Десять тысяч дней осени (СИ). Страница 5

Когда Дархан проснулся, было уже совсем темно. Алмаз сидел со стаканом бульона и большой столовой ложкой.

— На, поешь. Тебе силы нужны.

Дархан хотел зажать челюсти, выплюнуть ложку, отпихнуть Алмаза, но глядя на его нелепый вид, зареванные глаза и неряшливую щетину понял, что сейчас это будет обычным ребячеством. Он съел бульон, оказавшийся на удивление вкусным. Дал Алмазу воткнуть пару уколов и сменить повязки.

— Ловко ты, как санитарка какая.

Алмаз пожал плечами.

— Я тут за врача вроде.

— Ты же на фармацевта учился в Корее.

— В Китае. А у нас я мед закончил.

— Что-то не припоминаю, — Дархан врал. Он прекрасно помнил, как Алмаз учился в меде и как он, Дархан, оплачивал его учебу пару семестров, потому что этому кретину захотелось бросить вуз и рвануть на Тихий Океан, наняться на рыболовецкое судно. Пыл прошел после первого же похода. А вот академ подходил к концу. Вуз пошел на уступки. Но целый год родители платили впустую. Дотянул Алмаз до конца и диплом получил с грехом пополам. В медах свои расчеты: докторантура, ординатура и прочая дребедень. Никто не знает точно, семь там лет учатся, восемь или все девять, а потом еще четыре типа практики. Так что родня ничего не заподозрила. Для всех — любимый Алмазик проходил эту самую практику на судне. Ну а он, Дархан, ни рыба, не мясо. Мотался по каким-то своим делам, хотя лучше бы молчал и не отсвечивал.

Где-то вдалеке шипело радио.

— Это твоя хата?

Алмаз кивнул головой, бережно сматывая использованные бинты.

— Почему я не в больнице?

— Опасно.

Дархан, вспомнив свисающие с потолка клочки паутины и загаженный рыже-желтый потолок, ухмыльнулся.

— Да уж. И в этом дерьме ты себе пристанище нашел? Так себе карьера.

Алмаз ничего не ответив, вышел из комнаты. Дархан осторожно сглотнул слюну. Саднило горло. Он слишком много говорил. И, по большому счету, слова его были лишними. Может и вправду резать людям глотки? Отличный фильтр. От боли будешь говорить лишь по делу. Дархан усмехнулся собственной мысли. По делу. Эмоции никуда не спрячешь. Болтает брату всякую ересь, а про главное так и не сказал.

— Что там со мной? Скоро смогу ходить? — Крикнув первую фразу, Дархан почти шепотом докончил вторую. Алмаз притащил ему кружку воды и буквально влил в горло. Стало легче.

— Шара завтра придет и скажет.

— Та, что вчера мне операцию делала?

— Это не совсем операция. Это… в общем, ты чудом жив остался. Ушиб все, что мог, но ничего критически серьезного. Даже переломов нет. И все же довольно сильно ударил грудь. Жить будешь. Ходить тоже. Но недельку где-то проваляешься.

— А все эти бинты, пластыри…

— Раны… внешне — ты анатомический театр. Весь в разрывах и ссадинах. Кое-что пришлось и сшивать.

Дархан попытался подняться, но тело, заныв, потянуло его назад.

— Хрен с тобой, пару дней отлежусь и назад поедем.

— Невозможно.

— А мне плевать. Отец сильно болеет. Понимаю, что тебе безразлично, но…

— Дархан… пойми… — присев на тахту, Алмаз потянул руку к брату.

— Это ты пойми, — несмотря на тупую, звериную боль, Дархан поднялся на тахте и, шипя от злобы, зашипел:

— Без тебя мать уже ушла. И отец уйдет. Думаешь, твоя сратая больница важнее?

— Да нельзя отсюда уехать. И тебе нельзя.

Дархан попытался дотянуться до брата, но руки не слушались. Обессилев, он свалился на тахту.

— Вот… приду в себя… все равно увезу. Все равно…

Алмаз молча поднялся с тахты и вернулся в комнату со шприцем. Несмотря на сопротивление брата, он ввел ему что-то в плечо, после чего Дархан обмяк и глубоко уснул.

Противно шипело радио. За окном капала вода. Уже светало, но Дархан чувствовал, что еще очень рано. Нестерпимо хотелось в туалет. Осторожно, насколько это возможно, он опустил ноги на пол. Поднялся. Вроде ничего. Только в ушах шумит. Шаг, еще шаг. Еще. Неплохо. Очень даже неплохо. Свет в туалете не работал, пришлось ссать на звук. Больновато. Хотелось верить, что ничего серьезного не повредил. С трудом вернулся на тахту, с удовольствием лег в постель. Тишина. Унылые многоэтажки и ни одного горящего окна. Надо еще поспать. Взгляд Дархана упал на дальний угол.

