Целительница из другого мира (СИ). Страница 23

— Вы — первые, — говорила я выпускникам. — Первые настоящие врачи новой формации. На вас смотрят, по вам будут судить о нашей академии. Не подведите.

Они не подвели. Через год каждый из них спас десятки жизней, обучил помощников, распространил новые знания.

После церемонии, когда гости разошлись, а студенты отправились праздновать, Маэль подошел ко мне:

— Элиана, мы создали академию. Выпустили первых врачей. Получили королевское признание. Может, теперь пора подумать и о личном?

Я посмотрела на него. За полтора года совместной работы он стал мне больше, чем просто коллегой или возлюбленным. Он стал частью меня.

— Ты прав. Отец Серафим уже полгода ворчит про «жизнь во грехе».

— Так что? Сыграем свадьбу?

— Сыграем. Но после того, как закончим планирование филиалов. И наладим международный обмен. И…

Маэль закрыл мне рот поцелуем:

— Или мы назначим дату сейчас, или будем откладывать вечно.

— Через три месяца?

— Договорились. Три месяца, и ты официально становишься госпожой… кстати, какую фамилию возьмешь?

Я задумалась. В этом мире женщины обычно брали фамилию мужа. Но я уже стала известна как Элиана-лекарь…

— Давай обе оставим? Звучит?

— Длинновато, но звучит. Как и все, что ты делаешь — нестандартно.

Планы на будущее были грандиозными. Мы часами обсуждали, рисовали схемы, считали бюджеты.

— Пять филиалов за пять лет, — говорил он. — По одному в каждом крупном городе королевства.

— И унификация программ. Чтобы диплом нашей академии признавался везде.

— И исследовательский центр. Настоящий, с лабораториями, библиотекой, экспериментальной клиникой.

— И международный обмен. Приглашать специалистов из других стран, отправлять наших на стажировки.

Мечты, мечты. Но разве не с мечты все начиналось? Три года назад я очнулась в чужом теле в средневековой деревне. Теперь я ректор Королевской медицинской академии, жена любящего мужа, наставник сотни студентов.

— Знаешь, — сказала я Маэлю, когда мы лежали в нашей спальне после особенно тяжелого дня (официально у нас были отдельные комнаты, но фактически мы жили вместе уже давно), — иногда я думаю: а что было бы, если бы я не попала сюда?

— Ты жалеешь?

— Нет. Ни секунды. Там я была никем. Одной из тысяч. Здесь я меняю мир.

— Мы меняем мир, — поправил он. — Вместе.

— Вместе, — согласилась я.

За окном шумели студенты — видимо, отмечали сданный экзамен. В лаборатории горел свет — кто-то из особо усердных продолжал эксперименты. В клинике дежурные принимали ночных пациентов.

Академия жила. Росла. Развивалась.

Сад знаний, который мы посадили, начинал приносить плоды.

И это было только начало.

Глава 8

Урок анатомии

Первые признаки грозы появились за неделю до того, как разразилась буря. Я заметила их в мелочах — в том, как некоторые торговцы вдруг перестали продавать нам лекарственные травы, в косых взглядах на улице, в шепотках за спиной.

— Лина, у нас проблема, — Маэль вошел в мой кабинет с таким лицом, будто кто-то умер.

— Что случилось?

— Гильдия лекарей созывает экстренное собрание. И главный вопрос — «незаконная деятельность самозваной школы».

Я откинулась на спинку стула. Ну вот и дождались. Три месяца после официального открытия академии — слишком долго для того, чтобы старая гвардия терпела наш успех.

— Кто возглавляет атаку?

— Мастер Григорий. И он в ярости — половина его пациентов перешла к нашим выпускникам.

— Только экономика виновата?

— Нет. К нему присоединился отец Серафим — не наш местный, а его тезка из соборного прихода. Тот еще мракобес. Считает, что женщина-лекарь — это происки дьявола.

Я хмыкнула:

— Оригинально. А еще кто в этой веселой компании?

— Лекарь Остап — потерял практику после того, как наша Василиса вылечила его «безнадежных» пациентов. И алхимик Прохор — он просто завидует твоим успехам. Говорит, что ты используешь запрещенные магические практики.

