Ученик Истока. Часть I (СИ). Страница 23

Ясно как день — в нём без труда узнали Путника.

— Куда направляетесь на сей раз, добрые странники? — неизменно-спокойно спросил наездник, обращаясь к кузнецу.

Они что, знакомы?

— Вперёд, — так же ровно и безэмоционально ответил тот.

— По работе или домой?

— В дом.

— Дом — это хорошо. Вас там ждут?

— Жена и дети.

— Приятно, когда дома кто-то ждёт твоего возвращения, — сказал всадник, и в его голосе, как показалось Максу, промелькнул какой-то нехороший намёк. — Особенно когда приём обещает быть тёплым.

— На жену не ругаюсь, — довольно цинично ответил Спар. — На детей тоже.

— Хорошая семья — это ещё лучше, чем просто семья.

— Быть может, и так. А может, и иначе.

Юноша не мог не отметить странность и даже какую-то абсурдность их диалога, но шестым чувством догадался: прямо сейчас между собеседниками идёт недоступная его пониманию борьба. И в зависимости от того, кто в этой борьбе победит, они либо доедут до города, либо уже нет.

— Хорошая погодка, — заметил всадник, не дрогнув ни единым мускулом. Странно, обычно люди, упоминая свойства окружающей среды, указывают на них бессознательно выражением лица или жестом, но этот остался неподвижным. — После бури обычно самое сладкое солнце.

— Быть может, и так, — подтвердил кузнец.

— Совсем комары зажрали в лесу, да?

— Они сосали кровь.

— Издалека едете?

— Из позади.

— Покупали или торговали? — незнакомец стремительно наращивал темп разговора, задавая вопросы незамедлительно и чётко, как если бы заранее подготовил их или заранее знал ответы Каглспара.

— Беседовали, — односложно отвечал Спар, безбожно потея — для его организма это был единственный способ сбросить напряжение, ибо даже пальцы не дрогнули на его руках.

— Интересная была беседа?

— Она стряслась.

— А эффективная?

— Зависит от того, кто что из неё вынес.

— Но вы вынесли что-то хорошее?

— Для кого как.

— Это даже лучше.

— Может быть, и так.

Всадники по бокам сохраняли полнейшую невозмутимость. Они не переглядывались и не косились недовольно на случайно встретившихся им путешественников, лишь сидели верхом на своих тонконогих лошадях и ровным счётом ничего не предпринимали, словно вовсе не были заинтересованы в происходящем. Но Максим видел это отчётливо — они проверяли их выдержку на наличие слабых мест. Правда, должного внимания их неподвижности парень не уделил — он всё смотрел не отрываясь на коня, застывшего перед повозкой, и что-то в нём никак не давало юноше покоя — конь смущал и настораживал гораздо сильнее, чем его наездник. Зверь глядел на Путника в ответ, не топая ногами и не рассекая с характерным свистом воздух хвостом, пытаясь согнать с себя налетевших оводов, лишь раздувал сухие ноздри в такт бесшумному дыханию. Его чёрные глаза навыкате наблюдали за Максом с ненормальной, непонятной и нехарактерной для животного осознанностью.

Осознанностью и алчностью.

Очень странная лошадь. Слишком странная, чтобы этого не заметить. Странная и страшная.

— И долго вы уже на пути? — незнакомец и не думал отступать. Его участие к чужим делам не сочеталось с холодным цепким взглядом подрагивающих зрачков.

— Какое-то время.

— Устали, надо полагать?

— Все люди рано или поздно устают.

— Кем вы работаете, если не секрет?

— Работником.

— А это ваш подмастерье?

— Нет.

— Что же он с нами не разговаривает?

— Ему было велено.

— Отчего же?

— Так бывает.

Всадник вновь посмотрел на Максима, в этот раз гораздо дольше и пронзительнее. Тёмные блёклые глаза, казалось, следили за каждым движением мысли в его голове, и парню против воли вдруг захотелось что-нибудь сказать. А ещё лучше — удрать оттуда как можно скорее. Спрыгнуть с телеги, оставив кузнеца самостоятельно разбираться с этими до трясучки противными людьми, перемахнуть через поле — и бежать, пока силы не кончатся, и даже потом бежать, задыхаясь и разрывая лёгкие в труху. Бежать к лесу, где его не догонят, бежать, бежать… Только слова Каглспара о том, что ему категорически не следует этого делать, и останавливали Макса от позорного, но такого желанного отступления.

