Позывной «Минус» (СИ). Страница 41

Подход к башенке был только с одной стороны, если не карабкаться по кучам. А Минус сомневался, что кому-то взбредёт в голову так идти. Тем более, что это нельзя проделать без шума. Минус устал, как собака, хоть спать не хотелось вовсе. Утро тянулось медленно и только Серёга решил, что никто не придёт, как вдалеке показались три человека.

Карась подчеркнуто невнимательно глазел на волны, бьющие в берег. Трое подошли метров на пятьдесят и Минус разглядел их достаточно хорошо. Все смуглые, худощавые и невысокие, в неброской одежде. В руках у них не было ничего и прицелившись в идущего последним, Минус нажал спуск.

Карабин рявкнул и пуля смела румына наземь. Минус передёрнул затвор и выпалил во второго, вырвавшего из-под одежды револьвер, и бестолково озирающегося кругом. Человек упал. Третий румын внезапно бросился бежать, ловко виляя на ходу. Минус выстрелил и промахнулся, потом ещё раз с тем же результатом, и когда уже не надеялся попасть, прострелил бегущего насквозь. Пуля взметнула облачко пыли и Минус чуть не закричал от радости. Румын повалился вниз лицом и Карась приветственно поднял руку.

Минус, ругаясь про себя, принялся спускаться с угольной кучи. Ему предстояло сделать крюк, чтобы обойти завалы угля. Он тащил разряженный карабин, собираясь его утопить, и поворачивая за угол, столкнулся с человеком в робе угольщика, но едва встретившись с ним взглядом, понял всё.

Правый бок обожгло огнём и Минус едва отпрянул от следующих ударов. В левой руке угольщика сверкнул клинок. Минус уронил карабин, и перехватывая руку с ножом, левой рукой полез в карман за «джонсоном». Богдан, а это был он, толкнул его вперёд, не давая достать револьвер, и они покатились вниз. Богдан бросил нож, пытаясь отобрать «джонсон», и Минус, чудом нашарив его в кармане, выстрелил прямо через ткань. Первая пуля прошла мимо, но Богдан дёрнулся от звука выстрела, и следующие две угодили ему в живот. Минус отпрянул, поднимаясь на колени, и дважды выпалил Богдану в уже неподвижную голову.

Нож Богдана угодил в правый бок, чудом не задев печень. По ноге стекала кровь, собираясь в туфле. Голова закружилась. На звуки выстрелов прибежал Карась с люгером в руке:

— Чем? — выдохнул он. — Ножом или пулей?

— Нож, — тихо произнёс Минус. — Достал, сука.

Он подумал, что Карась сейчас выстрелит ему в башку и уедет с деньгами куда душа пожелает, но рыбоглазый убрал пистолет. Минус зажал бок рукой и Карась сорвал с себя кепку, подсовывая Серёге под руку:

— Зажми, а то льёт, как с кабана! Идём. Медленно, но идём. Эти пусть валяются. Некогда их топить. Хрен с ними.

Он вытер карабин рубашкой и бросил тут же.

Дорога к машине показалась Минусу адом. Оставив фиат как можно дальше, теперь Серёга жалел об этом, как никогда. Проклятые ноги еле ползли и со лба ручьём лился пот, смешиваясь с кровью на теле. За угольной кучей стоял фиат. Повезло, что в воскресенье рабочих в гавани было не найти. Карась хмуро проговорил:

— Ты хоть ехать сможешь? Я не умею.

— Попробую, — Минус подумал с ужасом, что придётся сесть за руль. — Заведи двигатель, там ручка внизу.

Минус ехал через город, не замечая почти ничего. Он чудом разминулся с экипажем на Пушкинской и едва не сбил мальчишку, выскочившего под колёса. Наконец показался особняк Моисея. Посторонних машин и экипажей не наблюдалось и Минус направил фиат прямиком к воротам. В будке привратника не было никого и Минус нетерпеливо, но коротко посигналил. Он чувствовал себя дурно, во рту пересохло. Несмотря на жару, ему было холодно.

Парадный вход распахнулся и Либа появилась на ступенях. Она бросилась к воротам и отворила их вмиг. Минус нажал на газ и фиат двинулся по аллее в сторону гостевого дома.

Глава 22

Минус очнулся лёжа на кровати. Он был абсолютно голый, с повязкой на боку, и укрытый тонким одеялом. Он попытался приподняться на локтях и тут же понял, насколько ослабел. Тело словно отказывалось слушаться. Над ним внезапно склонилось взволнованное Анино лицо:

— Очнулся! — она улыбнулась и слёзы выступили на глазах. — Я знала, что ты будешь жить! Вот знала и всё тут!

