Десять тысяч дней осени (СИ). Страница 15

— Помоги!

Он начал суетливо раскидывать тару. Дархан, ничего не понимая, стал помогать. Шара, наблюдавшая за ними, что-то крикнула. Дархан не расслышал ее слов, а Алмаз сказал:

— Садись за руль.

Как только Шара миновала искусственный завал, они снова забросали тарой, мусором и картоном проезд. Свернув направо, Шара почти уперлась в жестяную дверь, которая открывалась почему-то внутрь. Туда и загнали «Ниву», внутри скрутили номера.

— Теперь пошли!

Дархан, поднимая здоровой рукой огромный баул, понял, что ни за что ему не проделать этот чертов бесконечный путь до верхних ворот. Но брата понесло куда-то в сторону. Шара, таща тележку со скарбом, семенила за ним. Последним шел Дархан. Тут, совсем недалеко была узкая лестница, ведущая наверх. Даже, если спуститься по ней в гараж и шариться сто лет — машину так просто не найти.

Пятиэтажка напоминала поворачивающий гигантский поезд. Прямая до четвертого подъезда уже на пятом она начинала крениться на восток. Шестой с седьмым плавно вписывались в сопряжение, восьмой походил на пятый, девятый же с десятым заканчивались узким, не более полутора метров проходом, отделявшим дом-поезд от такой же махины, только прямой, без всяких выкрутасов.

— Прошу. Самый разграбленный дом в нашем городе.

Они вошли в седьмой подъезд и долго, словно на эшафот, поднимались по бесконечным лестницам. Шаре стало плохо уже на втором этаже. Пришлось оставить всю поклажу. Дархан знал — половина вещей покоилась в «Ниве», возможно вернутся за ними завтра. Но эти вот тюки и сумки нести не было больше никакой возможности. Они поднялись на последний этаж. Дархан подозрительно посмотрел на Алмаза.

— Что? Ну что еще?

Вместо ответа Алмаз толкнул крайнюю левую дверь у лестницы. Дверь распахнулась, впустив их в разбитую, крохотную квартирку.

— Здесь? — Шара, осмотрев это безжизненную, усыпанную мусором, с закопченным потолком каморку, невольно поморщилась. Дархан тоже стоял в недоумении. Голова кружилась. Бинт был влажным от крови. Больше всего ему хотелось лечь. Алмаз бросился к лестнице и взобрался на чердак. Там, спугнув сонных вяхирей, гремел и стучал, а потом послышался скрежет откуда-то из-за стены. Да и сама стена, дрогнув, потащилась куда-то внутрь. Дархан посветил фонариком. Алмаз, весь в пыли, улыбающийся как первоклассник, выбрался из образовавшегося прохода и пригласил всех внутрь. Дверь — не дверь, скорее лаз, в который Дархан и Шара смогли пролезть, лишь крепко наклонившись, впустила их в просторную меблированную квартиру, разительно отличавшуюся от наружной обманки.

— Вот. Давно заготовил, знал, что воспользуюсь.

Шара с нескрываем удовольствием рассматривала кровати, удобные шкафы, просторные окна, наглухо завешанные тяжелыми темными шторами. Алмаз, закрывший лаз, зажигал свечи.

— Здесь прихожая — очень широкая и кривая. Словно комната. А почему? А потому что изгиб у дома. И туалет тут. Вот я и замуровал проход в квартиру. Только лаз небольшой оставил. Кирпичи один к одному подбирал вблизи и то не отличишь. Слева и справа фальшстену сделал и немного оштукатурил. Вроде, как осыпалась до кирпича известка. Немного мусора, факелами потолок закоптил, ну и натащил сюда всякого барахла. Вот и выходит, что с подъезда вроде как убитая, неопрятная однушка. Даже туалет оставил. Зачем он без воды теперь.

— А вход? Ты же изнутри его открыл.

Алмаз улыбнулся и поднял палец вверх.

— Это моя гордость. Кирпичи — маскировка. Но хорошая. Завтра снова замурую. А позади –металлический лист. Я его сундуком подпираю, — Алмаз показал на массивный сундук, — Пока он там, в квартиру не попадешь. Только через чердак. А там тоже место знать надо. С чердака на балкон. Оттуда уже в квартиру. И даже если десяток закировцев оттуда полезут, то столкнуть их в узком балконе будет плевым делом. Тут уж нас только танком выкуривать придется.

Дархан, обходя квартиру, простукивал стены, осматривал тяжелые двери, глядел на мебель, накрытую пыльными простынями.

— Почему сразу от Закира сюда не спрятались?

Алмаз и Шара посмотрели на Дархана, так, словно тугой на голову подросток громко пукнул на торжественном празднике. Первой заговорила Шара.

