Крик Ворона (ЛП). Страница 21

— Что?

Я скривился от боли, угрожающей завладеть моим черепом.

— Кто-то сказал мне бежать, а потом ушел.

— Можешь описать его или ее?

— Это был мужчина, который говорил по-английски. На нем был капюшон, но я не разглядела его лица.

Призрак.

Должно быть, это он. Он всегда носит капюшон, когда является в образе призрака. Этот ублюдок играет с огнем. И я, блядь, сожгу его в нем заживо.

Он сделал Элоизу мишенью для всей «Нулевой команды». Проклятое развлечение.

Я выслежу его и переломаю ему кости одну за другой.

Но сначала я должен пройти через гребаную ломку.

Я выпрямляюсь и направляюсь к себе в комнату.

Элоиза зовет меня по имени, просит подождать, но я полубегом пробираюсь внутрь. И голова, и сердце охвачены гребаным огнем. Мои мысли выходят из-под контроля.

Элоиза стала мишенью. Неужели Призрак узнал, что она дочь доктора Джонсона?

Как?

Стал бы он преследовать ее без приказа Аида? Возможно, Аид приказал это сделать. Черт возьми. Если за этим стоит Аид, то это конец игры. Он делает все, чтобы замести следы. Если он заподозрит, что доктор Джонсон что-то оставил Элоизе, то захочет ее убить. Любой ценой. Ее отец, хоть и чертов подонок, хорошо сделал, исчезнув из ее жизни. Никто из нас не знал, что у него есть семья. Вот что защищало Элоизу и ее мать все эти годы. Но теперь, похоже, Аид знает.

С мучительными усилиями я наконец добираюсь до своей комнаты.

Боль почти раскалывает мой череп. От невероятной боли я падаю на матрас и хватаюсь за голову.

Парацетамол действительно помог, но с тех пор, как гребаный Призрак сказал мне об этом, на этот раз я не тянусь за таблетками.

С тем же успехом он мог бы меня отравить.

Среди хаоса боли я думаю только о том, как спасти Элоизу. После того как Призрак установил на нее цель, он должен был отправить «Нулевой команде» досье на нее. Ее работа. Ее дом. Всё.

Это лишь вопрос времени, когда псы выйдут на охоту.

Такие же псы, как я.

В отличие от меня, им плевать на Элоизу. Они видят только цель, которую нужно уничтожить.

Кровавая игра.

Дочь доктора Джонсона, не меньше. Это будет личная вендетта для всех них. Способ выместить злость на то, что их сделали рабами «Омеги».

Пальцы касаются моего плеча сзади. Я переворачиваюсь, рука проскальзывает под подушку за пистолетом.

Элоиза.

Мои движения замирают.

Она смотрит на меня с глубоким чувством озабоченности, в ее глазах блестят слезы. Как будто она чувствует мою боль. Как будто ей самой больно от моих страданий.

Кто-то вроде меня, ничтожества, заставляет Элоизу проливать слезы. Как будто я ей не безразличен.

Никто не должен заботиться обо мне.

Я задыхаюсь в собственной коже.

— Скажи мне, что делать, — она садится на край кровати, руками проверяет мое плечо, как будто пытается найти кнопку, которая остановит весь этот бардак. — Это явно необычный приступ. Подскажи мне, как его остановить.

— Ты не можешь.

Я тянусь к ней и прижимаю ее к своей груди. Она обнимает меня, вцепившись пальцами в мою футболку, и смотрит на меня заплаканными глазами. В них глубокая боль и отчаяние.

Из-за меня.

Она плачет из-за меня.

Утопая в этих глазах, я убеждаюсь в одном.

Ради этой женщины я перестану быть бесом Аида.

Ради этой женщины я прикончу любого ублюдка, который будет относиться к ней как к мишени.

Даже «Нулевую команду».

Потому что я больше не принадлежу им, я принадлежу ей.

Что-то влажное касается моих губ. Я вздрагиваю, пытаюсь пошевелить головой, но лизание продолжается, снова и снова.

Я просыпаюсь, и меня встречает крошечное личико Шарлотты.

— Bonjour, ma petite (с фр. Привет, моя малышка), — бормочу я, опираясь на локти.

Мои глаза расширяются, когда я различаю красные неоновые цифры на часах на тумбочке. Четыре часа дня.

Неужели я проспала... пять часов?

Это просто чудо. Я тру лицо, чтобы убедиться, что это не сон. Нет. Определенно реальность.