Минус попытался заговорить. Голос был хриплый и неуверенный:

— Где я?

— У Либы. Всё хорошо.

— А за мной…

— Никто не приходил, — Аня нахмурилась. — Ох, Семён! Как ты мог!

Минус поморщился и она всё же заговорила спокойнее:

— Ладно. Не будем сейчас об этом. Ты и так еле живой. Есть хочешь?

— Не знаю.

Минусу ничего не хотелось. Произнеся несколько слов, он устал, очень устал. Хотелось просто лежать и чтобы никто не трогал.

— Значит хочешь, — решила Аня. — Я сейчас принесу. А ты не вставай! Слышишь⁈ А то упадёшь!

Вставать Минус вовсе не собирался. Вот поспать было бы неплохо. Но через несколько мгновений он распахнул глаза, услышав знакомый голос:

— Голодный⁈ Это хорошо! Ой, Сеня, как же я соскучилась!

Лицо Либы светилось радостью. Минус заметил у неё в руках тарелку и помрачнел. Есть не хотелось совсем. До него долетел запах бульона и он всё же повёл носом.

— Совсем оголодал! Ничего, мы это исправим.

Минус попытался сесть на кровати, привалившись к стене, несмотря на протесты Либы. С горем пополам это у него получилось, хоть перед глазами засверкали искры. Он потянулся правой рукой к ложке и увидел, как она дрожит.

— Хватит! — Либа рассердилась. — А ну сел спокойно! Сама кормить буду!

— Да я могу. Что ты, как с маленьким. Дай ложку.

— Счас! — она ответила уже спокойнее. — Перестань, Сеня. Сейчас обольешь и себя и постель. Не нужно тут передо мной выделываться. Мне не трудно. А ты сиди спокойно и головой меньше верти.

В комнату вошла Аня и замерла, глядя на него. Минус неловко подмигнул.

— Ешь давай! Потом будешь подкатывать. — Либа уселась рядом, подведя тарелку чуть ли не к носу Серёги и принялась кормить его с ложки. Минусу было неловко, но он старался не думать об этом. Он почувствовал, как устал даже от таких действий. Либа отставила пустую тарелку в сторону:

— Потом ещё. Анечка говорит, что нужно по чуть-чуть. Ничего, Сеня. Ты поправишься. Обязательно поправишься. Жара больше нет.

— Да, — тихонько проговорила Аня, — всё будет хорошо. Я же говорила тебе, что он справится.

Либа повернула голову и в её глазах заблестели слёзы:

— Ты всегда верила! А я как дурочка ревела и боялась! Ой, Анечка, как же я боялась!

— Я помню, — Аня кивнула головой, — но ведь помогала мне. Да, Семён, — произнесла она, обращаясь к нему. — она пять дней вместе со мной была. Мы и спали по очереди.

— Пять дней! — выдохнул Минус.

— Да, пять дней. Ты провёл пять дней в бреду. Мы давали тебе аспирин. Промывали рану карболкой. Даже камфору под кожу кололи.

«Антибиотики бы сюда, — подумал Минус грустно, — а то ведь чуть не помер из-за ерундовой раны!». Он помолчал и тихонько заговорил:

— И я не приходил в себя?

— Нет, — Аня побледнела. — Ты то засыпал, то снова бредил. Машу какую-то звал… — и она посмотрела испытывающе.

— Не помню. А что-то ещё я говорил?

— Много чего. Только глупости всякие. То коробки, то птицы. Особенно про птиц часто говорил.

— Ой, да! — Либа улыбнулась сквозь слёзы. — Птицы еб… — и она сдержалась, — ну нехорошие в общем.

Минус осторожно улыбнулся. Он устал сидеть, но голова кружилась вроде легче. Он собрался лечь, но тут в комнату вошёл старый Моисей:

— Я рад, что вы пришли в себя, молодой человек, — он приветствующе кивнул. — Признаться, я переживал. Но Аня справилась. А ведь я так хотел позвать Наума, чтобы он посмотрел. Не стоит зря сомневаться в женщинах, — и он усмехнулся.

— Я хотел спросить… — начал разговор Минус, не зная как именно сформулировать, но старик понимающе кивнул:

— Я догадываюсь, что вас интересует, Семён. Конечно, новости. Ведь вы должно быть хотите узнать, что произошло в Одессе за это время? — Моисей хитро прищурился.