Крик Ворона (ЛП). Страница 9

Кроме мотоцикла, я использую их только на предметы первой необходимости. Никогда не понимал, зачем они нужны. А вот Аид и его подпольные партнеры понимают. Он построил «Преисподнюю», чтобы получать деньги и забирать большой процент от наших контрактов на убийства.

После того как она ввела свой номер, я перевел несколько тысяч евро со своего счета в швейцарском банке. Этого должно хватить как минимум на три месяца аренды. Не то чтобы я планировал задержаться здесь больше чем на неделю.

Шторм или Призрак быстро вытащат меня отсюда.

Как только я показываю ей сообщение с подтверждением, медсестра Бетти – она же Элоиза – подталкивает меня к двери.

— Твой этаж – тот, что выше. Если только не собираешься подниматься по лестнице, чтобы выйти, не ступай больше на мой этаж.

Дверь захлопывается у меня перед носом.

Маленькая чертова ведьма.

Теперь я знаю, каково, когда меня никто не боится. Это чертовски раздражает.

Возможно, мне стоит продемонстрировать настоящий страх. Поставить ее на место. Не успеваю обдумать эту идею, как дверь распахивается. Меня снова встречают разгоряченные крошечные черты лица.

— Где Шарлотта? — требует она.

— Шар-что?

— Моя собака!

Должно быть, она говорит о том пушистике, который чуть не откусил мне пальцы на ногах. Какова собака, такова и хозяйка.

— Если ты что-то сделал с ней.... — Элоиза бросает фразу, как будто это должно передать угрозу.

Как будто она может угрожать мне.

— Что ты сделаешь? — я врываюсь в ее личное пространство, пока ее дыхание не сбивается. — Продолжишь то, что начала с моим пальцем?

Она смотрит на меня своими завораживающими глазами, и я просто не могу отвести взгляд. Я словно попал в паутину, которую сам же и создал. Монстр, которого я только что выпустил из клетки.

Это чудовище оказалось в облике самой красивой и интригующей женщины, на которую я когда-либо смотрел.

Скулеж прерывает момент. Элоиза качает головой и бежит к источнику звука – вниз по лестнице, где я запер собаку в шкафу.

Я не могу оторвать взгляда от мягкого покачивания бедер Элоизы или от того, как эта тонкая ночнушка облегает ее талию. Ткань топорщится, открывая восхитительные стройные ноги.

— Иди наверх! — бросает она через плечо, спускаясь по лестнице, дерево которой скрипит при каждом шаге. — Больше не показывайся на этом этаже.

Лучший способ заставить меня что-то сделать – это попросить меня этого не делать.

Я знаю кое-что о неприятностях. За всю свою профессиональную карьеру я пережил их бесчисленное множество. Последней была пуля.

Но эта женщина?

Эта крошечная, могучая штучка? У меня есть предчувствие, что она будет самой страшной неприятностью, в которую я когда-либо попадал.

***

Я устраиваюсь в комнате прямо над скалистым обрывом моря. Удивительно, но постоянные удары волн о берег не так раздражают, как я думал. Кроме того, это удачное расположение с точки зрения безопасности. Если кто-то попытается взобраться на утес, ему понадобится много времени – и удача, чтобы спастись от обрушивающихся волн.

Из-за пыли через стекла окон проникает не так много света. Я закрываю окно темно-коричневыми шторами. Риск снайперов. Хотя на этих тонких ветках трудно найти хорошую позицию. На деревья практически невозможно забраться, неся на себе снайперское снаряжение.

Тот, кто строил этот особняк, наверняка выбрал первоклассное защищенное место.

И все же мне нужно обшарить прилегающий лес и расставить несколько ловушек. С учетом ранения мне нужна любая возможность остаться в живых.

Я снимаю рубашку и осматриваю рану под марлей. Она уже не горит так сильно, как раньше. Такая боль едва заметна для таких, как я.

Однако боль другого рода пробивает себе дорогу к моей голове. Скоро мне будет хуже, чем парализованному человеку, поэтому нужно действовать быстро.

