Сердце с горьким ядом (ЛП). Страница 26

Но я уже знаю, почему. Потому что понимаю его слова.

«Сердце Леукосии — буря. Останови оружие от уничтожения собственной судьбы».

Ашен отнял у меня возможность покончить с собой, забрал последний шанс сбежать из этого ада.

Чистейшая ярость течет по побелевшим костяшкам, и я направляю нож на Ашена, успевая поранить его плечо, прежде чем он выбивает клинок. Его хватка возвращается к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Сердце бешено бьется под его ладонью, вонзающей осколки от ампулы глубже в кожу.

— Отлично. По крайней мере, я еще могу ранить тебя.

Мы смотрим друг на друга. Его дыхание обжигает кожу. Пепел и дым от его крыльев заволакивают пространство, скрывая свет звезд на небе.

— Я не причиню тебе вреда, — повторяет он тихо. Черное пламя пляшет в его глазах. Я чувствую его жар, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах.

— Ты уже причинил. Снова. Буквально через две секунды после обещания. Или ты забыл, что до сих пор вдавливаешь стекло мне в грудь, гребаный мудак?

Будто и правда забыв, Ашен медленно убирает руку. Осколки падают на пол. Некоторые остаются в коже. Он смотрит на мою окровавленную грудь, морщится и вытаскивает один осколок, затем другой, не обращая внимания на те, что торчат из его ладони.

— Прости, — шепчет он, не отрывая взгляда от моей кожи. — Я сделал единственно возможный выбор, чтобы спасти тебя.

— Извинения ничего не значат, когда ты совершаешь непростительное. Ну не знаю, например, заставляешь кого-то довериться тебе, а потом предаешь, чтобы его месяц морили голодом и пытали в гребаном подземелье.

— Это сделал Эшкар, не я, — говорит Ашен все тем же тихим голосом. Он прижимает большой палец к моей челюсти, когда вытаскивает длинный осколок.

— Ах да, прости. Ты просто стоял и смотрел, ничего не делая. Зато успел обнять другую девушку через несколько часов после того, как трахнул меня в своей машине. И в доме. В домах, прошу прощения.

Его взгляд скачет между моими глазами.

— Это не то, что ты думаешь.

— Какая неожиданность. Правда – это ложь. Реальность - иллюзия. А общий знаменатель во всем этом дерьме - ты.

Мы застываем в напряженной тишине. Моя ярость пылает под кожей, горло под его хваткой. Как и в комнате, когда он прижал меня к стене, кажется, я могу вырваться, если захочу. Часть меня хочет бежать как можно дальше. Другая, более безрассудная, - чтобы он сжал руку, пока мир и все его страдания не исчезнут. Но больше всего, хоть и не признаюсь, я хочу остаться здесь. Как парус в ветрах страха, привязанный к его руке.

Горе и желание пожирают борьбу в моей плоти, клетка за клеткой. Сколько ни сражаюсь, мое сердце упрямо бунтует против разума.

— Зачем, Ашен? — шепчу я. Гневные слезы наполняют глаза. Это слезы ярости, потери и тоски. — Зачем ты это делаешь? Скажи мне правду. Хотя бы раз, если больше никогда не скажешь ничего честного.

Пламя в его глазах не гаснет. Но сквозь огонь я вижу не только злость и разочарование. Вижу отчаяние. Агонию и страдание. Он пережил новую боль, и она до сих пор терзает его, преследуя каждый вздох.

— А ты как думаешь? — он ждет реакции, но я отказываюсь ее дать. Ашен отводит взгляд и наклоняется. Мурашки бегут по моей шее и рукам. Тепло разливается внизу живота, когда его губы касаются кожи, и он шепчет на ухо: — Libbu isriq, ekimmu.

Слова заползают в грудь и обвиваются вокруг костей.

Ты украла мое сердце, вампирша.

— Тогда забери его обратно, — шепчу. — Я не могу быть твоим оружием.

— Я так не говорил.

— Тебе не нужно. Ты явно хочешь больше власти в Царстве Теней.

Его улыбка становится едкой, когда наши взгляды сталкиваются.

— Ты правда веришь, что в этом причина?

— А в чем еще?

— В чем же еще.

Я фыркаю, пронзая его ядовитым взглядом.

— Ты либо не говоришь ничего, либо лжешь. Не знаю, почему ждала, что сейчас что-то изменится.

