Трофей темного короля (СИ). Страница 36

— Тебя что-то беспокоит?

— Мэриан… — начал он, но осекся. — Дождемся приезда Керра.

— Хорошо.

* * *

Женское сердце влюбляется одинаково в любом мире: в Вилдхейме, Ладэтхейме, Эдильборге, сокрытом мире.

Часто — женщины влюбляются не в тех, но они не могут противиться перманентной дешевой любви, кажущейся правильной, возвышенной и бесподобной. Судьбоносной. Иногда даже понимают собственную ошибку, но не хотят признавать, продолжая утопать в приторных, сладких чувствах. Это как упрямо хотеть купить понравившееся платье, совершенно неподходящее по размеру.

Именно так Агда любила Аристида Рэвиаля. Искренне и безусловно.

Алэр понравился ей в первой же день, как Агда попала во дворец. Она навсегда запомнила первую встречу. Совершенно дурацкую для неё: она увидела алэра Эдильборга, когда намывала полы в холле. И совершенно безразличную для него — Аристид даже не заметил Агду. Но именно в ту секунду, быструю и скоротечную, Аристид Рэвиаль стал для юной служанки целым миром.

Она жаждала его внимания, как заблудившийся в пустыне жаждет глотка воды. Наверное, ни одна наложница, ни даже лирэя не старались для алэра так, как старалась Агда: самоотверженно, беззаветно, желая быть нужной. Агда прислуживала, помогала, выслушивала, заботилась, ублажала.

Но несмотря на всё… Аристид Рэвиаль её никогда не любил.

В тот злополучный вечер Агда вошла в покои алэра, чтобы поменять постельное белье, но не ожидала увидеть его спящего.

Служанка замерла у изножья кровати.

Любовалась его сильной спиной, стройными ногами, тем, как расслабленно лежали его руки, разметавшись по подушке.

Вспоминала, как еще совсем недавно принадлежала ему, как он жадно скользил ладонями по её телу, как он брал её, не спрашивая, не заботясь о чувствах. Как отдавалась вся, без остатка, наивно веря, что эта близость что-то значит для него. А для алэра… это была всего лишь обычная разрядка, способ утолить плотскую жажду.

И Агда в глубине души это понимала.

Но прощала.

Прощала каждый грубый толчок, каждое безразличное слово после. Прощала и мечтала. Мечтала о том, чтобы однажды стать любимой, чтобы он увидел в ней не просто тело, а душу, сердце, женщину, способную подарить ему настоящее счастье.

Агда подумала о лирэе, несправедливо завладевшей сердцем алэра, о Мэриан, которая носила его ребенка, его наследника. Она завидовала им обеим, до боли в груди, до жгучей ненависти… Агда хотела, чтобы эти женщины исчезли, растворились в воздухе, оставив алэра только ей. Чтобы он наконец увидел её, заметил её преданность, готовность отдать все ради него. Чтобы он понял: только она, Агда, достойна его любви.

Ведомая завистью, служанка принялась медленно стягивать с себя одежды…

На пол с шумом упало платье, нижнее платье, передник. Распустила волосы.

Аккуратно, чтобы не разбудить, служанка забралась на кровать.

Пусть лирэя увидит…

Агда провела рукой по груди ёрума, ощущая твердые мышцы под кожей. Накрыла поцелуями его кубики пресса, спускаясь ниже. Хоть ненадолго, но она хотела снова ощутить алэра, прикоснуться. И все равно, что будет потом. Все равно, какие последствия повлечет за собой этот поступок. Сейчас Агде важно лишь одно — причинить лирэе боль, хоть на мгновение почувствовать себя выше.

За дверью послышался шорох.

* * *

Как такового урока сегодня не было. Мы разговорились с профессором Элиасом, и он рассказал о себе.

Его полное имя Иэн Элиас, отец эдильборжец, мать — уроженка Энделисэйма — королевство на востоке, граничащие с Ладэтхеймом. Ёрумы пленили её в одном из набегов, планировали отдать на служение алэру, но отец профессора влюбился в неё и освободил.

— Потом родился я, — с улыбкой рассказывал профессор.

— Ваша мать приняла Эдильборг?

— О да, лирэя! Сразу. А вы? Слышал, ваше первое время пребывания в Эдильборге оставляло желать лучшего.

Я робко улыбнулась.

