Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ). Страница 35

Чтобы побеждать, нужен порох для ружей и пушек. Победу принесет не разовый залп, как в засаде у рудника, а частая, мощная стрельба. Подавляющая. Разрушающая. Такая, чтобы враг не думал приближаться и не мог спрятаться за своими укрытиями.

Солдат и пушек у нас мало, но так наши шансы возрастают в разы.

Я вытер руки об фартук и сел на чурбак. Порох…

Он простой. Состав известен — сера, селитра и древесный уголь. Всё. Вопрос не в формуле. Вопрос в добыче и очистке.

С древесным углём всё просто. Выбираем мягкую древесину — ольху, иву, липу. Жжём в ямах, накрытых травой, глиной и землей. Главное — не допускать доступа воздуха, чтобы древесина не сгорела, а обуглилась. Когда дым посветлеет и пойдёт ровно — это признак, что обугливание завершилось. Тогда яму быстро открывают, вытаскивают уголь, остужают и хранят в сухом месте. Получается лёгкий, пористый, почти шелковистый уголь. Его легко перетереть в порошок.

Но это самое простое. С углём мы справимся.

Теперь — сера.

Сера не валяется под ногами, это не глина. Но я знаю, что её можно найти в залежах пирита — блестящего камня с металлическим блеском, который многие принимают за золото. Он распространён в районе Урала и, возможно, есть и здесь, в Сибири. С пирита серу можно выпаривать: медленно нагревать камни в закрытом горшке с отверстием, выводящим пары в другой сосуд. Там они оседают, и на стенках появляется жёлтая кристаллическая сера.

Другой способ — из сернистых источников или залежей гипса. Но для этого нужно месторождение, с ним гораздо посложнее.

А вот селитра — настоящая головная боль.

Это калиевая соль азотной кислоты, в природе она очень редко встречается в чистом виде. Её, правда, можно добывать из навозных отстойников.

Процесс такой: собирается земля, в которой гнило много навоза и отбросов. Её замачивают, процеживают, выпаривают, и в осадке остаётся белая кристаллическая масса. Это и есть селитра, только грязная. Её надо очищать — перегонять повторно, растворять и осаждать.

По хорошему, это надо делать, отбросив всякую брезгливость. Найти место где-нибудь за хлевом, где можно выкопать яму, накрыть её досками и оставить гнить все органические останки. Через пару месяцев начнёт потихоньку вырабатываться селитра.

Завтра она не появится. Или даже через месяц. Этот процесс очень долгий. С подогревом, перемешиванием и прочим — несколько месяцев. Если оставить все само собой — почти через год.

Созревание идёт месяцами. Азотистые соединения накапливаются медленно, потихоньку переходя в селитру. Потом их нужно вымывать, выпаривать, собирать осадок, снова вымывать — иначе вместо пороха будет грязь.

Можно немного ускорить процесс. Если добавить больше золы, щёлочь в ней немного ускорит разложение. И больше мочи, да. Иногда в селитроварнях даже держали животных прямо над ямой, чтобы они удобряли её без посредников. И тепло. Чем выше температура, тем быстрее идут процессы.

Как-то так!

И если всё пойдёт, как задумано, порох нашему отряду экономить не придется.

Пирит Ермак уже дал задание искать. Возможно, придется поговорить еще с местными. Вдруг они видели что-то подобное в окрестностях. А селитровую яму надо ставить прямо сейчас. Результат будет нескоро, поэтому время затягивать нельзя. С тем числом животных, которые находятся в городе, яма даст селитры на несколько десятков тысяч выстрелов в год.

Я решил пойти с этим вопросом к Ермаку.

Он был в своей избе. Она стояла неподалеку от часовни и размерами не сильно отличалась от моей. Никакой роскоши. Я постучался и вошел.

Ермак сидел на лавке у стола. Перед ним миска с похлёбкой, кусок чёрного хлеба. Он ел медленно, как человек, в жизни которого бывали голодные дни и который привык ценить еду.

Атаман глянул на меня, не поднимаясь.

— Здравствуй, Максим. Ты с чем?

— Здравствуй, Ермак Тимофеевич. По делу, — ответил я. — Насчёт будущего.

Он усмехнулся, отложил ложку.

— У тебя всё по будущему. Ну, давай.

