Леона. На рубеже иных миров (СИ). Страница 29

— Не буйный, — подтвердила девушка, внимательно слушая и запоминая все, что говорит оружейник, — но я все же верхом пока поеду, пусть Флокс пообвыкнет — он раньше с обозами не ездил. Спасибо, Бальжин.

— Ну, как знаешь. Ну все, ступай тада пока, может в кустики надобно ищо, время-то есть чуток. Потом долго остановок делать не будем.

Леона молча кивнула и решила последовать дельному совету — взяла Флокса и отправилась вглубь леса, на поиски подходящего для облегчения места.

***

Солнце стояло высоко в зените, приятно припекая, и, отражаясь бликами на влажных от пота крупах караковых[5] лошадок Бальжина. Леона ехала рядом с оружейником, но разговора у них не выходило — все звуки заглушал грохот трясущихся на неровной дороге повозок. А вести неторопливую беседу сильно повышая голос, чтобы тебя смогли расслышать — было утомительно и не особо приятно.

Девушка провела ладонью по макушке — припекает. Пора бы уже и прикрыться. Сложив поводья в одной руке, она запустила свободную в ближайшую сумку и, немного пошерудив, вытащила небольшую светлую косынку из тонкого хлопка. Зацепив поводья о переднюю луку седла и надеясь, что Флокс не решит резко пуститься вскачь, она быстро повязала косынку на голову — совсем не по девичьи, узлом на затылке поверх ткани.

У них, на юге Сольмении, молодые девушки носили волосы заплетёнными в две косы. Многие для удобства подвязывали лентами кончики косиц к их основаниям, и получались у находчивых девиц с боков петли из кос. А когда юная девушка входила в пору сватовства, то надевала поверх них узкий платок, который носили узлом на лбу и в народе звали брачником.

Леона вновь взяла поводья в руки, погладила заметно уставшего коня по шее и потянулась за бурдюком с потеплевшей водой. Сделала несколько маленьких глотков и с сожалением повесила его обратно. Сейчас много пить было чревато — отставать и делать остановку, чтобы сходить по нужде, было нельзя — ждать ее никто не будет. Девушка сложила ладошку козырьком, подняла голову и, сильно щурясь, взглянула на солнце, определяя его местоположение. Зенит. Значит, скоро уже будет второй привал. Кони порядком устали, люди тоже — что верховые, что возницы, каждый уже начинал тихонько ерзать на своем сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. Но с одеревенелым задом «устроиться поудобнее» — задача практически невыполнимая. Леона, поморщившись, немного привстала в стременах, давая небольшой отдых своему закаменевшему мягкому месту.

— Скоро уж привал будет! Вона за тем поворотом останавливаемся! — повышая голос, предупредил Бальжин. Видно, заметил ее ухищрение.

— Поняла!

За поворотом лес начал редеть, обрываясь на краю широкого хлебного поля. На сколько помнила Леона карту, где-то тут должен бить родник.

От дороги в сторону редколесья отходила не широкая заезженная колея, идущая вдоль кромки поля. Бальжин повернул коней, и Леона придержала Флокса, посторонилась, пропуская вперед кибитки. Часть наемников поддала шенкеля и уехала вперед — проверять безопасность будущего привала, часть — продолжила ехать вдоль обоза, охраняя его в пути, и лишь несколько человек придержали коней и остались в замыкающих. Леона примкнула к последним, чтобы не помешать едущим впереди повозкам удобно встать на привал. Грохот стал заметно тише.

Рядом на гнедом мерине пристроился молодой наемник. «Годов так двадцать пять, наверно» — подумала Леона, бросая на него косой взгляд, — «Вот молодой ж вроде, а холодком от него тянет, аж душа поджимается… Впрочем, как и от большинства наемников». И все же, несмотря на это, мужчина не производил какого бы-то ни было неприятного или отталкивающего впечатления. Ничего дурного в нем не было — обычный, даже приятный вполне, короткая щетина, русые волосы, собранные на затылке в короткий хвост, вытянутое лицо, небольшой шрам на верхней губе, глаза...

Она подняла взгляд выше и, к своему стыду, осознала, что наёмник заметил ее косые поглядывания и, чуть улыбаясь, смотрит на нее с откровенным веселым интересом. Поймав ее взгляд, он иронично приподнял брови и самодовольно ухмыльнулся. Очевидно, его забавляла эта ситуация.

