Позывной «Минус» (СИ). Страница 33
— У вас неприятности⁈
— Не знаю, — старик поднял взгляд, словно обдумывая, стоит ли говорить. — Пока не знаю. Мне не хотелось рассказывать Либе, хоть и нужно, наверное. После ужина с ней надо будет поговорить. Надо, — повторил он, словно убеждая себя, — а как вы сегодня провели день, Семён?
— Неплохо, — Минус кивнул головой, — наконец-то я добрался до Шлемы и отдал фотографию. Теперь в четверг выходить на работу. Спасибо вам за помощь.
Старик молча смотрел на него, словно изучая, и немного помедлив, произнёс:
— Пустяки. Эта работа не стоит благодарности. Но вы удивили меня, Семён. Признаюсь честно, я не ожидал услышать от Шлёмы похвалы в ваш адрес. В прошлый визит к нему вы, очевидно, убедили его в своей квалификации. Если уж Шлёма говорит, что кто-то неплох, то можно не сомневаться, что так и есть. От него и собственные дети не всегда дождутся одобрительного слова.
Минус вытаращил глаза. В прошлый раз Шлёма чуть и вовсе не выгнал его. Серёга еле выдержал бесчисленные придирки и расспросы. А оно вот как оказывается…
Старый Моисей улыбнулся:
— Вы удивлены, понимаю. Шлёма резок и не всегда приятен в общении, но справедлив. Хоть ему и не хватает изворотливости. Не зря отец, да упокоит господь его душу, считал что еврейская кровь в его маленьком сыне немного разбавлена. Знаете, сейчас я вспоминаю, как Пинхас скорбно заламывал руки и так жалобно причитал, глядя на маленького Шлёму: — «Ну и как ты собираешься жить?», когда тот удивлял его каким-нибудь поступком. Как будто и не прошло столько лет…
Старик печально вздохнул и проговорил:
— Вы спрашивали о неприятностях, Семён. Так я всё же отвечу вам, хоть вы и так молоды. Почему-то принято считать, что мы, евреи, очень рассудительны, даже хитры, но это далеко не так. К сожалению, далеко не так… Многие из нас совершают просто выдающиеся глупости. Вы же хорошо знаете, что у нас ограничены права, хоть это очень часто и можно обойти. Но некоторые не могут смириться с тем, какая кровь течёт в их жилах и изо всех сил пытаются порвать с корнями. И ладно бы это были бедные люди, так вовсе нет. Сейчас существует такая практика, хоть за ней в большинстве случаев лежит прямой обман. Дворяне, которые прожили своё имущество, набрали долгов и заложили всё, что можно заложить, женятся на девушках нашей крови. Ради денег, конечно. Якобы для обеих сторон всё должно быть хорошо. Он получает деньги, она возвышается в обществе. Но почти всегда это заканчивается плохо. Я знавал людей, которые давали в приданое по семьдесят тысяч, а тем самым копали могилу своей девочке. И ведь эти люди умели торговать, а в этом деле просто лишались разума. Может вы слышали о таких случаях, когда женившись здесь, проходимцы уезжали в свадебное путешествие и там продавали жену в дома терпимости, как говорится?
— Нет, — Минус удивился не на шутку, — я никогда о таком не слышал.
— Многие девушки попадаются на эту удочку. У нас в Одессе есть ловкачи, что проворачивали такие дела по нескольку раз. Но обычно куш там небольшой, а дело грязное, Семён. Очень грязное. Бывает полиция и возвращает кого-то обратно, но редко. Такой трюк известен давно. Потому я и удивился, когда этот человек, вы должны были встретиться с ним сегодня, закинул удочку через пристава, чтобы посвататься к моей маленькой Либочке! Я и принял его только потому, что хотел поглядеть на этого наглеца. Этот человек известен в Одессе как граф Ташев, но он такой же граф, как и вы, Семён. Это мошенник, конечно, но ведь каждый умеющий слушать знает, что за этим ничтожеством стоит наш достопочтенный градоначальник. Генерал-майор Толмачёв.
Минус только кивнул. Он слушал старика очень внимательно. Моисей криво усмехнулся:
— Вот так, Семён. Этот Коля, пристав, как бы не изображал себя влиятельным человеком, на самом деле просто пёс, который делает ровно то, что ему велят. Вот Иван Николаевич, тот обставит любого еврея по своей расчётливости. Он умеет играть в настоящие игры, но для этого деньги ему очень нужны. Люди, которые работают на него, добывают их самыми разными способами. В первую очередь это сбор с купцов, который удвоился с вступлением в должность Ивана Николаевича и даже дело не в сборе, но стало очень неуютно заниматься торговлей. Я видывал разные времена и мне есть с чем сравнивать. Вот Василий Дементьевич, предшественник его, царствие ему небесное, был неплохим человеком. Очень даже неплохим. Денег лишних не драл и уж если принимал подарки, то можно было спокойно работать. И положа руку на сердце, смерть его была очень вовремя для нашего нынешнего градоначальника. Слишком вовремя, скажу я вам.
