Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ). Страница 51
Юнус-бий ехал почти весь день. К вечеру около его походного шатра послышался стук лошадиных копыт — это вернулся гонец, посланный к хану Кучуму. Он принес благую весть — хан готов разговаривать.
Через час Юнус-бий со своими людьми подъехал к ханскому шатру.
В ставке хана Кучума их ждали. Шатры стояли у подножия холма, возле излучины реки. Караульные, узнав Юнуса, почтительно склонили головы.
Хан Кучум сидел один в шатре. Когда Юнус-бий вошёл, хан встал — уже и не вспомнить, когда он делал, если кто-то заходил к нему. Они были давно знакомы, и хотя дороги не совпадали, уважение хана, судя по всему, никуда не исчезло.
— Юнус-бий, — сказал Кучум, слегка поклонившись, — я очень рад тебя видеть. Но твой приезд — это добрый знак или весть с острого края клинка?
— Случаются и хорошие вести, — спокойно ответил старейшина. — Я был у Ермака. Мы говорили не как враги, а как люди, которые ищут мира. Я сказал ему, что поеду затем к тебе.
Хан промолчал и рукой указал на место перед собой. Юнус не спеша сел.
— Я передал ему предложение, — начал он. — Вот суть: пусть Искер останется за ним. Пусть станет второй столицей, на востоке. Ты уходишь южнее, делаешь свою ставку там. Пускай Русь идёт дальше, но с миром. Ты остаёшься ханом, как был. Не надо называть это присягой, если слово не по сердцу. Пусть будет договор. Ты посылаешь дары царю — и получаешь мир, торговлю, уважение. За мех, за пушнину можно получить то, чего у нас нет: железо, ткани, инструменты. Это будет выгодно всем. Ермак дает слово, что не будет вмешиваться в чужую жизнь. Никто не запретит молиться, как велит сердце.
Кучум долго молчал. В шатре слышно было, как потрескивает огонь в очаге.
— Интересно, — наконец сказал хан, чуть склонив голову. — Очень даже.
Он посмотрел в пол, затем на Юнуса.
— Я тоже устал. Ты прав. Кровь — она горяча, но в ней тонет и память, и разум. С удовольствием я бы торговал с Москвой. Пусть привозят своё железо и сукно. Нам не жаль соболя, если взамен мы получим спокойствие. Сибирь большая. Очень большая. Здесь всем хватит места. Пусть будет Ермак в Искере. Пусть даже называют его хозяином, но не рвут землю с корнем, не пытаются требовать от людей того, чего они не хотят.
Он улыбнулся искренне, даже как-то тепло. Люди давно не видели у него такой улыбки.
— Присягать… — повторил он. — Нет. Я не кланяюсь перед чужим богом. Но договор — это хорошо. Пусть будет договор. Дары — не проблема. У нас их больше, чем у них складов. Мир возможен. Почему бы и нет. Если мне будет оказано уважение, я готов на многое.
Юнус выдохнул. Он не позволил себе расслабиться, но в душе отступило напряжение, копившееся неделями. Всё было сказано. Всё принято. Он поклонился, встал, и ещё раз посмотрел в глаза Кучуму.
— Ты мудр, как и прежде, хан. Пусть наши дети и дети наших детей живут в мире, а не среди войны. Я передам твои слова. Клянусь, я сделаю все, чтобы на этой земле настало спокойствие.
— Да, — кивнул Кучум. — Люди будут благодарны тебе за то, что ты делаешь.
— Я передам Ермаку их немедленно, — ответил Юнус. — Нельзя терять времени. Я буду ехать всю ночь. Так, как ездил в молодые годы.
Он и Кучум вышли из шатра. Попрощавшись, Юнус забрался в седло и быстро уехал, сопровождаемый своими людьми.
Когда кони старейшины скрылись за холмом, Кучум все еще стоял, глядя ему вслед.
Затем он медленно поднял руку, и к нему подбежал один из телохранителей.
— Позови Салиха.
Через минуту к нему подошел советник — человек в темной одежде, с пустыми, ничего не выражающими глазами. Он казался будто неживым, настолько его лицо походило на неподвижную маску.
Кучум не смотрел на него, погруженный в свои мысли. Они были явно печальными. Судя по всему, хан принял какое-то важное решение, но оно далось ему очень нелегко.