Бросив футболку на стул, я сажусь на кровать и набираю номер Пола. Он был моим связным, когда я приехал во Францию. Его единственной задачей было доставить меня в страну, поэтому он понятия не имел о моей миссии. Однако я надеюсь, что у него есть хоть какие-то сведения о предателе.

Голосовая почта.

Снова.

Блядь.

Придется навестить его в трущобах. Если он имеет к этому отношение, то награжу его картой Джокера.

Всякий раз, когда кто-то из нас хочет поиграть с мишенью, он кладет на нее карту с Джокером. Тот, кто заберет карту, становится победителем и может играть с мишенью любым удобным для него способом.

Если Пол будет связан с предателем, я приклею эту чертову карточку ему на лоб.

Пульсация начинается в затылке и с ужасающей силой простреливает спереди. Я стону, стиснув зубы. Опираясь на старинный столбик кровати, я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги.

Лежачее положение всегда усугубляет симптомы.

В груди щемит, и это гораздо хуже, чем если бы в меня выстрелили. Или напали с гребаным топором.

Я отшатываюсь назад, ударяясь о что-то деревянное. Ящики распахиваются от силы моего падения. Картины и книги рассыпаются по полу.

Не в силах остановить боль, я следую за ними. Мое тело шлепается на твердый деревянный пол, покрытый тонким ковром. Со лба капает пот, а тело сотрясает дрожь.

Пальцы сводит судорогой. Это плохо. Это может означать, что скоро начнется припадок.

Мой размытый, дезориентированный взгляд падает на вещевой мешок. На «Омегу». Мое спасение и мое проклятие. Один укол, и все закончится. Больше никаких ежедневных страданий.

Я все равно умру, так какая разница, «Омега» это сделает или вражеская пуля?

Но тут в голову лезут мысли, которые мешали делать уколы весь этот месяц.

Один укол – и я превращусь в бездумную машину, созданную только для того, чтобы убивать.

Один укол – и я начну забывать, кто такой, в своем слепом поиске крови.

Один укол – и я превращусь в человека, который чувствует себя живым только тогда, когда забирает жизни.

Больше нет.

Я держу голову, сосредоточившись на застиранном ковре. Все силы уходят на то, чтобы перевести тело в сидячее положение, спиной к кровати. Это лучшая альтернатива, чем лежать.

Еще несколько минут, и симптомы исчезнут. По крайней мере, приступ пройдет. Боль гораздо менее интенсивна, чем, когда я только перестал делать уколы. Кроме того, пулевое ранение мешает моим болевым рецепторам. Это хуже, чем должно быть.

Мой взгляд падает на разбросанные по полу фотографии. Губы разъезжаются. Мучительная боль почти отходит на задний план.

Почти.

Детская версия медсестры Бетти – или Элоизы, или как там ее, мать ее, зовут – держит за руку пожилого мужчину и широко улыбается в камеру. Этот мужчина – не ее дедушка. О. Абсолютно, блядь, точно нет.

Я бы не забыл это лицо, даже если бы это означало мою смерть.

Этот человек, который улыбается Элоизе так, будто у него есть чертово сердце, – один из основателей «Преисподней». Человек, который вводил нам «Омегу», пока не умерла большая часть «Нулевой команды».

Доктор, мать его, Джонсон.

Теперь его дочь в моей власти.

Громкий стук пробуждает ото сна. Или из имитации сна – той фазы, когда глаза закрыты, но все еще чувствую и слышу все вокруг.

Я сажусь в кровати и прижимаю к груди пухлое тельце Шарлотты. Она поскуливает, но продолжает дремать, как ни в чем не бывало.

Мое внимание устремляется к потолку, как будто он волшебным образом может стать прозрачным.

Что бы я ни сделала сегодня, это была плохая идея. Кто, черт возьми, сдает свой дом потенциальному убийце?

Я даже не знаю его имени.

Но на кону папин дом. Я не могу просто позволить этому человеку разрушить его. Судя по тому, как он сбежал из больницы, практически в бреду от лихорадки, я не сомневаюсь, что он выполнит свою угрозу.