Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2 (СИ). Страница 44

Он сидел за низким столом. Без брони, но не менее опасный. Лицо, как выточенное из сухого дерева. Глаза — старые. Настоящие. Не в смысле возраста, а в смысле чего-то, что было до всего этого.

Он не встал, не поздоровался. Только посмотрел. Будто сквозь меня.

— Ты куда-то исчез, — сказал он тихо, почти буднично. — Десять дней. Даже метка молчала.

Я почувствовал зуд на запястье и машинально почесал кожу, где под ней будто зажглось — как напоминание: тебя держат, парень, не забывай.

— Засосало, — ответил я. — Лабиринт. Не знаю, как. Всё произошло внезапно. А потом…

Потом я долго искал выход.

Он не отводил взгляда.

— Лабиринт. Конечно. Именно туда ты и попал, да?

Я промолчал.

Про вампиров — ни слова. Про одержимость — тем более.

Молчание — единственный щит, что у меня остался.

Он продолжил:

— Претендент, пропавший на десять дней, — это не просто неудобно. Это риск. Это трата ресурсов.

И… — он наклонился чуть вперёд, — если ты за две недели не смог достичь третьего уровня средоточия тела — ты мусор.

Ты просто сдохнешь.

Без пользы.

Как испорченный инструмент.

Внутри что-то ёкнуло, но я не отреагировал. Только глянул ему прямо в глаза:

— Удалось. Я достиг третьего уровня.

Молчание сгустилось. На пару секунд стало вообще невозможно дышать.

Он всё ещё смотрел. Потом, медленно, словно прислушиваясь к чему-то в себе, откинулся на спинку кресла.

— Хм. Правда?

Я не ответил. Он сам понял, что я не вру.

— Тогда так.

Ты отдыхаешь. Три дня. Потом приступаешь к тренировкам с основной группой. Испытание начнётся через неделю.

Ты должен быть готов.

Не наполовину. Не на словах. А на деле.

Он махнул рукой, словно закрывая тему.

— Убирайся.

Я кивнул. Развернулся. Сделал шаг к двери.

— И ещё, — его голос прозвучал уже в спину. — Если исчезнешь снова — метка сгорит вместе с рукой.

Неважно, где ты окажешься.

Я ничего не сказал.

Дверь закрылась.

Только тогда я выдохнул.

Он знал не всё. Пока.

И пусть так будет ещё немного.

Я не готов умереть.

Но и не готов снова стать пешкой.

Значит, пора научиться быть кем-то большим.

Я вышел из комнаты Старшего, чувствуя, как натянутое внутри постепенно начинает расслабляться. Но не исчезать. Просто отступает вглубь, затаившись до следующего сигнала тревоги.

Прошёл по пыльному коридору, спустился в подвал, где мне выделили койку. Холодный матрас, тонкое одеяло, голые стены.

Лёг. Закрыл глаза. Но сон не пришёл.

Какого чёрта я так спокойно это воспринимаю?

Когда это стало нормой — разговаривать с человеком, способным отрезать тебе руку по щелчку? Сидеть перед ним и врать в лицо, зная, что это может стоить жизни? Говорить о смертях, как о погоде?

Я пролежал, глядя в потолок.

Вспомнил сгоревший город.

Тех, кто кричал.

Тех, кто не кричал.

Тех, кого уже не было, когда я выбрался.

Месяц.

Чёртов месяц, и чуть меньше двух недель осталось.

Абсолют дал понять без двусмысленностей — проживёшь тридцать дней, и, возможно, вернёшься.

Возможно.

Он даже не обещал. Просто поставил условие.

А теперь вот метка.

Запястье зудело всё сильнее, как будто знало — я не забыл, просто пока не знаю, что с ней делать.

Может ли она сработать против меня в момент, когда я решу уйти?

Может ли что-то передавать, кроме координат? Мысли? Эмоции?

Контроль?

Надо будет проверить. Но осторожно.

Повернулся на бок.

Взгляд уткнулся в стену, на которой кто-то царапал пальцем — отсчёт дней? Чужой месяц?

Может, чей-то последний?

Зачем ему претенденты? — мысль не отпускала.

Старший — не выглядит фанатиком. Скорее, прагматик. Холодный, рациональный.

Значит, он вкладывает ресурсы не из благотворительности. Не просто так.

Что мы ему даём?

Зачем эти испытания?

Что можно получить такого, ради чего стоит растить пушечное мясо?

Сила?

Артефакт?

Контракт с кем-то выше?

Может, сам процесс отбора — это часть чего-то большего? Не всех же бросают в жерло. Кто-то, наверное, проходит. Кому-то везёт. А может — наоборот: выживает только тот, кто нужен.

Вопросов было слишком много. Ответов — ни одного.

Но было ощущение, что я где-то рядом с правдой.

Она не светилась, не кричала, не заманивала. Она воняла.

Как всё в этом месте.

Неправильное здесь всё.

Слишком много мрака.

И слишком мало смысла.

Но пока я жив — у меня ещё есть ход.

От начального месяца осталось две недели.

Надо дожить.

А потом — может быть — сделать так, чтобы больше никто не повторял этот путь.

Я всё пытался заснуть, но мысли были как мухи в закрытой комнате — назойливые, гудящие, неубиваемые.

Недавно… ведь совсем недавно, мой мир казался мне чужим. Слишком ровным, вылизанным, зажатым в рамки, как будто кто-то написал инструкции и заставил всех их соблюдать. Люди там не жили — функционировали. Проснись. Поешь. Иди. Работай. Возвращайся. Спи. Повтори.

Словно биороботы.

Без сбоев. Без огня.

Я плевался на это однообразие. Хотел настоящего. Движения. Вызова. Что ж… получил.

Потом был мир вампиров.

Город, чужие взгляды. Слова, в которых больше яда, чем смысла.

Поначалу — интересно. Потом — невыносимо.

Не знаю, что стало спусковым крючком.

Может, то, как на меня смотрели. Может, ощущение, что я — всего лишь пища с бонусами или инструмент.

А может, огонь внутри просто не выдержал.

И я сжёг всё к чертям.

Теперь вот этот мир.

Камень, пыль, чужие лица. Метка на запястье зудит, напоминая, что свободы нет. Ни в теле, ни в решениях.

Испытание. Смерти. Старший, который смотрит на людей, как на заготовки мяса.

И снова — не нравится.

Я уже не знал, что думать.

Три мира — и в каждом я чужой.

Каждый вызывает отторжение. В каждом — что-то ломается внутри. Или не сходится. Или бьёт в самое больное.

И вот вопрос:

А может, дело не в мирах?

Может, дело во мне?