса. Быстро отвели в комнату наказаний, задрали подолы и выпороли плоскими дощечками.

После этого они обе начали понимать, что их привычные уловки с противными монашками не сработают.

Пару месяцев им пришлось прилежно убираться за гадкими животными, только потом им поручили другую работу. Менее грязной и ненавистной она не была – им пришлось мыть полы в монастыре.

Все это время они если и видели свою мать, то лишь мельком, когда их конвоировали к очередной задаче.

Сама Иглена прошла через что-то подобное. Поначалу она тоже попыталась сделать вид, что от природы слишком неуклюжа и способна доставить больше забот, чем пользы, но монахини резко пресекли все ее начинания.

Иглене пришлось работать. Хотя ее «карьера» так и застопорилась на мытье полов. Казалось, мерзкие святоши считали, что чем грязней работа, тем быстрее Иглена покается.

Какие наивные мысли.

Ее ненависть стала только сильней!

Каждый день, ложась спать и просыпаясь, Иглена мечтала о том, как однажды она вцепится в лицо одной паршивке, которая посмела сломать ее семье жизнь.

О дочерях Иглена не особо беспокоилась, больше ее волновала собственная судьба и то, что ей приходилось без конца гнуть спину и пресмыкаться перед напыщенными монашками.

Иглена мечтала сбежать. Каждый день она пыталась найти лазейку, которая позволила бы ей улизнуть. К сожалению, это оказалось не так просто, как ей виделось поначалу.

Становилось понятно – сбежать получится лишь после того, как она получит право покидать стены монастыря для помощи различным старикам и калекам в городе.

Как только она поняла это, то сделала все, что могла, чтобы получить одобрение со стороны монашек. Поначалу ничего не менялось, но Иглена могла быть упорной. Она больше молчала, держала голову низко и выполняла назначенную ей работу без ропота.

Через пару месяцев ее старания начали приносить результаты. Поначалу ей поручали только самые грязные и отдаленные коридоры – те, о которых обычно никто не вспоминал до последнего. Но со временем ее терпение окупилось: ей стали доверять уборку в центральных помещениях.

– Твоя работа на сегодня, – произнесла сестра-смотрительница, указывая на ряд одинаково унылых дверей. – Начни с этой комнаты. И не забудь: все должно быть безупречно чистым.

Иглена кивнула, сохраняя кроткий вид. Кто бы только знал, каких трудов ей стоила эта покорность. В душе она топтала лицо смотрительницы и насмехалась над ней, но внешне пыталась никак этого не показывать.

Открыв дверь, Иглена остановилась, окидывая помещение быстрым взглядом. Это был чей-то кабинет.

Свитки на массивном деревянном столе были тщательно разложены. Пара стульев с высокими спинками выглядели такими же неудобными, как и вся остальная мебель в этом убогом месте.

Шагнув вперед, Иглена поставила ведро и сунула в него тряпку, привычно подавляя отвращение. Когда она выпрямилась, то ее взгляд упал на висящий на стене портрет. Он был старым, но краски все еще хорошо сохранились.

Что-то в нем привлекло внимание Иглены. Она прищурилась, осматривая изображение очередной святоши. Девушка на картине была молода. Голова монахини была покрыта светлым платком. Лицо было спокойным, а на губах играла слабая умиротворенная улыбка.

Иглена скривилась. Больше всего она ненавидела таких вот людей.

– Что стоишь? – спросила ее вошедшая смотрительница.

Иглена немедленно стерла с лица любое выражение и наклонила голову.

– Задумалась, простите, – пробормотала она и принялась за работу.

Уже вечером, собираясь лечь спать, Иглена внезапно осознала, почему портрет привлек ее внимание.

Девушка на портрете была очень похожа на мерзкую гадину, из-за которой жизнь Иглены превратилась в настоящий кошмар.

Глава 103

Иглене пришлось проявить смекалку и терпение, чтобы узнать, кем была изображенная на портрете монахиня.

Конечно, сразу расспрашивать она не стала, понимая, что ее интерес мог вызвать подозрения. Лишь позже, когда ей в очередной раз привели мыть полы в знакомой комнате, она будто мимоходом спросила сопровождающую ее смотрительницу о том, кем была дева на картине.