Я действительно крепко спала целых пять часов. Во мне бурлит новая энергия.

Мои губы растягиваются в улыбке. В глубине горла образуется комок возбуждения. Если я не ошибаюсь, это называется... счастьем.

Я счастлива, потому что спала как нормальный человек.

Улыбка сходит на нет, когда я понимаю, что человека, рядом с которым я заснула, больше нет. Осталась только пустая кровать и запах его кожи.

Я отпускаю Шарлотту и легко встаю с кровати. Сердце колотится, когда я на цыпочках иду в ванную. Ворону было так больно, что было невыносимо просто сидеть и смотреть. Я сомневалась, что это как-то связано с его огнестрельным ранением, скорее с наркотиком.

Когда я засыпала, Ворон гладил меня по волосам. Припадок утих, и он казался умиротворенным, что каким-то образом убаюкивало меня в ином мире.

Что, если симптомы вернулись во время сна, и он где-то умирает?

В ванной пусто.

Где же он?

Я уже собираюсь проверить балкон, как вдруг меня пугает резкий стук. Не задумываясь, я босиком бегу к источнику звука. Ноги скользят по лестнице, и я едва не падаю.

Перед порогом гостиной мои ноги останавливаются. Напротив окна полуобнаженный силуэт Ворона утопает в полуденном свете. Он одет только в брюки, которые низко свисают на бедрах. Его татуировка в виде ворона наполовину скрыта тенью и кажется такой же жуткой, как и сам человек, носящий ее.

Но не это заставило меня остановиться и уставиться на него. Хотя отчасти да, я не могу перестать восхищаться тем, как он красив. Но что привлекло мое внимание, так это винтовка, которую он проверяет, два пистолета на столе и несколько ножей. Все они разложены перед ним, как будто это мясо, а он – мясник.

— Что происходит? — спрашиваю я, приближаясь к нему нерешительными шагами.

Он не обращает на меня никакого внимания. Все его внимание сосредоточено на протирании винтовки и осмотре отверстия сверху.

Я сглатываю, когда вижу его выражение лица. Вблизи он напряжен, черты лица каменно-холодные, а движения автоматические.

Убийца внутри него полностью на виду.

— Упаковать. Одну сумку. Больше ничего, — он кладет винтовку на стол и переходит к пистолету, по-прежнему не глядя на меня.

Я прислоняюсь к столу, чтобы получше разглядеть его лицо.

— Почему?

— Мы уходим, — непринужденно говорит он, наполняя магазин своего пистолета.

— Это мой дом, я никуда не уйду, — я складываю руки и постукиваю ногой. Он заблуждается, если думает, что я когда-нибудь покину дом своей семьи. Особенно теперь, когда решила его отремонтировать.

Ворон испускает недовольный вздох и встречается со мной взглядом. Между его бровей пролегла глубокая хмурая складка.

— Сейчас не время для твоего упрямства, медсестра Бетти. Нам нужно идти.

— Почему?

— Потому что ты – гребаная мишень! — он показывает пальцем на карточку с Джокером, которую вытащил из моего кармана сегодня утром, и которая теперь лежит рядом с ножами. — Это карта-мишень. Для «Нулевой команды» это приглашение выйти и поиграть с твоей гребаной жизнью.

Информация выливается на меня, будто ледяная вода. Все мое тело напрягается, и я глотаю воздух.

— Но... но я же ничего не сделала, почему я должна стать мишенью?

— Сделал твой отец. Ты платишь за его грехи.

— Ч-что?

Что он знает о моем отце? Откуда он вообще знает моего отца?

Бросив пистолет на стол, Ворон проводит рукой по лицу и смотрит мне в глаза. От его суровости у меня по коже бегут мурашки.

— «Преисподняя» проводила эксперимент, чтобы сформировать как можно больше преданных убийц. Поэтому они разработали «Омегу». Препарат, который впрыскивает в наши вены кровожадность. Он делал нас гиперсосредоточенными до такой степени, что убийство становилось роботизированным. Пятьдесят из нас создали «Нулевую команду». Мы были в подростковом возрасте, когда нам начали вводить этот яд. Возникло бесчисленное множество побочных эффектов: неконтролируемая рвота, ретроградная амнезия или бешенство, как у сумасшедших животных. И так до самой смерти. Из пятидесяти испытуемых только одиннадцать дожили до зрелого возраста. Но даже тех из нас, кто выжил, может ждать ранняя смерть, потому что этот чертов наркотик разрушает нас изнутри.