Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ). Страница 77

Инструментов на новых кузниц и плотницких мастерских нужна тьма – сейчас это ближайшая задача. Но сделать их можно, все необходимые ресурсы у нас есть. И время, пока печи будут сохнуть. Пара недель на это уйдет точно.

Железо у нас есть! Натащили его довольно много, но я все равно хочу больше. Пусть лежит, оно есть не просит. Придет время – переплавим на что‑то полезное. До зимы надо сделать запас еще больше, поэтому я отправил туда целых тридцать человек. По сравнению с прошлым добыча возросла во много раз.

Места для кузниц и прочего мы наши, хотя в города с незанятым пространством напряженка. Но ничего, отыскали, и даже расположили все производство примерно в одном месте – так гораздо удобнее.

Одна из проблем, чуть ли не главная – обучение людей, поэтому занялись этим сразу. Макару и Лаптю я дал указание подыскивать тех, кто поумнее и хочет работать – их потом будем ставить старшими в новых кузницах и мастерских, хотя там все равно первые несколько месяцев будут проводиться лишь несложные работы.

Ну вроде все.

Начало перевооружения положено. «Русский чо ко ну» будем называть «многозарядным самострелом», чтоб меньше ломать язык китайскими словами. В принципе, так всем понятно.

Ночь над Иртышом стояла чёрная, глухая, беззвездная.

В узкой, покрашенной в темный цвет лодке, едва заметной среди темной воды, сидели трое. Сотник Черкас Александров сидел на носу, обернувшись к спутникам. Он не грёб, только вслушивался, смотрел, водил взглядом по берегам. Его дело – смотреть и решать, когда что делать. За веслами сидели Микита, невысокий и худощавый казак, считавшийся одним из лучших охотников в отряде, и спокойный широкоплечий Кондрат. Слышались только тихое поскрипывание уключин да еще более тихий плеск воды.

Черкас выбрал их не случайно. Сам он говорил мало, и спутники были такими же. В этом походе не нужны были разговоры. Только зоркие глаза, крепкие руки и ровное дыхание.

Они шли на Русь. Письма, завернутые в непромокаемую кожу лежали за пазухой у Черкаса. Один – Строгановым, другое – царю. В них рассказывалось о том, что происходит в Сибири, о победе над Кучумом во время осады Кашлыка. Просилось в письмах о помощи. Людьми, оружием, порохом, инструментами. Если письма дойдут – может, будет помощь. Если не от Строгановых, то от царя. Если нет – вся надежда только на себя.

Плыли ночью, а днём прятались. Лодку – в прибрежные заросли, и сами куда‑нибудь за деревья, туда, где можно незаметно развести костер. Втроем против большого отряда не выстоять.

Теперь – ночь. Время идти дальше.

Они обогнули очередной изгиб. Вода здесь глубокая. Вдруг Черкас поднял руку. Весла замерли. Все застыли.

Послышалось фырканье лошади. Затем негромкий гортанный голос, потом еще один и смех.

– К берегу, – тихо Черкас.

Лодка мягко ткнулась в прибрежную жижу. Все трое выбрались, вытащили лодку в кусты и прошли дальше по течению посмотреть.

На другом берегу виднелся огонь, мутное зарево сквозь деревья. Судя по голосам – татары. Десятка два, не меньше.

– Будем ждать, – сказал Черкас. – Скорее всего, они здесь ненадолго.

Хан Кучум сидел, не шевелясь, как каменная статуя. Только глаза его двигались – медленно, будто отслеживая в уме линии на ковре, растянутом под ногами. В шатре стояла тишина. Даже жаровня не трещала – угли догорали молча, как будто боялись потревожить мысли повелителя.

Перед ханом, на коленях, замер один из старших нукеров. Моложе сорока, но лицо уже с морщинами, с резким, как резцом вытесанным, подбородком. За плечами – походы, за поясом – клинок, в голове – верность.

Кучум не спеша выпрямился. Потом сделал глоток горячего отвара, поставил чашу, и, не глядя на нукера, заговорил:

– Тишина делает людей глупыми.