— Ты все равно сожгла бы мои слова, — его взгляд задерживается на мне, прежде чем снова опускается к груди. Мы погружаемся в тишину, пока он с хирургической точностью и терпением влюбленного вытаскивает осколки. Я хмурюсь, но он не смотрит, сосредоточенный на осколках в моей плоти.

Отворачиваюсь, когда слезы, которые не могу сдержать, текут по щекам. Одна падает на ключицу, задерживается на кости, затем скользит к сердцу. Рука Ашена замирает. Его палец ловит каплю, растирает ее по коже, пока она не высыхает.

— Хватит, — шепчу я, когда он возвращается к крошечным осколкам. Пытаюсь оттолкнуть его, но он отводит мою руку.

На челюсти Ашена дергается мускул, но выражение его лица полно решимости, и он продолжает сосредоточенно вытаскивать стекло.

— Еще не все, — говорит он, но я не знаю, о чем он: об осколках в моей коже или о суровой судьбе, ранящей мое сердце.

ГЛАВА 17

Когда Ашен наконец отпускает меня, я ухожу без лишних слов, оставляя его в пустой ночи, где ему и место. Найдя остальных и выдержав их слабые протесты, я одна возвращаюсь на Виллу Датура, хотя прекрасно понимаю, мое одиночество лишь иллюзия. Ашен достаточно близко, чтобы я чувствовала его присутствие. Он следит, чтобы я добралась благополучно, но держится на расстоянии.

Ощущение, что за мной следят, не исчезает и на вилле. Оно преследует меня, пока я иду через сад к гостевому дому. На кухне я останавливаюсь, чтобы взять бутылку вина, намереваясь устроиться в своей комнате, хорошенько напиться и строить планы мести.

Но, разумеется, судьба посылает этот план к чертям.

Я так поглощена раздражением, что лишь через минуту замечаю равномерное тук-тук-тук из гостиной. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, вглядываясь в темноту.

Пара янтарных глаз смотрит на меня в ответ. Ритм учащается. Это хвост, стучащий по дивану.

Уртур. Гигантский шакал Дома Урбигу. Здесь, в Мире живых. На диване. Еле помещаясь.

Я отступаю на кухню. Делаю длинный глоток прямо из бутылки. К черту бокалы, мы уже давно прошли эту стадию.

Снова заглядываю.

Тук-тук-тук.

Сделав еще один глоток вина, я беру бутылку с собой и направляюсь в свою комнату. Ашен уже там, сидит на краю моей кровати. Конечно же.

— Просто замечательно. Проваливай к черту.

Ашен слегка улыбается.

— Не могу.

— Можешь. Это называется дверь, — указываю я на нее. — Ты встаешь, проходишь через нее и не возвращаешься.

— В гостевом доме больше нет свободных мест.

— Тогда вали на диван.

— Уртур храпит.

— Отлично. Надеюсь, он не даст тебе уснуть всю ночь. Может, у него даже настоящее бешенство, а не ангельское, и тогда ты умрешь медленной и мучительной смертью, лая на свою тень. Я с огромным удовольствием понаблюдаю за твоей недостойной, позорной кончиной.

Ашен отворачивается, пытаясь скрыть смешок.

— Ты такая злая, вампирша.

Я бросаю на него яростный взгляд, который не дает ничего, кроме, возможно, усиления его веселья.

— Все еще сыплешь комплиментами, я смотрю. Тронута. А теперь проваливай.

Ашен встает, и на мгновение мне кажется, что я выиграла этот раунд. Что, конечно, глупо. Потому что кто-то явно меня ненавидит.

— Есть вторая змея. Ее зовут Зида, — говорит Ашен, приближаясь, пока не оказывается прямо передо мной.

— Я слышала.

— Зида охотится на тебя. Я не могу оставить тебя здесь одну, ты будешь слишком уязвима. Поэтому Уртур охраняет вход.

— Я справилась с Нинигиш сама, чувствуя себя при этом отвратительно, спасибобольшое. И даже не думай приписывать себе мою победу.

Легкий смешок вырывается у Ашена, но когда наши взгляды встречаются, его выражение становится серьезным. Решимость в его глазах разгорается пламенем.

— Зида быстрее. Умнее. Незаметнее. Ее будет гораздо сложнее убить. Когда она придет, мы должны быть готовы.