— Пока ты не появился, в этом не было особой нужды.

Алмаз, будто оправдываясь, затараторил:

— Пойми, в этом аду Закир тоже нужен. Ну не будет Закира, кто приструнит мародеров, грабителей, насильников. Знаешь их сколько? Порядок. Везде порядок.

— Вешать людей? Отдавать на растерзание какой-то твари — тоже порядок?

Шара, разбинтовывая руку Дархана, промолвила:

— Теперь все изменилось. И другого пути нет.

Алмаз закивал головой.

— Думаешь нас устраивало, что вешают и ломают кости за малейшую провинность? А жертвы… Все мы, — Алмаз вытащил из внутреннего кармана календарик с лисичкой, — знаем цену вот этой картинке. Мы прокляты, Дареке, прокляты навсегда. Я едва тебя спас. В другой раз может не получится. Теперь ты сам знаешь, что такое спать и думать о ней. Представь, что придет за тобой, что утащит в свой жуткий мир и растерзает.

Дархан морщился от Шариных манипуляций. Он безумно хотел спать, но понимал, что теперь, зная, про тварь, которая может прийти из любой стены, вытечь из той вон вентиляции над раковиной, не заснет никогда.

— Зачем же вы тогда убили людей Закира. Зачем строили это убежище? Почему не сдали меня вашему повелителю?

Последний вопрос был направлен Шаре. Опустив глаза, она сказала.

— За твою голову награда назначена. И будет расти с каждым днем. Наверное и есть смысл сдать тебя. Много продуктов получить можно. И хлорку. И топливо. Целую зиму прожить спокойно.

Дархан все искал и не мог найти в словах Шары иронию, издевку или хотя бы толику сардонического юмора. Не было их тут. Шара говорила вполне серьезно. Он поморщился от боли.

— Плохо с рукой дело. Алмаз, тащи мою сумку. Антибиотик нужен.

Врачи шумно спорили, годен ли антибиотик или уже пропал, Дархан смотрел на стены. Смотрел и словно нарочно искал ненавистное, страшное пятно из которого кишащей кучей личинок возникнет она. Из забытья его выдернул голос Шары.

— Мы давно хотели уйти в подполье. Как сделали те, кому ненавистна власть Закира. Их совсем немного. Большинство висят на крюках в мясных рядах воскресного базара. Смельчаки? Безумцы? Я не знаю. Мы были сыты, мы были защищены. И, казалось, совсем забыли про совесть. Закир виделся нам контролируемым злом. Но та, что прячется в стенах…

Не договорив, Шара закончила перевязку.

— Мы прокляты. А теперь еще и вне закона. Будем ложиться спать.

Глава 5

Зарядили скучные осенние дожди. Дни, как скамейки в парке, были похожи друг на друга. На чердаке водились вяхири — крупные, похожие на голубей птицы, расплодившиеся в малолюдном городе в небывалых количествах. Ловить их было несложно. К тому же Алмаз не жадничал. Одного-двух вполне хватало на целый день. В подвале у Алмаза припасены были мука, соленья и мясные самодельные консервы. Там же, у третьего подъезда, прямо из подвала торчала поливная труба со сбитым барашком. Краник крутили плоскогубцами, набирая по несколько ведер. Ведра тащили на пятый этаж. Воду, опасаясь патрулей Закира, набирали ночью. Сам же Закир им особо не докучал. Лишь пару раз объявил по радио о награде за поимку Алмаза и Шары. Алмаз все не мог понять, почему объявления дают так редко. Дархан же знал ответ — ищут и сообщают кому надо. Закир не рискнет ежедневно трындеть на весь город, что беглецы еще на свободе. Раз бегают, значит он, главарь и защитник, бессилен. Люди и без него знают — эти еще в бегах. Поймают, повесят. А то еще хуже. Ну а пока — пока город готовился к зиме, боролся с мародерами и ловил сирых и убогих в жертву Артықу.

Из вяхирей варили жирную лапшу. Иногда запекали на углях. Чадили ночью, когда не виден был дым. Днем пищу лишь грели на самодельных жаровнях. В подвале был изрядный запас угля, но Алмаз понимал, рано или поздно придется делать вылазку. Рука Дархана вела себя отвратительно. Шара делала перевязки по три раза в день, выдохшиеся со временем антибиотики не помогали. Беседовали редко и неохотно, чаще запирались по комнатам и читали. Или спали. Точнее двое спали, дежурный с баллоном хлорки зорко следил за стенами. И это, пожалуй, было сложнее всего. Когда скучно и тускло, когда живот полон жирной лапшой, когда в окно тарабанит дождь приходилось делать невероятные усилия, чтобы не уснуть. А спать в эту треклятую осень хотелось постоянно.