Нукер кивнул. Он знал, что с ханом лучше соглашаться, что бы он не говорил.

– Когда вокруг нет врага, – продолжил хан, – человек начинает думать, что враг исчез и можно не бояться.

Он перевёл взгляд на собеседника.

– Но враг, который не нападает – самый страшный. Он смотрит и ждет. Надо направить к Искеру отряд. Небольшой, воинов пятьдесят. Пусть бьет тех, кто выходит за ворота. Пусть Ермак каждую секунду ждет стрелы. Он спрятался за стенами, но то, что за ними, ему не принадлежит.

…Значит, с основными арбалетами и «производственной частью» мы разобрались. То есть механизм запущен. Кузни и мастерские и все остальное строится, казаки смирились со своей незавидной участью (то есть с тем, что придется работать). Арбалеты в отряде, если ничего не случится, будут.

Меня беспокоил другой момент. Точнее, очень не нравился. Как это так, Кучум взял и сделал недействительными мои огнеметы? Причем вот так просто, средневековыми шерстяными тряпками? Что‑то здесь неправильно, решил я, и, когда выдалось свободное время, решил это дело обмозговать.

Толстый слой войлока очень хорошо удерживает жар. Зная об этом, я заставил делать войлочные рукавицы для наших «огнеметчиков». Но татары пошли дальше, и решили завернуть в войлок своих солдат целиком, и дополнительно промазать его универсальным здесь противоогненным средством, которое, к тому же, всегда под рукой – глиной.

Разумеется, вечно такая защита сдерживать огонь не сможет. Войлок прогорит. Но пока он это сделает, татарин вполне может взобраться на стену, там сбросить с себя пылающую накидку и вступить в бой.

И это очень плохо.

Поэтому я, раздав ценные указания по производству арбалетов и строительству всевозможных кузниц и сушилок, взял огнемет, кучу войлока (столько, сколько смог найти), и отправился на стрельбище экспериментировать.

Сухой сантиметровый войлок, не промазанный глиной, сдавался огнемету довольно быстро. Десяток секунд – и все, прогорал. А вот после промазки глиной держался куда дольше. Полминуты – вполне. Дополнительно хорошо смоченный водой – минуту. А если сделать еще и раствор из золы и пропитать им войлок, то еще секунд двадцать.

Итого почти полторы минуты.

Целая вечность.

Добавка соли, гашеной извести, мела (толченых ракушек) увеличивало еще больше. Еще можно применить кипяченую хвою. Кипяток удалит из нее смолу, и получившая смесь образует на ткани пленку, которая будет работать вместе с глиной, задерживая огонь.

Но и полторы минуты кучумовский татарин находится под стеной или на лестнице не будет. Он либо погибнет, либо заберется на стену и вступит в рукопашную схватку.

Стена‑то у нас не слишком высокая, пятиметровая.

Те, кто держат лестницы, чтобы их не отбросили, окажутся защищены еще лучше, а то и прикрыты переносными конструкциями, которые возьмут на себя основной огневой удар.

Мда, задача.

Головы татар будут закрыты колпаками, сквозь которые они ни черта не увидят, но это не большая проблема, как показывает опыт Европы. Залезут наверх – тут же сбросят.

Весить войлочное одеяние будет не десять килограмм, и даже, возможно, не двадцать, но забраться в нем по лестнице тренированному человеку очень даже можно. И даже не только по лестнице, но и по привязанной к крюку веревке. Ее тоже можно пропитать разными составами, и мгновенно она не сгорит.

А что если добавить в горючую смесь толченого угля? По идее, он должен добавить жару. Конечно, хорошо к нему еще и селитры… но ее отдельно нет, она вся в остатках пороха.

Попробовал!

Да, действительно, стало лучше. Десяток‑другой – третий секунд было снято. Дымить пламя стало тоже сильнее, хотя не уверен, что это надо записать в плюс.

Но этого мало. Что же еще придумать?

А вот что! Железные опилки.

Добавленные в огненную смесь, они увеличивают температуру горения. Мелкие металлические частицы накаляются докрасна, достигая температуры около тысячи градусов и превращаются в железные угли и прожигают защиту.