Девушка смутилась. Стараясь ничем не выдать собственную неловкость, она невозмутимо отвернулась, и чувствуя, как предательски начинает припекать щеки, потянулась к наполненному водой бурдюку, делая вид, что мучима жаждой. «Он же просто повернулся невовремя!» — с досадой подумала Леона, — «Я ведь его вовсе не разглядывала, только мельком посмотрела... А он уже думает невесть что, насмехается». Леона досадливо пожала губами и откупорила пробку бурдюка.

Наемник хмыкнул.

— Леона, верно? — спросил он. Девушка молча кивнула. — Меня Кирьяном зовут.

— Рада знакомству, — ответила Леона, отпив из бурдюка, и сдержанно улыбнулась.

— Сколько уж хожу в наемниках, а еще ни разу не видел, чтоб девка одна ехала.

Девушка слегка пожала плечами, убирая бурдюк на место.

— А я и не одна, — ответила девушка, и, заметив недоуменный взгляд, пожала плечами и продолжила: — Я с вами еду.

Кирьян удивленно хмыкнул.

— И не страшно тебе на большак соваться? — с ехидной улыбкой спросил наемник. — Куда только отец твой смотрит. Сбежала чтоль? — предположил он.

— А ты меня что стращать вздумал? — хмыкнула девушка, ритмично покачиваясь в седле. — Чего бояться-то? Тебя что ли? — иронично изогнув бровь, спросила она в ответ.

— Да хоть бы и меня, — широко ухмыляясь, сказал мужчина.

Мимо, на сивом коне, проехал еще один наемник. Леона задумчиво нахмурилась, вспоминая его. Кажется, это про него утром говорил Бальжин, его вроде Немиром звать.

Черноволосой мужчина гневно посмотрел на веселящегося Кирьяна, потом также неласково, сведя темные брови на переносице, глянул на девушку. Едва взглянув на него, любому стало бы ясно, что он едва сдерживает рвущиеся наружу хлесткие слова. Но наемник лишь едва заметно дернул губой, зло сжал зубы и проехал вперед к первой повозке Ольцика.

— Чего это он? — тихо спросила Леона, удивленная поведением мужчины.

— Да, не бери в голову, — легко ответил Кирьян, не забывая внимательно осматривать окружающую местность. Все ж, ему тут не за болтовню платят.

Но Леона все же задумалась. Не понравилось ей его поведение. С чего бы вдруг столько недовольства в ее сторону? Обоз она не задерживает, людям не мешает. Так в чем дело тогда сталось? Задумчиво поглядывая в спину отъезжающего мужчины, она вдруг ощутила совершенно однозначную реакцию своего тела — оно все собралось, поджалось, словно в ожидании удара и… В голове зашумел тихий гул пчелиного роя… Только вот пчел в округе она не наблюдала. Не хорошо…

— Так, где, говоришь, твой отец? Почему одна-то едешь? — как бы невзначай напомнил мужчина о своем вопросе.

— Что тебе за дело до моего отца? Свататься хочешь?

Наемник сделал кислое лицо и уже менее воодушевленно ответил:

— Дружескую беседу завести пытаюсь.

— Дак и болтай вон о пичугах. Можем погоду обсудить, ярмарку прошедшую, — пожала плечами девушка. — Я же не спрашиваю у тебя, с чего ты подался в наемники вместо того, чтоб дом поставить, жениться да детей ро́стить, как нормальный мужик.

Кирьян едва заметно нахмурил брови, на мгновенье чуть поджав губы, и отвел глаза. Но позже все же спросил:

— Долго ты была на ярмарке?

— Всю седьмицу. Хорошие были гулянья.

— Девки обычно в обережных лавках себе всякие бусы да ленты берут, а на тебе что-то ничего и не видно. От чего не купила, сглаза не боишься? — Хмыкнул мужчина.

— Не приглянулось ничего в это раз, — пожала плечами Леона.

Не говорить же ей, что она знахарки ученица, и сама оберегов может наделать. Вон у нее и так половина вещей заговорены. К чему ей какие-то бусы? Еще и не ясно правильно ли заговор читали, в то ли время, да хорошо ли он лег. А то она как-то прикупила у одной купчихи платочек, будто бы от припекания заговоренный. Ружена лишь посмеялась, рассматривая покупку, и на будущее сказала, что Колыбель Великих Богов — источник силы и само ее начало. Как от нее заговаривать-то? Ну хоть узоры на платке похвалила, и то хорошо.