— Алмаз! Эй, Алмаз! Тебя соседи топят!

Меньше всего растекающееся по потолку и стене пятно было похоже на воду. Скорее мириады кишащих опарышей, пробирающий до ушибленных костей отвратительный шорох и запах — запах рвоты, больницы, сладковатый запах нечистот, кое-как присыпанных дешевыми химреактивами. Алмаз вбежал в комнату в одних трусах и тут же выскочил, чтобы вернуться с огромным, похожим на баллон от акваланга серебристым сосудом, который, словно огнетушитель оканчивался гибким шлангом и тонкой длинной трубкой. Открутив вентиль, Алмаз стал обильно поливать пятно шипящей, бьющей под невероятным напором струей. Пятно стало уменьшаться, а Дархан почувствовал едкий запах. Нет, это был не запах газа из перцового баллончика. Скорее хлорка. Настолько резкая и отвратительная, что уже через секунду он валялся на полу, протирая глаза и извергая из себя вчерашний бульон. Алмаз катался где-то рядом, рыгая и задевая все на своем пути. Первым пришел в себя Алмаз, который и утащил задыхающегося Дархана прочь из комнаты. А затем, слегка умывшись из ковша, долго и тщательно мыл глаза Дархана, который едва смог отдышаться в комнате с раскрытым нараспашку окном. Зажав нос тряпкой, Алмаз плотно заткнул все щели под дверью, ведущей в комнату с тахтой. Алмаз осмотрел повязки Дархана и остался недоволен. Та, что фиксировала огромный пластырь на животе, кровоточила. Уложив Дархана на свою кровать, Алмаз сменил повязку. Бинтов у него было мало, в ход пошли лоскуты изодранной простыни. Заставив Дархана выпить какую-то дрянь, Алмаз выпил и сам, а затем бросился к телефону. Дархан, который уже лет двадцать не видел таких аппаратов, с удивлением смотрел, как Алмаз крутит диск и кричит в трубку.

— Алло, Шара! Шара⁈ Она пришла! Артық пришла… Понял. Ждем…

Нажав на рычаг, он с опаской посмотрел на Дархана.

— Кто такая Артық? Что это сейчас было?

Алмаз, ткнув пальцем в круглый диск, буркнул:

— Сказала — не по телефону.

В комнате Алмаза окно было больше, а главное — намного чище. Дархан лежал на широкой кровати брата и сонно смотрел на тяжелые тучи. Давно уже они должны были разродиться крепким осенним дождем, но чего-то ждали, не торопились. Вопросы, роившиеся в голове всего лишь пару минут назад, теперь лениво плавали, словно куски жирного мяса в бульоне, варившемся на медленном огне. Апатия.

— Эй… ты что мне такого вкатил?

Алмаз бросил Дархану на кровать пустую ампулу.

— Ди…Дих…ро… — почувствовав безразличие, Дархан швырнул ампулу в сторону.

— Спи, давай. В твоем состоянии не то, что кататься по полу, подниматься резко нельзя.

Дархан лениво ухмыльнулся.

— Ты же меня хлоркой отравил.

Оглядев потолок и стены, Алмаз покивал головой.

— Лучше уж так… Если бы она тебя утащила…

В дверь громко постучали. Дархан лениво повернул голову, даже не пытаясь слезть с кровати. Пока Алмаз натягивал спортивные брюки, постучали еще раз.

— Шара, ты? — Алмаз долго открывал нескончаемые замки и засовы. Что он тут, золото скифов прячет что ли? С порога запахло дождем. Алмаз прикрыл дверь. Без всякого приветствия Шара деловито спросила:

— Ну как он?

— Крепкий. Сегодня, правда, досталось.

— Рассказывай.

— Не тут. В кухню пошли.

Как не прислушивался Дархан, как не пытался разобрать разговор, только не слышал ничего, кроме кипящего на таганке чайника, звона посуды и монотонного бу-бу-бу, из которого не понял ни слова. Он силился бороться со сном, но в этой борьбе человек редко одерживает победу. Казалось, Дархан спал всего пару минут, но очнулся бодрым и свежим. Резко захотелось до ветру. Дархан вскочил и поплелся в туалет. Шара и Алмаз все еще сидели на кухне, хотя чай давно уже был выпит, а на столе царила негостеприимная пустота. Шара и Алмаз тут же замолчали. Алмаз лишь дал Дархану ведерко и ковш.