Меч тени и обмана (ЛП). Страница 28

Запугивание. У этих людей его в избытке. К их сожалению, я не из тех, кого легко запугать. Однако они этого не знают, и мне все равно нужно играть свою роль, если я хочу остаться здесь и найти свою цель.

Я снова заставляю себя слегка заикаться, когда приветствую его, повторяя свои предыдущие слова. — П-привет. Я Кайра Незерак. Ваша новая Терра, прибыла для несения службы.

Руэн продолжает смотреть на меня. Его правую бровь разделяет тонкая линия, чуть более бледная, чем остальная кожа. Она достаточно длинная, почти достигает глаза. Она старая, это точно, но это не самая странная часть шрама. Факт в том, что этот человек Смертный Бог, и при той скорости, с которой он должен уметь исцеляться, потребуется много усилий, чтобы оставить на его лице такой шрам. Возможно, сера? Это единственный смертный предмет, который, как известно, может ранить Божественное Существо, и, к сожалению, я слишком хорошо знаю о его воздействии. Но тогда, кому было бы позволено травмировать такое Божественное дитя, как Руэн Даркхейвен?

В отличие от Каликса, его внимание не пробирает мурашки по моей коже. Вместо этого он заставляет меня нервничать по-новому. Как будто он может заглянуть глубоко в мой разум, увидеть мысли, о которых даже я не подозреваю.

Существуют ли подобные способности? Я внезапно начинаю беспокоиться. Боги и Смертные Боги, которые могут читать мысли? Если это правда, то для меня уже слишком поздно. Нет сомнений, что он все выяснит, если сможет, на самом деле, заглянуть в мои мысли. Я задерживаю дыхание, ожидая того неизбежного момента, когда мне скажут, что у меня хватило наглости попытаться проникнуть сюда и убить одного из них.

Проходит минута, вторая, затем третья. Он довольно долго молчит, и с каждым ходом времени мое сердце бьется все быстрее. У меня кружится голова, но я отказываюсь заговаривать первой. Не раньше, чем я узнаю наверняка, раскрыли меня или нет, прежде чем у меня появится шанс начать.

Наконец, спустя целую вечность, он отрывается от меня и поворачивает голову обратно к своим братьям. — Я даю ей неделю, — заявляет он.

Я моргаю. Неделя? Он так низко оценивает Терру? Или… насколько плохо они относились к своим? Я заставляю себя не реагировать. Вместо этого я сохраняю выражение лица пассивным и невозмутимым.

Теос, кажется, обдумывает слова брата, когда его тело расслабляется. — Это по твоим щедрым меркам? — он спрашивает. — Или скупым?

— Щедрым, — отвечает Руэн, прежде чем украдкой взглянуть на меня. — Она жалкое создание. — Он качает головой, как будто ему почти жаль меня. — Им следовало, прежде подумать, чем присылать кого-то такого… маленького и слабого.

Не реагируй, приказываю я себе, даже когда начинаю чувствовать, как напрягаются мои мышцы и обостряются чувства. Я не против, когда меня недооценивают. Действительно, я даже рада. Это облегчит мне работу. Однако каким-то образом то, как он это говорит, пробуждает во мне чувство гордости, от которого, как я думала, я давно избавилась.

— Я сделаю все возможное, чтобы служить вам, — говорю я в ответ.

Каликс отвечает первым и с большим нетерпением. — Я уверен, что ты справишься, — говорит он, наконец снимая тунику со своего плеча и надевая ее через голову. — Я, например, с нетерпением жду твоих услуг. — Я моргаю, когда его грудь исчезает из виду, и он закатывает рукава, сохраняя свою вездесущую тревожащую ухмылку.

— Хрупкая, Каликс, — напоминает ему Теос. — Очень хрупкая. Может, заключим пари?

— Прошу прощения? — Я хмурюсь. — Пари?

Теос игнорирует меня, в то время как Каликс, кажется, обдумывает слова своего брата. Он поворачивается к Руэну и поднимает четыре пальца. — Четыре недели, — говорит он.

— Месяц? — Удивленно переспрашивает Руэн.

— Если она продержится так долго, что получу я? — Спрашивает Каликс.

— Ты планируешь держать свои руки подальше от нее в течение четырех недель? — Спрашивает Теос.

Мое понимание их разговора углубляется. Они втроем делают ставки, чтобы узнать, как долго я продержусь, и, судя по всему, Каликс решает такие вопросы. Сексуальный подтекст, сквозящий в его словах, становится почти вторым языком, который не так уж трудно понять, даже если он вызывает у меня отвращение.

