Ученик Истока. Часть I (СИ). Страница 30

Широкий внутренний двор, отделённый от большой дороги массивным главным корпусом местной таверны, хозяйка засадила цветами: почти что у каждой двери стояло по пузатому глиняному горшку, полному воздушных голубых гортензий, двуцветных гайлардий с острыми лепестками, полупрозрачных анемонов с бесчисленным множеством пушистых чёрных тычинок или пёстрых фрактальных шаров георгинов. Вдоль тропинок брызгами лиловой краски на зелёном полотне травы цвели альпийские астры, а уж сколько повсюду распустилось космей, петуний и бархатцев — жизни бы не хватило, чтобы сосчитать! Постояльцы, восприимчивые к красоте и искусству, восхваляли талант владелицы к садоводству. Однако встречались и постояльцы, восприимчивые к пчелиному яду — от них доброе слово звучало гораздо реже.

После плотного завтрака Максим вышел на веранду главного корпуса — длинного и прямоугольного, чем-то похожего на привычную парню «хрущёвку», с дощатым фасадом, выкрашенным в тяжёлый и довольно мрачный красно-шоколадный оттенок. Слегка смягчали первое впечатление белые наличники и рамы на окнах и дверные косяки — однако без дикого плюща, буйно разросшегося практически до крыши и так же буйно цветущего сотнями розово-фиолетовых цветков-колокольчиков, здание всё-таки не создавало бы впечатление гостеприимного и тёплого места отдыха. Юноша осмотрелся, совмещая удовлетворение любопытства и лёгкую разминку шеи — слишком мягкие подушки толком ничего не держали, и проснулся он с тянущей болью в плечах, — в приподнятом настроении побродил взад-вперёд по крыльцу и, решив, что ничего страшного с ним в этой деревеньке не произойдёт уж точно, решил прогуляться.

«Сначала налево, потом направо, потом переходишь, если на горизонте чисто» — учил его Стёпа переходить дорогу. Маме не удалось вразумительно донести до младшего сына основы безопасности на проезжей части: скорее всего, она была слишком занята заработком денег, чтобы держать в голове такие бытовые мелочи, а может, осознанно возложила на старшего брата часть ответственности, приучая таким образом обоих своих детей не только думать, прежде чем делать, но и присматривать друг за другом, когда её нет рядом. Как бы то ни было, именно Стёпка рассказывал Максу о том, когда нужно переходить дорогу и где, куда сначала посмотреть и с какой скоростью шевелить ногами…

Да. Максим помнит, насколько умел его братец быть доходчивым.

«В обычной машине примерно полторы тыщи килограмм, — спокойно проводив взглядом быстро унёсшуюся за угол „девятку“, сказал будущий наркоман и дебошир, а тогда — десятилетний мальчишка без переднего зуба. — В тебе — двадцать. Полторы тыщи и двадцать — что легче остановить?.. Вот то-то. А теперь представь, что случится с двадцатью килограммами мяса, если в них на такой вот скорости влетит полторы тонны металла…»

Сначала налево, потом направо, потом переходишь, если на горизонте чисто.

На горизонте было чище некуда. Несмотря на утренние часы, тракт до Эпиркерка оставался абсолютно пустым — ни в одну из сторон не скакало наездника и не ехало повозки, но Макс, даже на слух определив, что никакой лихач из-за угла на «девятке» не выскочит, на автомате повторил то, что повторял каждый раз при переходе дороги. Была ли это память детства или посттравматическая память, оставшаяся после гибели, но с недавних пор отношения с транспортом у парня не складывались. На ту сторону он на всякий случай добрался рысцой.

Повсюду бегали курицы: копошились под ровно приколоченными досками заборов, топтались по грязным оврагам, мелькали, гоняясь друг за другом, в кустах и промеж домов с идеально выбеленными стенами. Их квохтанье раздавалось со всех сторон — бодрые после спокойной ночёвки, они сновали по округе в поисках насекомых или неосторожно обронённых крошек и семечек, без страха прыгали юноше прямо под ноги и, казалось, вовсе его не замечали. Куда сильнее их интересовало до отвала набить брюхо.

