Крик Ворона (ЛП). Страница 19

Но почему я хочу нажимать на его кнопки?

Вместо того чтобы размышлять об этом, я решаю быть полезной. Я смотрю на свой дом, дом моих предков, семейную ценность.

Пришло время что-то с ним сделать.

***

После уборки всего первого этажа в моих жилах пульсирует прилив новых сил. Я стою на пороге, глядя на сверкающие шкафы и не такие уж обшарпанные стены. Но некоторые обои нужно переклеить. В кои-то веки папина фотография не смотрит на грязное помещение. Его маленькая улыбка обращена к приличной, чистой комнате для приема посетителей.

Я вытираю пот со лба и руки о фартук. Мой взгляд переходит на фотографии папы, мамы и меня. Когда их не стало, я подумала, что не хочу больше жить.

Ворон доказал – я не хочу умирать. Неудивительно, что я всегда не решалась покончить с собой. Именно оцепенение подтолкнуло к темным мыслям и полной капитуляции.

Я достаточно сильна, чтобы что-то с этим сделать. На этот раз я не позволю, чтобы с моим домом что-то случилось. На этот раз сделаю так, чтобы папа и мама гордились мной. Потому что на этот раз буду всеми силами защищать то, что они мне оставили.

Я подхожу к банке, достаю несколько листов бумаги и пишу.

«Я убралась в доме».

«Я решила попробовать быть живой».

«У меня был первый настоящий поцелуй, и он оказался гораздо более захватывающим, чем я могла себе представить».

Последняя запись заставляет закусить внутреннюю сторону щеки, когда я кладу сложенные бумажки в банку.

Мои пальцы болят после того, как я закончила уборку на кухне и починила несколько сломанных деревянных шкафов. Когда я даю Шарлотте еду, из меня вырывается настоящий зевок.

Ого. Прошла целая вечность с тех пор, как я зевала. Проверяю время. Полдень. Моя смена. Я вздыхаю. Никакого отдыха не светит.

Приняв душ, я беру ключи и выхожу на улицу. Я стою у ворот, вглядываясь вдаль. Ни мотоцикла, ни Ворона не видно.

Мое сердце сжимается, и это беспокоит меня больше, чем я хочу признаться.

Я качаю головой и сажусь в машину. Почему это должно меня беспокоить? Ворон – просто незнакомец. Никто.

Даже когда я говорю себе это, то не могу удержаться от того, чтобы сосредоточиться на обочинах дороги и поискать его хотя бы взглядом. Когда он не появляется, беспокойство в груди почти душит меня.

Это ощущение не покидает даже тогда, когда я совершаю обход в больнице или слушаю Селин, рассказывающую о своей дочери.

Вернулся ли уже Ворон? Все ли в порядке?

Уф. Серьезно, что, черт возьми, со мной происходит?

Ворон – убийца. Он пытался убить меня – даже если в глубине души я знаю наверняка, он это сделал, чтобы довести меня до предела. У него хорошо получается доводить людей до предела. Но это не меняет его сущности. Какой он есть.

Нужно перестать думать о нем. Однажды он уедет, и я снова останусь одна.

Эта мысль осколком вонзается мне прямо в грудь.

— Ты слушаешь, Элоиза?

Мое внимание возвращается к Селин. Я даже не сосредоточилась на ее словах.

— Mais oui (с фр. Ну да), — я улыбаюсь.

— Mais non (с фр. Ну нет), — она тыкает в меня карандашом, когда мы сидим рядом друг с другом в комнате для вызова. В кои-то веки она не спит. К счастью для нее, сегодня не так много работы.

— Я говорила... — Селин откидывает со лба непокорные рыжие пряди и придвигается ближе, словно желая поделиться национальным секретом Франции. — Образец крови, который доктор Бернар отправил в лабораторию в Париже, исчез. Comme l’air (с фр. Растворился будто в воздухе).

Мои плечи напрягаются. Образец крови Ворона. Наркотик в его организме.

— Как?

— Я не знаю, — Селин, похоже, глубоко задумалась. — Что еще более странно, так это то, что образец крови в нашей лаборатории тоже исчез. Нет никаких следов, чтобы исследовать этот препарат.