— Конечно, нет, — усмехается он, — но, — его глаза возвращаются ко мне, сузившись, когда он обводит взглядом мои обутые в ботинки ноги до лица, — у меня хорошее предчувствие насчет этой.

— Тогда ладно, — говорит Теос. — Я принимаю это пари. Ставлю максимум две недели.

Руэн качает головой. — Неделя. Не больше.

Чем дольше они обсуждают моё возможное отстранение или, возможно, моё собственное желание покинуть службу, тем сильнее это меня бесит. Чувство, которое, как я думала, уже давно оставила позади после всех лет тренировок. Разумнее было бы просто заткнуться. Это я понимаю совершенно ясно. И всё же почему-то логическая часть моего разума не спешит заглушить нелогичную, и прежде чем я успеваю себя остановить, я открываю рот.

— Что я получу, если продержусь дольше, чем кто-либо из вас думает? — Спрашиваю я.

Все три пары глаз мгновенно устремляются на меня. В комнате воцаряется тишина. Я жду, выпрямив спину и расправив плечи, показывая им троим, что не боюсь их слов или предположений.

Теос первым расплывается в улыбке. Она медленно растягивается, углубляясь, пока не охватывает все его лицо. — Неужели маленькая смертная девочка хочет поиграть с Богами?

— Вы Боги? — Я ловлю себя на том, что спрашиваю. — У меня сложилось впечатление, что я буду служить их детям. Мои извинения, о Божественные. — Я еще раз слегка кланяюсь в пояс. — Значит, я пришла не в те комнаты.

У Каликса вырывается взрыв смеха. — О, она дерзкая. Мне это нравится. У нас здесь таких еще не было.

— Кажется, я передумал, — говорит Руэн.

— Больше или меньше? — Спрашиваю я, достаточно любопытная, чтобы поднять голову и встретиться с ним взглядом. Голубые глаза, поразительные, как полночный час, опасно блестят.

— Меньше, — отвечает он.

Я улыбаюсь ему. — Тогда я с нетерпением жду возможности превзойти ваши ожидания. Раз вы думаете обо мне такокого низкого мнения, это должно быть, не составит труда.

Руэн склоняет голову набок. — Я никогда не встречал такого воинственного смертного, — комментирует он. — Возможно, это сослужило тебе хорошую службу за пределами Академии, но здесь, — он подходит ближе, двигаясь так, что его жар почти обжигает мою плоть даже через одежду, — все немного по-другому.

— Я прекрасно понимаю, что статус смертных в Академии отличается, — заявляю я. — Я пришла сюда, несмотря на знание этого факта.

— Правда? — спрашивает он. Его рука, размером почти с медвежью лапу, поднимается, когда он касается пряди моих волос, упавшей на плечо. Я вздергиваю подбородок, нуждаясь в преимуществе, чтобы не отрывать от него взгляда, пока он смотрит на меня. — Бедная маленькая смертная, — говорит он, поднося серебристую прядь ко рту.

Я смотрю, как он проводит кончиками моих волос по своей нижней губе. — Ты понятия не имеешь, что тебя ждет.

Почему-то именно его слова, а не слова его братьев, глубоко поражают меня. Это не тот разговор, который они вели, как будто я не стояла перед ними, прекрасно понимая, что предметом их насмешек была я. Дело не в откровенно похотливом взгляде его брата, Каликса, или очевидных намеках на то, что он каким-то образом был ответственен за потерю многих из их Терры раньше, а в смутном угрожающем обещании Руэна Даркхейвена.

Как бы то ни было, я не отвожу взгляда. Я пережила пытки. Пережила утрату. Меня жгли, ошпаривали, топили, морили голодом, избивали, и не только. Глубоко в душе я уверена нет ничего, что эти трое могли бы сделать, с чем я не смогла бы справиться.

Если уж на то пошло, мне даже интересно посмотреть, смогут ли они справиться со мной. Я ухмыляюсь, пока Руэн продолжает сверлить меня взглядом, будто ждёт, что я осознаю свою ошибку и отступлю. Но этого не будет. Напротив, моя реакция лишь подтверждает: я не уйду. Это мой шанс обрести свободу, и даже если ради этого мне придётся терпеть трёх избалованных Смертных Богов в обозримом будущем, что ж, так тому и быть.