— Ты знаешь, что делать.
Советник ничего не ответил. Лишь слегка склонил голову и быстро скрылся в темноте.
Глава 24
…Юнус-бий ехал медленно. Ночь стала слишком темной для быстрой езды. Мрак был густой, как остывшая смола, только редкие звёзды слабо проглядывали через прорехи в тучах. За предыдущие дни день он и его люди одолели несчитанное число верст — путь в Кашлык, затем к Кучуму, затем обратно в Кашлык отнял все силы. Но Юнус спешил. Чем быстрее на этой земле установится мир, тем лучше.
Он был очень удивлен и обрадован тем, что Кучум так легко согласился на его предложение. То, что Ермак будет не против, Юнус не сомневался — несмотря на то, что он был знаком с Ермаком очень немного, тот производил впечатление гораздо более спокойного и рассудительного человека, чем татарский хан.
Поездка выдалась тяжёлой. Юнус чувствовал, что стареет: каждый шаг коня отзывался болью в пояснице, каждый вдох — тяжестью в груди. Но медлить себе старейшина не разрешал.
Вокруг стояла тишина. Люди молчали, слышался только стук копыт и лошадиное дыхание.
— Кашлык уже близко, — сказал Юнус, желая подбодрить своих попутчиков. — Остаток ночи проведем не в поле.
Но тут внезапно из зарослей у дороги раздался шорох, а затем тихий свист.
— Что это? — озадаченно спросил Юнус.
Никто не успел ответить. Воздух пронзил визг стрел, прилетевших из темноты. Раздались хрипы и стоны, конь Юнуса вздрогнул, заржал и резко шарахнулся в сторону. Он едва удержался в седле. Рядом, свалившись на землю, замер один из телохранителей — из его груди торчало несколько стрел.
— Предательство! — крикнул кто-то, но стрелы падали, словно дождь.
— Это не разбойники, — проговорил Юнус, но было уже поздно.
Он выхватил саблю, хорошо понимая, что это бессмысленно, но не желая сдаваться неизбежному.
Еще несколько стрел, и старейшина упал мертвым рядом со своими людьми.
Из кустов появились темные фигуры и начали обыскивать тела. Они стаскивали кольца, браслеты, брали все ценное, что только могли найти.
Но один человек — главный среди них, не принимал в этом участие. Он молча стоял в стороне скрестив руки. Это был Салих, советник Кучума.
Тот, кого тот позвал сразу после отъезда Юнус-бия.
— Все забирайте, — негромко приказал он. — Это должно выглядеть нападением разбойников. Чтоб никто не смог засомневаться.
Затем он подошел к телу Юнуса, и долго смотрел на него.
— И зачем же ты полез не в свое дело, — тихо произнес Салих. — Как жаль…
Ранний рассвет разбудил меня раньше обычного. За окном пробивался мутный, серый свет, предвещающий пасмурный день. Я потянулся, чувствуя, как ноют мышцы от вчерашней работы на кузне.
Сейчас обязательное утреннее купание, а затем — работа. Ее предстоит сегодня просто безумное количество. Главные задачи, стоящие перед нами, это копка рва, рогатины, установка стены до самого Иртыша, чтобы сберечь лодки, производство пушек из железных полос, и одноразовых, из дерева.
Они отлично показали себя в засаде на руднике, и, надеюсь, в будущем сделают то же самое. А еще нужно обшивать четыре больших струга досками, превращая их в «плавучие крепости». Они будут охранять подход к городу со стороны реки. С противопожарными мерами все получилось, к моему удивлению, очень быстро — крыши и стены за день покрылись землей и глиной. Но это понятно — жители очень не хотели, чтобы их дома сгорели со всем имуществом.
Но не успел я подняться, как в дверь постучали. Стук был настойчивый, короткий и резкий.
Ну что опять стряслось, мрачно подумал я. Ничего хорошего такой стук поутру не предвещал. Это я уже знал по опыту.
На пороге показался молодой казак, который быстро отрапортовал:
— Максим, тебя Ермак Тимофеевич вызывает срочно. Важно.
Да, так и есть. «Важно» здесь обычно означало «что-то плохое». Эх.
— Понял, — коротко ответил я. — Иду сейчас же.
Оделся я быстро, натянул сапоги и вышел на улицу. Воздух был влажным и прохладным после ночного дождя.