Сердце с горьким ядом (ЛП). Страница 24

С каждой нотой я чувствую, как возвращаюсь к себе. Закрываю глаза и улыбаюсь так, как давно не улыбалась. Растворяюсь в этом потоке звуков. Танцую, пока тонкий слой пота не покрывает кожу, сверкая в мигающем свете. С каждой песней я все больше чувствую себя собой.

Через некоторое время я отделяюсь от остальных, останавливаясь у края танцпола, чтобы перевести дыхание и просто понаблюдать. Взгляд скользит к столикам, Давина сидит с Кассианом, робко улыбаясь, пока он, увлеченный рассказом, оживленно жестикулирует. В этом моменте есть что-то... большее, чем просто норма. Отворачиваюсь, будто тяжесть моего взгляда может разрушить их чары.

Я смотрю на гирлянды, обрамляющие сцену, слегка улыбаясь диджею, сводящему песни и биты, которых я никогда не слышала. Размышляю, какие ноты мог бы добавить мой голос, — и вдруг чувствую его.

Гул в моей крови подобен магии музыки. У него есть темп. Мелодия.

Я чувствую запах чернил. Невыкуренного табака, нагретого солнцем. Слышу одно сердцебиение, такое же медленное и мощное, как мое, его ритм почти так же знаком.

— Ты была права, — тихий голос звучит у самого уха, достаточно громко, чтобы перекрыть музыку.

Тепло разливается по спине. Я сопротивляюсь желанию прижаться к нему, закрываю глаза, и на губах появляется легкая улыбка. Тянусь к кинжалу на бедре, но чья-то рука медленно спускается по моему предплечью, отводя ладонь от лезвия. Его пальцы переплетаются с моими.

— В чем? — спрашиваю я, когда он подходит ближе, прижимаясь грудью к моей спине. Он отводит мои волосы с плеча, касаясь затылка, прежде чем откинуть их.

— Предательство, — говорит Ашен. Его губы скользят по шее. — На вкус оно было как медь. Но пахло тобой.

Огни прорезают темноту клуба, освещая меня, так же, как его слова освещают тени в моей душе. Тепло сжимается внизу живота.

— Рада слышать. Не хотелось бы, чтобы оно пахло другой женщиной. Было бы неловко. Хотя, погоди-ка...

— Вампирша... — его низкое рычание отдается в груди, и моя улыбка становится шире. Ашен говорит ровно, несмотря на ярость, кипящую внутри него. — Пошли со мной.

Что ж. Кажется, он все еще любит приказывать. А значит, я все еще буду получать удовольствие, отвечая:

— Нет.

— Пожалуйста.

— Не, спасибо.

Ашен вздыхает, и его дыхание будто запускает электрический ток по моей коже. Он проводит пальцем по открытой спине. Мое сердце взрывается с каждым его прикосновением.

Мы начинаем двигаться в такт музыке, но будто находимся на другом танцполе, чем все остальные. Кажется, они не слышат настоящей музыки. Настоящая музыка — медленная. Чувственная. Это ритм сердца Ашена, бьющегося у моего позвоночника, когда его рука опускает наши переплетенные пальцы мне на живот, притягивая ближе. В его ласке, когда я поднимаю руку и впускаю пальцы в его волосы. Музыка — в его дыхании, согревающем шею, в тепле губ, шепчущих в кожу.

На мгновение мне хочется забыть, что мы каратель и добыча, солдат и оружие, охотник и жертва, которая не сдается. Кто из нас кто — я уже и сама не знаю. Не хочу вникать. Просто хочу верить, что мы просто мужчина и женщина на танцполе. Ничего больше.

— Пошли со мной на улицу, — снова говорит Ашен, на этот раз мягко. Соблазнительно.

— Нет, — так же тихо отвечаю я, продолжая двигаться с ним в такт.

— Ты не сможешь избегать меня вечно.

— Могу попробовать.

Его зубы слегка касаются уха. Слова звучат в голове моим новым, хриплым голосом. Могу попробовать. Но я не хочу. Пока нет.

Ашен крепче обнимает меня. Его пальцы скользят по линии челюсти. Дыхание вторит пульсу. Из моих губ вырывается стон — так тихий, что даже я едва слышу, но Ашен чувствует его по вибрации в горле. Я понимаю это по тому, как его поцелуй становится огнем на коже. Мое тело тает в его объятиях под звуки музыки.

