Невестам положено плакать (СИ). Страница 16

Замечание охотника смутило Гленну. Она отчаянно хотела перевести разговор в другое русло, пока румянец не запылал на её щеках, выдавая смятение, которое вызвали в ней искренние слова почти незнакомого юноши. К счастью, повод для беседы нашёлся тут же. Лохматый пёс Пурка радостно бежал впереди, периодически оглядываясь: не отстали ли люди, следовавшие за ним?

– Я раньше не видела таких собак, это какая-то особая масть?

Борс заметно оживился. Его лицо озаряла та самая улыбка, которая делала его непозволительно юным

– Да, я им горжусь! Один лорд хотел купить его у меня за целый фунт. Таких как он много столетий назад начали разводить в этих землях. Собаки с острым чутьём, которые помогали в охоте на птиц. Их звани агасес.

– А почему у него такая кличка? – спросила Гленна.

Казалось, Борс вновь смутился.

– Псы таких пород благородны, поэтому и имя у них должно быть благородным.

Борс замялся. Гленна подумала, что «Пурка» звучит не очень изысканно.

– Вообще-то его зовут Пурко'й, на французский манер. Такое же имя носил пёс одной королевы, его выбрал заводчик, от которого мне достался щенок.. Только уж больно мне непривычно было.

Сказав так, Борс быстрым движением, не смотря на короб за спиной, подхватил большую палку с тропы и бросил её в траву. Пурка, который до этого, казалось, занимался своими делами и не особенно обращал внимание на хозяина, тут же сорвался с места и побежал следом. Трава и молодая поросль скрыла собаку целиком. Через несколько мгновений Пурка вернулся, с найденной палкой.

– Можно мне тоже попробовать? – спросила Гленна.

Борс кивнул, протягивая узловатый сучок. Пёс будто бы этого и ждал. Он радовался тому, что в игру включилась и новая знакомая. Пурка подпрыгивал на задних лапах, норовя оставить след на дорогом бархате накидки.

– Пурка, не смей прыгать! – одёрнул его охотник, но пёс уже летел следом за палкой, задирая лапы и размахивая длинными кудрявыми ушами.

– Он славный, – сказала Гленна, которую совсем не волновали земляные следы на полах дорогого наряда.

– Да, славный, – подтвердил Борс.

Гленне больше не мерещилась ночь, а запах парного мяса она перестала ощущать. Они шли по лесной тропе, почти всё время храня молчание. Порой Борс видел какую-то птицу или растение и заводил рассказ о его свойствах или повериях, которые были с ними связаны. Пару раз, он говорил с Гленной на гэльском. Он плохо знал язык, но старался.

– Далеко ли море? – спросила Гленна спустя час пути.

– Далеко, – коротко ответил Борс, – но когда мы доберёмся до деревни, я смогу разузнать, не едет ли кто в ту сторону.

Гленна нахмурилась. Было кое-что, что не давало ей покоя, не смотря на всё тепло, которое излучал Борс.

– Я неправильно вас понял, леди? - спросил он, почувствовав её смятение.

– Нет, я действительно хотела бы вернуться домой, в Ирландию. Клятвы, которые меня здесь держали исполнены. Только вот я не понимаю, почему вы так охотно мне помогаете.

Борс рассмеялся.

– Почему бы и не помочь? Сегодня я вам помогу, завтра ещё кому, а послезавтра помощь понадобится мне и какой-то незнакомец выручит.

Если бы люди не помогали друг другу время от времени – давно бы уже род наш исчез с лица земли. Ведь беда может прийти на порог к каждому, или, напротив, выгнать человека из дому. Может и вы, однажды, покажете дорогу заблудшему и спасёте этим ему жизнь.

Гленна промолчала. Она не знала, что ответить, но слова Борса отпечатались в её памяти навсегда. Скорее всего потому, что ей, недавно пережившей кошмар наяву, очень хотелось верить в людей, в то, что среди них есть кто-то противоположный Тибальду и его соратникам.

Пусть кольцо не явило волшебства: рыцарь не спустился к ней с небес в сиянии славы. Только оно привело к ней Борса с его добрым сердцем и мохнатым псом. Это тоже было чудо, хоть и совсем иного рода. Земное, спасительное потому, что в него было легко поверить.