Merde (с фр. Дерьмо).

Это сделал Ворон? Но он никогда не уезжал из Париж, по крайней мере с тех пор, как стал жить со мной. Как будто кто-то следит за тем, чтобы о препарате не было никакой информации.

Может, поэтому выражение лица Ворона резко изменилось после получения сообщения?

Я качаю головой. Эти вопросы сведут меня с ума. Я оставляю Селин, чтобы выпить кофе в больничном кафетерии. Кофе не очень вкусный, но это хоть что-то, что может отвлечь от всех этих хаотичных мыслей.

В это время суток кафетерий пуст. Лишь несколько стажеров столпились вокруг стола в задней части, пытаясь бороться со сном, потребляя большое количество кофеина. Когда я иду налить себе кофе, в меня врезается широкая фигура. В плечах вспыхивает боль.

Он одет в толстовку с капюшоном, лицо скрыто тенью. Никаких черт не видно.

— У меня есть для вас один совет, — говорит он с идеальным британским акцентом, проходя мимо меня. Голос такой знакомый, но я не могу его определить. — Бегите.

Глава 11

Стоя лицом к пристани, я прислонился к мотоциклу, сжимая в руках файлы, которые прислала мне Селеста.

Ошибки быть не может.

Схема выстраивается громко и четко, когда я смотрю на отчет патологоанатома о трупе Пола.

Перед тем как было взорвано хранилище, Пол был разрезан от ключицы до пупка. Именно так поступают убийцы «Преисподней», оставляя сообщение. Точнее, «Нулевая команда». Именно мы придумали эту манеру и научили ей остальных ассасинов.

Я не знаю, кто, черт возьми, начал применять этот жуткий метод. Кем бы они ни были, идея, должно быть, пришла им в голову, когда они были на «Омеге».

Пола убил один из наших. Один из моих. Кто-то близкий хочет моей смерти и убил Пола, чтобы скрыть следы.

«Преисподняя». «Нулевая команда». Аид.

Я понятия не имею, кому теперь доверять. Не то чтобы я кому-то полностью доверял раньше. У нас у всех в голове перекос. Иногда я не доверяю даже себе.

После той перестрелки никто на меня не покушался, так что нет особых доказательств того, кто хочет моей смерти. Но сузить круг подозреваемых несложно.

Призрак.

Он единственный, кто был здесь. Зачем ему убивать меня? Зачем ему скрывать мое исчезновение и даже рассказывать мне о своем? Проще было бы позволить Аиду позаботиться обо мне. Кроме того, Селеста очень близка с Призраком. Она должна была знать, что я буду подозревать его, и поэтому не стала бы присылать мне эти файлы.

Но и Селеста, и Призрак неуловимы, как черти. Никто не знает, что творится у них в мозгу.

В голове крутятся теории, а у меня нет никаких конкретных доказательств того, кто может охотиться за моей жизнью. Я достаю зажигалку, сжигаю файлы и позволяю им погрузиться в воду на пристани.

Кто бы они ни были, пусть придут за мной. Я готов снести им головы с плеч и показать, каково это – облажаться со мной.

***

Когда я возвращаюсь домой, уже рассвело. Поскольку Призрак не отвечает на звонки, я бродил по округе, пытаясь привлечь его внимание. Либо он хорошо прячется, либо у меня плохо получается привлекать внимание подземного жителя.

В любом случае, это еще не конец. Члены «Нулевой команды» никогда не выступают друг против друга – и на то есть веская причина. Уровень нашего мастерства практически одинаков, и нам всем насрать на смерть. Это отсутствие страха, вызванное «Омегой», делает нас более смертоносными, чем второе поколение. Большинство из них сохранили часть своей человечности.

А мы – нет.

Если мы с Призраком столкнемся – один из нас умрет. Если это буду я, то постараюсь искалечить его так, чтобы он не смог пошевелиться, не вспомнив обо мне.

Я открываю входную дверь дома и замираю на месте. В чистой и опрятной комнате для гостей витает сладкий запах жасмина. Шторы раздвинуты, впуская внутрь солнечные лучи. Высокие окна не замутнены пылью. Сквозь них светит раннее солнце.