— Мы делаем самострелы. Но их мало, ими одними татар не победить. Нужно огнестрельное оружие.

— Пушки ты придумал хорошие, — сказал Ермак. — Выстрелили, побили врагов. Но дело даже не в пушках. Пороха у нас мало.

— Вот об этом и говорю, — кивнул я. — Надо делать порох самим. Уголь у нас есть. С серой пока сложно, но я надеюсь найти месторождение или пирит. А вот селитру можно начать делать уже сейчас. Нужна яма. В нее мы покидаем навоз. Поставим над ней клетки с животными. Со временем из неё начнёт выходить селитра. Её потом придется промывать, сушить, снова промывать.

Ермак слушал внимательно, не шевелясь.

— Правильно говоришь. Как селитру делают, я слышал. Про ямы эти. Только, — он поднял палец, — во-первых: так весь город провоняет, а казаки этого не поймут. Они, конечно, терпеливые, но не настолько. Будут говорить, что живем посреди навоза. Ропот пойдет.

— Яму можно сделать подальше, где-нибудь в углу.

— Не думаю, что это сильно поможет, — покачал головой Ермак. — Если ветер пойдет на город, почувствуют все.

Я промолчал.

— Ладно. Второе, — продолжил он. — Серы всё равно нет. Сколько ты будешь ждать, пока найдётся твой серный камень? Месяц? Полгода? А бой может быть через неделю.

— Я не говорю, что завтра всё заработает. Но если не начать — не будет и через полгода. А так хотя бы будет шанс.

— А третье, — Ермак чуть подался вперёд, — Самое главное. Если Кучум прознает, что навоз можно превращать в селитру, он тоже начнёт. А у него людей куда больше. И ресурсов. И животных. И места. И если он начнет порох делать, а не получать его понемногу с Бухары, нам конец. Мы же ему сами идею подадим.

Я почувствовал, что Ермак прав. Не придерёшься к его словам.

— Ты хочешь, чтобы я отдал приказ начать варить селитру из дерьма, — сказал он, — а в результате пока что получу вонючую яму, без пороха и с риском, что татары сами начнут это делать. Верно?

— Верно, — ответил я. — Но другого выхода не вижу.

— Думай, Максим, думай, — произнес Ермак. — Думаешь, я не хочу пороха? Еще как хочу! Но таким способом мы сейчас можем перепрыгнуть из огня да в полымя.

И Ермак вернулся к своей похлёбке. Я вышел, ничего не сказав.

Значит, пойду дальше делать свои самострелы.

Я почти дошел до кузни и там увидел Дашу. В белом платье, не в черном, в котором она пряталась в ночной темноте. Она стояла, разговаривала с какой-то девушкой, держащей большую корзину. Затем та ушла, и мы встретились взглядами.

Лицо Даши было грустным. Она совершенно не напоминала ту девушку, с которой мы я ходил в ночное путешествие на речку.

Я подошёл к ней.

— Что случилось?

— Человек умер. Егор. Чинил струги и порезал руку. Рана вроде пустяковая, но умер. За ночь рука распухла, жар пошёл, к утру уже не дышал. Совсем молодой парень. Очень жаль его.

— Неглубоко порезался, но умер?

— Да, — кивнула она. — Порезался о ржавую кромку. Даже кровь почти не шла, сказал. А через день его не стало.

— Можно взглянуть на тело? — спросил я.

Уже понятно, о чем идет речь, но на всякий лучше посмотреть.

— Можно. Еще не похоронили.

За лекарней лежало накрытое тело. Я откинул ткань с руки.

Кожа багровая, чуть синяя, вены потемнели. Запястье распухло. И запах — слабый, но узнаваемый.

— Сепсис, — сказал я. — Заражение крови.

Даша молчала. Эти термины ей были, разумеется, незнакомы.

— А вы промываете раны?

— Да. Водой с травами.

— А когда раны зашиваете, иглы тоже только водой моете?

— Да, — пожала плечами Даша.

— А каким-нибудь… эээ… крепким вином?

— Зачем? Да и нет его. Ермак разрешает варить брагу, но разве от нее тут польза будет?

Правильно сказала девушка. От браги — нет. Ее крепость — всего десять-двенадцать градусов. Для дезинфекции этого очень мало.

— Надо делать спирт, — сказал я. — Прямо сейчас начинать.

— А что такое спирт?