Старик оценивающе поглядел на Минуса и тот хмуро кивнул, впитывая в себя всё, что услышал. Да, доброе старое время, было вовсе не добрым. Серёга мрачно уставился на Моисея.
— Так вот, к чему я говорю это вам. Иван Николаевич принял необыкновенный размах в своей деятельности. Сборы с купцов — это норма, но вот всё остальное… — старик задумался, — Я сейчас уже не интересуюсь многим, но кое-что известно даже мне. На него работают разные люди, очень разные. Кто-то печатает деньги, сербские динары, — при этих словах старик как-то хитро прищурился, — вот совсем недавно случай вышел. На Маразлиевской меняльную лавку взяли. Ущербу заявлено в двадцать тысяч. Ищут теперь налётчиков этих. Полиция ищет и люди Ивана Николаевича. И кто-нибудь да найдёт.
Минус проглотил слюну. Он опешил. Старик очевидно догадался, что Серёга замешан в этом деле. Минус не знал, что сказать, но тут Моисей продолжил свой неторопливый разговор:
— Иван Николаевич всё далее замахивается. Высоко метит. Потому и деньги тащит откуда только можно. Людишки его, поговаривают и за границу ездят, чтобы разжиться золотишком. Тесно Ивану Николаевичу у нас. Ему размах подавай. Но вот только он тоже пёс чей-то. Не по собственной же глупости он самого Петра Аркадьевича критикует. Нет, у Ивана крепкий хозяин есть. Точно, есть.
— А кто такой Пётр Аркадьевич?
— Как? — старик удивлённо поднял брови. — Столыпин Пётр Аркадьевич, председатель совета министров.
Глава 18
Минус кивнул. Он помнил только то, что говорил об этом человеке Мишка-реконструктор. Тот искренне верил, что именно смерть Столыпина вбила первый гвоздь в гроб Российской Империи. Минус попытался вспомнить давний разговор в полуразрушенном блиндаже под Красным Холмом. Когда, греясь у окопной свечи, Мишка обсуждал, как всё могло пойти по-другому. «Театр! — ясно вспомнил Серёга. — Точно! Киев, мать его! И фамилия у убийцы такая запоминающаяся, Богров или Багров, я ещё думал, как у Данилы из „Брата“. Но когда? За три года до первой мировой, — внезапно промелькнула мысль, — да, так он говорил. А ведь даже число помню. Первое сентября. Мы ещё смеялись с мема, что снова в Польшу, а Мишка сказал, что в этот день стреляли в Столыпина. Потому и зашёл разговор о нём».
Минус перевёл взгляд на старика, который задумчиво произнёс:
— Пётр Аркадьевич великий человек, Семён. Он мыслит верно и широко. Вы знаете, это один из немногих людей, кто ещё удерживает государство от разрушения. Ведь только поглядите, что творится кругом!
Серёга только пожал плечами. О том, что происходит сейчас в стране, он имел совершенно смутное представление. Моисей тяжело вздохнул:
— Даже мой народ и тот словно сошёл с ума. Молодёжь бредит революцией! Глупцы! А я вам скажу, что и Левушка не избежал этого соблазна. Ведь так просто преподносится — долой царя и вот прямо завтра начнётся новая жизнь. Все заживут словно в раю, только на земле, правда с чего, совершенно неясно! Нет, те, кто толкают на подобные глупости, конечно, заживут, но вот остальные…
Моисей хмуро покачал головой, очевидно высказывая давно наболевшее:
— Еврейский вопрос… Как это странно звучит. Нет, ну ведь если есть проблема, то нужно её решать, а не подпитывать её изо всей силы. Мой народ, Семён, совершенно не конфликтный, а ведь многим нужно, чтобы стало наоборот. Эта ненависть, которую искусственно вызывают друг к другу, не доведёт до добра. Со всех сторон так и пытаются столкнуть лбами, чтобы поживиться на чужой крови. Ну вот скажите, Семён, ну неужели кто-то может поверить, что им есть дело до самого распоследнего бедняка? Хоть еврея, а хоть и русского? Одни создают союзы русского народа, а потом грызутся промеж собою хуже чем свора собак за кость. Другие, уже из моего народа, да и не только, жертвуют огромные деньги на революцию, не понимая того, что уж их-то она сметёт в первую очередь. И вот эта свара выгодна кому угодно, но только не евреям и не русским. Но ведь это ещё можно уладить, если постараться. Пётр Аркадьевич понимает это очень хорошо. Я боюсь надеяться, Семён, но возможно уже в следующем году, Пётр Аркадьевич всё же убедит государя, что этот назревший вопрос невозможно откладывать дальше. Я хочу верить, что ему удастся это сделать. Если только…