Вот из чьего-то дворика выплыла группа гусей — длинношеие, крупные, жирные птицы, покачиваясь на тонких красных лапках, важно топали след в след, будто репетировали строевой шаг, и пёрышки — одно к другому, как с картинки — лоснились от утренней росы. Впереди идущий, стоило ему обратить внимание на постороннего человека, вдруг остановился и, широко раскрыв крылья, с силой ударил ими несколько раз по воздуху — остальные, поворачивая маленькие головы с карими глазками то одним, то другим боком, изучали и пока никакой реакции на пришельца не показывали.

— Так, я тебя не трогаю и ты меня не трогай, — помня прекрасно каникулы у товарища в деревне, Максим аккуратно перешёл на другую часть улочки. — Идите куда шли, ребята.

Долго ещё гусиный предводитель провожал удаляющегося Путника цепким взглядом, но, к счастью, преследовать его не стал. На полянке недалеко от последней черты домиков паслось стадо бурых коров — все как на подбор толстобокие, с длинными и почему-то витыми рогами, они мирно уничтожали сорные травы, изредка обмахиваясь хвостами-метёлочками и даже не посматривали в сторону села. Одинокий бык с рогами настолько громадными, что больше смахивал на водяного буйвола, за толстую цепь был прикован к глубоко вбитому в землю колышку и призывно и, как показалось Максу, немного грустно мычал во всю глотку в сторону своих товарок — девчонки старательно его зов игнорировали. Раз, два, три — молодые телята, ещё с длинными ногами и ушами, скакали и резвились возле матерей, бодрые, счастливые, как и все дети.

— Ясно теперь, — улыбнулся юноша, переведя взгляд на быка. — Получили от тебя чего хотели.

Вчера всего этого великолепия было не видать, потому как въехали они на территорию жилого пятачка королевской земли в кромешном мраке. Усталые, раздражённые, голодные и нервные, кузнец и его случайный попутчик проявили куда больше интереса к тарелке горячего супа и койке, чем к устройству местного житья-бытья. Но теперь, когда утро только вступало в свои права, полюбоваться всласть Максиму ничто не мешало. На постоялом дворе, единственном на много километров вокруг, их приняли радушно, накормили вкусно и комнату предоставили замечательную. Хозяйка лично сопроводила новых гостей в их «номер», лишними и неуместными вопросами о происхождении Макса никому не докучала — словом, произвела впечатление не менее благостное, чем вся эта деревенька. Кузнец, плативший за их банкет, без зазрения совести занял кровать, а Путнику досталась кушетка, но жаловаться он на условия обитания не собирался. В конце концов, и так неплохо: опрятно и чисто, простынка (вернее, её местный аналог) свежая, владелица преклонного возраста — дружелюбная хохотушка, другие жители деревни — улыбчивые и работящие. Рай, а не условия.

Действительно, рай, — признал парень.

И почему-то нахмурился.

Пока трудолюбивые крестьяне, выкарабкавшись из светлых и чистых как на подбор домишек, принимались за работу, Макс, постаравшись особо не бросаться в глаза, наблюдал за их действиями и размышлял. Бесспорно, находиться в такой благоустроенной деревеньке приятно: повсюду грядки, ровные как по линейке, высаженные практически по законам золотого сечения плодоносные деревья, опрятное зверьё, добрые лица со всех сторон… Ровные дороги, чистота, узорчатые наличники, нигде ни ямки, ни ветки случайно упавшей, ни навоза кучки. Странная деревня, словом.

Казалось бы — любуйся да радуйся, что где-то в мире остались ещё вот такие уголки. Но Путник, чем дольше всматривался в детали, тем сильнее нервничал — и сам не мог до конца сформулировать причину, почему.

В поникшем расположении духа возвратился Максим к постоялому двору. Вездесущие курицы, игнорируя потенциальную опасность, исходившую от пересечения тракта, уже добрались до небольшого садика, разбитого возле главного входа в мрачный прямоугольник трактира. Спар, проснувшийся и уже позавтракавший, судя по всему, с крынкой в широкой мозолистой руке вышел на веранду и прислонился к одной из балок, держащих покатую крышу над крыльцом. Щурясь не то от солнца, не то спросонья, он напомнил парню жирного и избалованного всеобщей любовью кота — пушистого, лоснящегося сытостью и вечно пребывающего в состоянии лёгкой дрёмы.