— Чудесно. Целая коалиция недовольных. И что они хотят?

Маэль положил на стол официальное письмо с печатью гильдии:

— Полного запрета нашей деятельности. Закрытия школы. И твоего изгнания из региона как «нарушительницы божественного порядка».

На следующий день площадь перед городским собором была забита народом. Мастер Григорий выбрал время и место с умом — полдень воскресенья, когда все свободны и могут послушать.

Площадь представляла собой внушительное зрелище. Вымощенная неровным булыжником, она могла вместить добрую половину городского населения. В центре возвышался старый каменный помост, обычно использовавшийся для объявления указов и публичных наказаний. Сегодня он служил трибуной для Григория. По периметру площади теснились торговые лавки, сейчас закрытые ради воскресного дня. Их деревянные навесы давали тень немногочисленным счастливчикам, остальные жались под осенним солнцем, еще по-летнему жарким.

Я стояла в толпе, накинув капюшон грубого шерстяного плаща — обычная горожанка среди сотен других. Вокруг меня толпились ремесленники в кожаных фартуках, купчихи в ярких платках, крестьяне в выцветших рубахах, даже несколько мелких дворян в бархатных камзолах. Пахло потом, луком, дешевым элем и той особой смесью запахов, которая бывает только в средневековых городах — навоз, дым, прокисшее молоко и свежий хлеб.

— Добрые люди! — гремел Григорий с импровизированной трибуны. — Среди нас завелась зараза пострашнее чумы! Девка-выскочка, возомнившая себя лекарем, учит мужчин, как лечить! Это против божьего порядка!

Толпа зашумела. Кто-то одобрительно кивал, кто-то хмурился.

— Она использует светящиеся камни! — продолжал он. — Это не божья помощь, а дьявольское наваждение! Эти камни высасывают душу и насаждают бесовские знания!

— А моего сына они вылечили! — крикнул кто-то из толпы.

— Временное облегчение! — парировал Григорий. — Дьявол тоже может исцелять, чтобы потом забрать душу! Вспомните — сколько людей умерло в их так называемой школе?

Это был удар ниже пояса. Да, у нас были смерти — медицина не всесильна. Но процент выживаемости был в разы выше, чем у традиционных лекарей.

— Она режет людей заживо! — подхватил неместный отец Серафим. — Вспарывает животы, копается во внутренностях! Это богохульство! Тело человека — храм божий, и только Господь властен над ним!

— И что вы предлагаете? — спросил кто-то.

— Вернуться к проверенным веками методам! — Григорий воздел руки к небу. — Кровопускание очищает тело от дурных соков! Прижигание изгоняет болезнь! Молитва исцеляет душу! Так лечили наши деды и прадеды!

— И умирали в тридцать лет! — не выдержала я, сбросив капюшон.

Толпа расступилась. Григорий побагровел:

— Ты! Как смеешь являться в святое место!

— Это площадь, а не церковь. И я имею право защищать свое дело.

— Твое дело — ересь и колдовство!

— Мое дело — спасение жизней. Могу доказать это прямо сейчас.

Григорий ухмыльнулся:

— Доказать? Перед честными людьми? Что ж, давай устроим испытание! Пусть все увидят, чьи методы истинные!

— Договорились. Но пусть судит воевода и городской совет. Честно и открыто.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда твое колдовство разоблачат!

Воевода Владимир Всеволодович принял нас в своем рабочем кабинете — просторном помещении на втором этаже административного здания. Стены были увешаны картами региона, гобеленами с гербами знатных семей и охотничьими трофеями. Массивный дубовый стол, заваленный свитками и грамотами, говорил о деятельной натуре хозяина. В углу тихо потрескивал камин, хотя день был теплым — видимо, воевода любил уют.

Сам Владимир Всеволодович — мужчина лет пятидесяти, с проседью в аккуратно подстриженной бороде и умными карими глазами — восседал в резном кресле, больше похожем на трон. На нем был простой, но дорогой кафтан из темно-синего сукна с серебряными застежками. Человек умный и прагматичный, он выслушал обе стороны с каменным лицом, лишь изредка постукивая пальцами по подлокотнику — единственный признак его внутреннего напряжения.