— Пойдем со мной, вампирша.

Я вздыхаю, отчасти из-за его настойчивости, отчасти из-за прикосновений.

— Ты не сдашься, да?

— Как и ты. Ты самое упрямое существо во всех мирах.

— Удивлена, что ты только сейчас это понял, — говорю я, и легкий смешок Ашена согревает кожу. — Кажется, я была ясна, Жнец. Я скорее умру, чем позволю тащить себя обратно в Царство Теней.

Его хватка крепчает, когда моя рука опускается.

— Я не собираюсь тебя туда тащить.

— Со всей возможной грубостью заявляю, Жнец: я тебе на слово не верю.

— Хм, — он гудит прямо у шеи. Волна жара устремляется вниз живота, а по коже разливается румянец. — Тогда вот что: я обещаю не забирать тебя и не позволю никому другому увести тебя из этого клуба. Если только ты сама не попросишь.

Я искренне смеюсь, но смех быстро становится едким. Ашен, кажется, не смущен. Его пальцы все еще переплетены с моими. Он кладет подбородок мне на плечо.

Не могу сказать, что пытаюсь вырваться из его объятий, но и выходить с ним в ночь тоже не горю желанием. Ощущение, что мы просто мужчина и женщина, ускользает. Оно испаряется, как туман на солнце.

— Ты? И обещание? — мой голос звучит сладко и невинно, несмотря на боль и злость, скрытые под поверхностью. — Ты нарушил почти все данные мне обещания. Кроме того, Жнец, тебе давно стоило понять: среди бессмертных единственные обещания, что чего-то стоят, оплачиваются кровью.

Его свободная рука скользит по запястью, поднимается выше локтя. Медленно, осторожно, будто он смакует каждое прикосновение. Грудь вспыхивает, когда его ладонь касается плеча. Мурашки следуют за его пальцами, как хвост кометы, когда его рука движется к ключице и останавливается над сердцем.

— Тогда я заплачу кровью, — говорит Ашен, его губы касаются уха с каждым словом. Он поднимает руку, поднося запястье к моим губам.

Я закрываю глаза. Горло горит от желания при виде вен под кожей. Но дело не только в этом. В намеке. В самом жесте, который притягивает меня не меньше, чем запах, вкус или ощущение его сущности, текущей по моим жилам. Это больше, чем сила секретов и времени в его крови. Это магнитное притяжение, будто мы должны найти друг друга через любые расстояния, миры и время.

«Связанные кровью», — вспоминаю я слова Бьянки. «Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы».

Эти слова оседают в груди, как раскаленный стеклянный шар. Они расширяются, заполняя каждую пустоту, покрывая меня правдой изнутри. А правда в том, что эта кровная связь жестока. Все не должно быть так. Мне не нужно что-то настолько священное от того, кто предал меня.

Я убила почти всех, кто предавал меня за эти тысячелетия. Но тот, кто ранил сильнее всего, сейчас здесь, обнимает меня. И я позволяю. Не могу остановиться.

Нет, все не должно быть так. Не с этим врагом. Не с человеком, который никогда не должен был стать моим.

Та печаль, что поднимается при этих мыслях, — как зыбучие пески. Как место, где мне не положено быть. Как пустыня, что отталкивает меня от моря и поглощает. Сухая, иссушающая. Бесконечная. Безжалостная. Она затягивает, не оставляя ничего, покрывая мой мир грубыми зернами, пока не задыхаюсь, теряя даже волю бороться.

Я замедляю движения. Мускулы постепенно каменеют. За несколько тактов музыки я становлюсь почти статуей.

— Чего ты хочешь? — требую я. Мой голос низкий, напряженный. Ни намека на игривость, флирт или шутки. Музыка продолжается вокруг, будто оставляя нас на холодном, пустом берегу. — Чего ты хочешь? — повторяю я, когда он не отвечает.

Ашен слегка отстраняется, но его губы все еще близко к моему уху, а рука сжимает мою. Я чувствую, как он напрягается. Его запястье все еще передо мной — как обещание.

— Поговорить. Наедине.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, наполняя легкие, чтобы отвлечь сердце чем-то реальным.

— Ладно, — отталкиваю его запястье. Поворачиваю голову ровно настолько, чтобы он услышал каждое слово, но не увидел моего лица. — Но мне не нужны твои жалкие клятвы.

Его пальцы ослабляют хватку, но это я в конце концов отпускаю его руку.