И сон, в котором ему так и не удалось скрыться.

— Думаю, вас уже заждались домашние.

— Быть может.

— Вы не спешите приехать к ним как можно скорее?

И тут кузнец почему-то вдруг промолчал. Причина осталась за кадром, да и не важна была теперь — очевидно, никто не планировал разбираться в мотивации, преследовался лишь результат. Путник ощутил, как что-то неуловимо изменилось в воздухе над телегой — он словно стал гуще. Никогда раньше Макс не замечал за собой подобной чувствительности к окружающей среде, но теперь точно знал — над их повозкой будто повисло тягучее облако, полное удушающего тяжёлого газа. Такое, что убьёт своим весом, если разрастётся достаточно сильно.

Но не облако вынудило сознание Максима дрогнуть, а внутренности — оборваться. Длинноногие гнедые кони возбуждённо всхрапнули и единожды ударили по земле копытами — синхронно, как один. На лице у всадника, преградившего им дорогу, появилась слабая тень улыбки.

— Этот разговор видится мне теперь гораздо приятнее, чем мог показаться на первый взгляд, — сказал он ничего не выражающим голосом.

— Это разговор, — ответил Спар, ни мускулом не выдавая невероятного эмоционального напряжения.

Кузнец боялся. Конечно же, он очень сильно боялся этих людей, кем бы они ни были, и изо всех сил старался этого не показать. Макс, сохранивший способность только сосредоточенно слушать и смотреть, лишившийся всех иных ощущений, задним умом додумался: одновременный удар четырёх лошадей копытами о землю — дрянной знак. Вся эта беседа от начала и до конца — событие скверное и опасное, и пускай сейчас эти наездники и эти лошади… вернее, нет: эти лошади и их наездники — пускай сейчас они не проявляли ни агрессии, ни враждебности, ситуация может перемениться в любую минуту. И переменится обязательно — в этом он не сомневался.

— Вы не спешите завершить нашу беседу прямо сейчас?

— Я балакаю.

Лошади покивали головами и снова замерли. Тень улыбки на губах всадника исчезла так же легко, как появилась.

— Хорошо, что мы вам не докучаем, — заметил незнакомец. — Можно было подумать, что вы раздражены.

— Я в том положеньи, в котором бываю.

— Вам нравится ваше положение?

— Это — положенье, как и любое иное.

Всадник медленно осмотрел представших перед ним людей ещё раз и задержался на впряжённой в телегу лошадке.

— Нити в гриве вашей кобылы, — он кивнул на Плушу. — Кто их вплёл?

— Дитя.

— Вы любите своё дитя?

— Она у меня имеется.

— Да, но вы любите её?

— Я её отец и отношусь к ней, как отец.

— А ещё дети у вас есть, помимо дочери?

— Дитя.

— Сколько ему лет?

— Сколько-то.

— Это дитя любит лошадей?

— Он к ним не относится.

Гнедые кони дёрнули головами и пронзительно заржали. В их глазах на мгновение сверкнуло нечто, похожее на чёрную вспышку, и копыта ударили по земле дважды — синхронно, как один. Макс почувствовал, как капля пота стекает по его позвоночнику и холодит кожу и душу. Что бы этот топот ни значил, Каглспар сказал что-то не то — и, кажется, сам это прекрасно осознавал. Уши и шея кузнеца побагровели, промокшая на спине рубаха прилипла к телу. Путника, невзирая на адскую жару, стало колотить от холода. Облако над их головами, невидимое глазу, утяжелилось и сгустилось. Над полем пронёсся запах гнили, такой сильный и сладкий, что у парня закружилась голова. Происходит что-то очень плохое, что-то очень страшное и сильное, и виной всему эти долбанные лошади.

Не всадники.

— Мама не учила вас, что врать нехорошо? — куда довольнее оскалился в улыбке неизвестный мужчина. — Это никогда ничем хорошим не заканчивается. Так что, кузнец, учила тебя мать, что лгать людям в глаза чревато?