Опасная игра леди Эвелин (СИ). Страница 39

Сперва у меня были няньки и гувернантки, затем — дедушка, а после — пансион, на долгие-долгие годы. Я очень быстро приняла это, как должное. Среди знати тесные отношения между детьми и родителями были не в почете, и, оказавшись в пансионе вместе с другими девочками моего возраста, я узнала, что быть сиротой можно и при живых матери и отце.

С дедушкой мы сильнее всего сблизились, когда я выпустилась и вернулась домой. Во-первых, я подросла, и меня больше не интересовали куклы и платья. Во-вторых, миновала период угловатой девочки-подростка, когда тело не поспевало за чувствами, и все казалось таким острым, таким ярким... А в-третьих, столкнулась с первыми предательствами и кознями еще в пансионе, и они изрядно меня обтесали, так что выпустилась я вполне благовоспитанной и серьезной барышней.

Мы завтракали и ужинали вместе, болтали вечерами у камина, читали газеты и книги, выбирались порой на недолгие прогулки в более приятные, «богатые» районы столицы...

Я полюбила его, как могла, и он, подозреваю, тоже. Мы остались единственными родными друг другу людьми, у нас не было никого, кроме нас самих — и это, конечно же, повлияло на нашу связь.

Сделало ее крепче. Нерушимее...

На плечи легли теплые руки сестры Агнеты, и я очнулась от воспоминаний.

В настоящем шел дождь. Под моими ногами — земля. Свежая, еще не опавшая. И белоснежные цветы, что покрывали могилу. И камень с именем деда и датами жизни. Ветер хлестал по ногам подолом мокрого платья. Такого же черного, как земля. Косые струи воды попадали под шляпку и под вуаль, забирались за воротник и стекали по позвоночнику ледяными каплями...

Я вымокла, но не чувствовала холода.

— Нужно идти, — сказала сестра Агнета и несколькими энергичными движениями растерла мне плечи. — Вы вся дрожите.

Я огляделась: у могилы я осталась одна. В десятке шагов от меня на границе кладбища стоял граф Беркли и переговаривался о чем-то с мистером Эшкрофтом и Мэтью. Они не знали дедушки, но все равно пришли почтить память.

Циничная часть меня усмехалась: им нужен был Беркли.

Пришедших было немного. Трое их, поверенный семьи, несколько старичков-знакомых дедушки, я, сестра Агнета и капитан Грейсон.

«Убийца порой приходит на похороны», — сказал он накануне и назидательно поднял палец.

Кажется, усмешка лорда Беркли на его слова была уже истерической. Капитан почему-то не желал в качестве приоритетной рассматривать версию, что убить хотели все же не дедушку. А графа.

— Эвелин, дорогая... — сквозь вату до меня долетел голос сестры Агнеты, и я вздрогнула.

Вновь слишком глубоко ушла в себя. Я стала замечать это за собой в последние несколько дней, что прошли со дня убийства. Порой задумывалась, потом смотрела на часы и понимала, что в своих мыслях витала и сорок, и тридцать минут.

— Да, — просипела я с трудом, потому что в горле стоял ком, который не исчезал также со дня убийства. — Простите. Идемте.

Присев на корточки прямо в грязь, я аккуратно уложила на могилу дедушки последний букет. От себя. Белоснежные хрупкие каллы. Не потому, что он любил эти цветы, а потому, что любил представлять, как однажды поведет меня под венец, и в руках у меня будет букет непременно из калл.

Но вышло как вышло, и букет из калл теперь лежит на его могиле.

Сестра Агнета бережно взяла меня под руку, и я не стала сопротивляться, хотя прекрасно могла идти сама. Я понимала ее. И лорда Беркли. Я бы тоже поглядывал на меня с опаской после той безобразной истерики. Когда я упорно утверждала, что дедушка жив — лишь переехал, и я должна собирать вещи, чтобы отправиться за ним...

Занятно. Но после того вечера, после того как рыдала, уткнувшись в сюртук Беркли, я не пролила ни слезинки. И даже сейчас на моем лице были капли из-за дождя. А не потому, что я плакала.

На сердце было сухо. Гонимая и треплемая всеми ветрами пустыня. Я чувствовала горечь утраты, она лежала на душе тяжелым камнем, который сдавливал грудь при каждом вдохе, и застрявший в горле комок мешал дышать и связно, долго говорить, но...