***

Вайтберри вовсе не был крохотной деревушкой, какой её описывал Борс. По крайней мере, Гленна ждала совершенно иного. Девушка поняла, что они близко, когда лес сменился засеянными полями, окружёнными низкими каменными заборчиками. Те точно росли из земли, сложенные из древних валунов и покрытые мхом. Меж ними змеилась грунтовая дорога, на удивление хорошая. Она была узкой, такой, по которой могла проехать одна повозка. Совершенно было неясно, что делать, если навстречу выедет другая. На перекрёстке стоял камень. Прямой и высокий, он был выше Гленны. Бесконечные вязи и узоры узлов складывались то в христианские кресты, то в клубки змей, то в символы луны и солнца, какими простые женщины иногда украшали свои рабочие передники.

Гленна остановилась у камня, вглядываясь в переплетение символов. Она удивлялась тому, как столь разные по значению изображения укладываются в гармоничный узор. Строгая красота камня завораживала.

– Он тут стоит уже два поколения, – сказал Борс, заметив искренний интерес девушки, – когда случается что-то значимое, кто-то из мужчин деревни приходит сюда и добавляет новый узор. Красивая традиция, многие думают, что это делает камень живым.

Гленна проследила кончиком пальцев путь трудной вязи, складывающейся в бесконечный узел. Эти знаки отличались от тех, которые старый колдун рисовал красным на теле несчастно Оноры и белым на больших валунах свадебного холма. Они не пугали девушку.

– В Ирландии много историй о героях и поэтах, которые прожили столь долгую жизнь, что уснули и превратились в стоячие камни. Мы чтим их потому, что у них людская душа.

Борс улыбнулся. Очевидно было, что он рад её ответу. Гленна улыбнулась в ответ. Ночь отступила так далеко, что казалась ненастоящей.

Они вошли в деревню. На улице ребятишки играли с позвонками животных, разложив их на земле. Подобная забава была знакома Гленне, как и, должно быть, почти всем детям по обе стороны пролива. Молодая женщина о чём-то спорила с соседкой. Да так быстро, что Гленна едва успевала различать хоть какие-то слова нерадного языка. Мужчина, чинивший сплетённый из ветвей ивы забор, махнул Борсу рукой, приветствуя охотника, а тот кивнул ему в ответ. Главная улица была длинной, полной людей, которые жили в аккуратных и не очень домах, крыши которых покрывала свежая солома. У придорожной канавы щипали молодую траву гуси. Они дружно, зашипели, когда Пурка подбежал слишком близко, весело виляя хвостом. Их грозное предупреждение звучало внушительнее, чем голос Борса:

– Пурка, фу! Оставь их!

Пёс послушался, совершенно не расстроившись. Он деловито принюхивался: в деревне было немало интересного. Гуси с ликованием загоготали, принимая побег собаки за собственную победу.

– Ты родом отсюда? – спросила Гленна.

– Нет, леди, я неместный.

Гленна хотела спросить ещё что-то о его происхождении, может быть о семье. Подобные разговоры были в порядке вещей. Только то, как он нахмурился, насторожило девушку. Она почувствовала, что Борс не хочет отвечать на такие вопросы. Ей, как никому другому, было понятно нежелание говорить о семье. Возможно, у Борса тоже были свои тайны, с этим связанные. Может быть и он незаконорождённый сын кого-то из местных лордов?

«Не выдумывай небылиц, Гленна, о человека, которого не знаешь», – ругала себя девушка.

Они прошли через деревню насквозь. Пересекли пролесок, затем большие поля с первыми всходами льна и пшеницы. Дом, который располагался на отшибе, был виден издалека. На холм взбиралась дорожка, из печной трубы, не смотря на тёплую погоду, тянулся дым. В воздухе пахло теплом и дровяной печью.

– Ты никак к нам идёшь, Борс? – окликнул кто-то охотника.

Голос принадлежал взрослому мужчине. Он был одет так, как одеваются на пасеку пчеловоды.

– Верно, – ответил Борс.

– Парное мясо?

Борс кивунул, будто бы не обратил внимание, что задавая этот вопрос, хозяин внимательно смотрел вовсе не на короб, полный добычи, и не на двух селезней, болтавшихся подвешенными за петли в крышке. Тот совершенно не таясь разглядывал Гленну, отчего ей захотелось поплотнее закутаться в плащ, хотя холодно не было.