— Первое время было сложно. И страшно. Неизвестность пугала. Знаете, профессор Элиас, за Черной Пустошью Эдильборг называют мертвыми землями, проклятыми самим Абсолютом. Я верила, но оказалось иначе. Эдильборг не проклят, он просто… другой.

— Эдильборг благословлен! — поправил с ноткой обиды. — Ёрумы связаны с духами древних предков, связаны с самой землей, с её недрами! Именно поэтому среди нас рождаются не просто люди, а мглеи.

— У каждого своя правда.

— И то верно, — согласился профессор и посмотрел на настенные часы, — заговорились мы, милая лирэя. Уже поздно.

Закрывая учебник, произнесла:

— Благодарю за урок.

Мужчина благодарственно кивнул и покинул библиотеку.

Я тоже принялась собираться, параллельно поглядывая на стрелки часов. И правда, поздновато. Нужно принять ванну и ложиться спать. Завтра сложный день: возвращается Керр Лагард. Он осмотрит Мэриан и… вынесет вердикт, сообщит, предположительно сколько недель беременности, и думаю, тогда правда раскроется.

Я вернулась в покои, но, когда открыла дверь, оцепенела от увиденной картины.

Аристид и Агда. Обнаженные. В кровати.

Боль. О, эта боль… она не была острой, как удар кинжала, нет. Она была всепоглощающей, как ледяная вода, медленно заполняющая легкие, лишая возможности дышать. Боль предательства, расползающаяся по венам ядом, парализующая волю и разум.

Агда нежно провела рукой по щеке алэра. Склонилась, целуя шею, касаясь своими набухшими сосками его груди.

Я наблюдала за этой сценой, как зачарованная, как жертва, попавшая в сети паука. Руки немели, ноги подкашивались, но не могла отвести взгляд.

Агда села сверху, прижимаясь бедрами, изогнулась в спине, накрывая поцелуями плечи Аристида. Он что-то пробормотал, а потом провел ладонью по её ногам.

Ревность. Она жгла, как раскаленное железо, терзала изнутри, заставляя сердце бешено колотиться о ребра. Хотелось закричать, завыть, разбить все вокруг, но голос застрял в горле, а тело приросло к полу. Я могла только смотреть с застывшими слезами в глазах.

Я должна уйти.

Навсегда.

Подобно привидению, я плелась по коридорам дворца и лестничным пролетам… Опустошенная, разбитая, уничтоженная. Преданная.

Ноги сами привели к Рагнару.

Когда он увидел меня, сразу всё понял. Единственное, что он сказал, было:

— На лошади ехать долго. Придется лететь.

— Л… лететь?

..Профессор Элиас однажды рассказывал об обращении ёрумов.

Обращение ёрума… это агония, которую сложно выдержать. Каждая кость в теле ломается, трещит, перестраивается заново. Не просто боль — слом, распад самой сути существа.

Я воспринимала объяснения как абстракцию, но сейчас… Сейчас абстракция «оживала», пожирая Рагнара изнутри.

Его тело содрогалось в конвульсиях. Кожа натягивалась, трескалась, сквозь рваные раны проступали багровые нити, похожие на расплавленную лаву.

Я не могла отвести взгляда, парализованная ужасом...

«Агония, которую сложно выдержать…» — пронеслось в голове.

Но Рагнар выдерживал.

И вот, когда казалось, что он уже на пределе, что его тело вот-вот разорвется на части, все стихло. Наступила зловещая тишина, предвещающая нечто… огромное.

Затем последовал рык. Первобытный, мощный, сотрясающий самые основы мироздания. Рык, в котором слышалась не только боль, но и торжество, победа над собой, над своей смертной оболочкой.

И вот он — Дракон.

Ёрум.

Невероятное, величественное существо. Чешуя, переливающаяся всеми оттенками ночи, от иссиня-черного до глубокого фиолетового. Мускулистые лапы, заканчивающиеся острыми, как бритва, когтями. Голова, увенчанная костяными наростами, напоминающими корону. И, конечно же, крылья. Огромные, перепончатые, словно сотканные из самой тьмы. Они расправились во всю ширь, заслонив собой свет звезд.

В глазах чудовища, пылающих золотым огнем, я увидела Рагнара. Того самого Рагнара, которого знала. В них была та же доброта, та же искра жизни, но теперь она горела в новом, невообразимо сильном пламени.