Слез не было. Глаза оставались таким же сухими, как пустыня.

Мы с сестрой Агнетой подошли к мужчинам, что ожидали нас, и двое, словно сговорившись, синхронно отвернулись от меня. Я понимала, что это не со зла, а, наоборот, во благо, но не могла не чувствовать себя прокаженной.

— Вы замерзли и промокли, — строго сказал третий и снял пальто и, шагнув ближе, накинул его на меня. — И не спорьте, — еще строже добавил.

Но я не смогла бы спорить с графом Беркли, даже если бы захотела. Мешал проклятый комок.

— Благодарю, милорд, — одними губами произнесла я и повела плечами, пытаясь удержать длинное, просторное пальто на себе.

Оно пахло графом Беркли. Конечно же. Аромат щекотал ноздри, и я зажмурилась.

— Я должен ехать, — сказал он, неотрывно смотря на меня.

— Конечно, — кивнула я, словно механическая кукла.

За последние дни я потеряла нить расследования. Ни за чем не следила, ничем не интересовалась. Даже газет не читала. Но слышала, безусловно, что нашли тела шестерых убитых женщин, и что Джеральдин среди них не оказалось.

Беркли сжал и разжал кулаки и взмахнул рукой, словно пытался схватить воздух, и не сразу ушел, хотя мистер Эшкрофт и Мэтью уже шагали прочь. Он по-прежнему стоял рядом с нами и смотрел на меня.

— Я вернусь, и мы поговорим, — смягчив голос, пообещал он.

Я вскинула взгляд, и это был едва ли не первый раз за несколько дней, когда я смотрела на него вблизи.

О чем нам говорить?..

— Хорошо, — послушно кивнула я.

Его брови поползи дугой, но сестра Агнета, очевидно, состроила грозное лицо, потому что, взглянув на нее, Беркли вздохнул и все же откланялся, оставив мне свое пальто.

— Я ничего ему не рассказала, — женщина посмотрела на меня с мягкой укоризной. — Но по-прежнему считаю, что ты поступаешь не совсем верно, моя дорогая.

Придавленная тяжестью пальто, я неловко пожала плечами.

Потом мы вернулись в особняк, и я через сад прошла во флигель, в котором жили с дедушкой в самые первые дни. Я переехала в него на следующее же утро после убийства. Я физически не могла оставаться в доме мужчины, с которым меня ничего не связывало. Сестра Агнета предлагала составить компанию, но я отказалась. Хотела побыть одна.

Прямо во влажном платье уселась в кресло возле камина и принялась разбирать невысокую стопку писем.

Ответы на мои отклики на вакансии с предложением работы гувернанткой.

Сперва в восемь вечера горничная из «большого» дома принесли мне поднос с ужином, затем около девяти в дверь снова постучали, и на пороге я увидела Беркли в сопровождении сестры Агнеты, которой выпала участь быть моей наперсницей во время разговором с графом.

— Вы не ели, — констатировал он, когда мы прошли в небольшую гостиную.

Поднос, накрытый блестящей крышкой, и впрямь стоял нетронутым. Я проследила за его взглядом и согласно кивнула. Не ела.

— Вы должны есть, — нахмурился Беркли. — Вы скоро начнете светиться насквозь из-за худобы.

Невольно мои губы дрогнули в улыбке. Он оставался верен сам себе при любых обстоятельствах. Краем глаза я заметила осуждающий взгляд сестры Агнеты. Она прожигала мужчине спину, но тот и бровью не повел.

Я пригладила юбку и, собрав в кулак остатки сил, села на край софы. Беркли стоял у окна, словно собираясь с мыслями. Сестра Агнета, строгая и молчаливая, опустилась в кресло, сложив руки на коленях.

От подноса с нетронутым ужином взгляд мужчины сместился к стопке конвертов.

— Вы ведете с кем-то переписку? — напряженно спросил он.

— Ничего предосудительного, — я слабо усмехнулась. — Лишь деловую.

— Деловую?

— Я откликнулась на несколько объявлений, размещенных в газете.

— Каких объявлений?

— Я ищу место. В одной семье требуется гувернантка.

В гостиной повисла тишина. Он смотрел на меня, не мигая, с такой яростью, что мне захотелось опустить глаза.