Край Земли (СИ). Страница 16

Других вариантов и правда не было, и пока я дал предварительное добро, обещав дать окончательный ответ перед отплытием. У меня сейчас хватало и других забот, кроме того, чтобы вникать в личные отношения эскимосов и их понятие морали.

На территории Ииты мы возводили угольный склад. Датский китобой, груженный припасами под завязку, должен был сгрузить в поселке пятьдесят тонн угля. Этот запас нужен был нам на крайний случай, для обратной дороги, если «Единорог» всё же выдержит зимовку, и сможет вернутся своим ходом в поселение туземцев. Те же пятьдесят тонн, только уже мороженного моржового мяса, датский капитан брал на борт в качестве корма для собак. Это мясо, для людей не предназначалось, так как обращались с ним эскимосы крайне небрежно и досталось оно нам почти даром.

Из-за обилия добычи, которой в этих краях было необычайно много, эскимосы мясо моржей не брали, а складывали его где придется прямо на берегу, так же периодически кормя им своих собак.

Добыв крупных моржей, эскимосы имели с каждого животного до восьми сотен килограмм мяса, около двухсот килограмм жира и большое количество субпродуктов. Кожа моржа использовалась при изготовлении конное и байдар, ремней, для кровли яранг, стелилась на пол в пологах. Из моржовых кишок шили дождевики, причем нитками служили сухожилия зверя. Жир использовался для освещения и отопления жилищ. Моржовые кости использовали при строительстве лодок, саней, а пропитанные жиром, они служили дровами. Лопатка выполняла роль посуды (тарелки).

Моржей в этих краях, как я уже говорил, было много, так что сняв шкуры с забитых животных, срезав жир, вырезав бивни и кости, взяв сердце, печень и кишки, остальное попросту выкидывалось, и такую халяву я пропустить не мог!

Учитывая наличие дополнительных кормов, я отобрал сто собак, взяв их с большим запасом. Если не понадобятся, мы сможем часть из них либо подарить нашим эскимосам, либо забить на мясо, но пока была возможность, я решил ей не пренебрегать. Тем более, что покупка этих животных нам обошлась всего в четыре ящика винтовочных патронов. По двадцать штук за собаку, и я считал, что это совсем не дорого!

Собаки были отличные, других тут не держали. Щенков отбраковывали сразу, выбирая только сильных и здоровых. Старых, заболевших и получивших травмы псов тоже убивали. Как бы это жестоко не звучало, тратить ресурсы на содержание нахлебников эскимосы не собирались, даже если пищи было вдоволь.

Гренландские собаки эскимосов отличались крупным размером, мощным сложением и крепким костяком. С виду они мало напоминали другие ездовые породы, которые мне доводилось видеть, и основное отличие было в клиновидной голове, на которой едва виднелись небольшие треугольные уши. Шерсть их была тоже гуже, чем у сибирских родственников. Собаки были спокойные и уравновешенные, но при этом выглядели очень выносливыми и сильными. По словам местных эскимосов, эти псы обладали прекрасным чутьем и отлично ориентировались на местности. Агрессия к людям у них отсутствовала полностью, как класс, а вот к животным…

— На медведей мы только с ними охотимся, не боятся они медведя. — Рассказывал мне Сигунылик — Трех-четырех собак хватает, чтобы нануука на месте держать. Тут только жди, пока он к тебе удобно повернётся, а потом один удар, и готово. Если не получилось, собаки раненого медведя снова от охотника отвлекут, и бей опять. Молодые да глупые собаки порой гибнут конечно, бывает и такое, из-за них и охотники бывает погибают, но мало таких случаев. Моржа в море труднее и опаснее брать.

Через три дня после прибытия в стойбище, когда основные работы на берегу были закончены, я построил свою команду в полном составе на галечном пляже фьорда.

— С этого дня и до отплытия включительно, на корабль никто не поднимется! — Начал я свою речь — Вы все будете жить в эскимосских ярангах, питается и охотится с инуитами, и учится у них всему тому, что они умеют! По договоренности со старейшиной поселка, к каждому из вас будет прикреплён охотник, которого вы должны будете слушать как отца родного! Ни каких исключений не будет. Я тоже переезжаю в ярангу к старейшине! Времени мало, поэтому постарайтесь освоить как можно больше из того, чему вас будут учить эскимосы. Управлять упряжкой, строить иглу, ухаживать за собаками, охотится и ходить по леднику! От этого зависит ваша жизнь! Вопросы есть?

— А мне оно нахрена надо, Иссидор Константинович? — Тимоха, который как-то само собой вдруг оказался среди будущих полярников единственный задал мне вопрос. Все остальные члены команды хоть и имели недовольные лица, но за время плавания уже успели понять, что спорить со мной себе дороже — Я же в вашу экспедицию не иду, я обратно уплыву на китобое!

— А ты тут какого… — Увидев Тимоху я удивился, не должен был он покидать «Единорог»… Вот чудила! Я только что сказал, что ни для кого исключений не будет, значит сам виноват! — Впрочем не важно! Спрашиваешь нахрена? Для общего развития! Чтобы духов предков порадовать, к корням вернутся! Всасал⁈

— Да крещенный я! — На лице Тимофея читалось отчаяние.

— Тем более! — Не логично ответил я — Всё, разговор закончен!

Использовать двух недельный вынужденный перерыв в плавании нужно было с пользой, и я ни капли не жалел сейчас об уплаченном за обучение бидоне спирта. Тем более, что такой шанс хоть чему-то научить неподготовленных к северу людей, выпадал не часто. Им хорошо, две недели с каждым из них будет опытный человек, который хотя бы первичные навыки им привит сумеет, не то что когда-то у меня… Мне пришлось всё постигать своим потом и кровью. И то, я знаю и умею не всё, эти две недели, и я буду учится, причем буду стараться как никогда! Экзамены по этим лекциям мы будем сдавать не экзаменационной комиссии в теплом кабинете, а самой жизни, среди лютых холодов в бескрайней ледяной пустыне.

Глава 9

Я стараюсь не смотреть на старика, мне это зрелище аппетита не добавляет, тем более и блюдо, что мы едим сейчас на завтрак, тоже выглядит, скажем так, экзотически… Сигунылик как обычно сидит в своей яранге совершенно голый. Он раздевается полностью перед сном, так проводит ночь, и одевается только перед выходом из яранги, закончив утренний прием пищи. Причем свою одежду он сдает своей жене, которая занимается её починкой и сушкой, и сам к ней не притрагивается, пока жена не подаст ему его шмотки. Вначале штаны, потом меховые чулки, а перед самым выходом из яранги, уже легкую кухлянку. Сейчас лето, и старейшина не замолачивается с одеждой. Если старику никуда не надо, он с голой жопой весь день провести может! Впрочем, жена его тоже не страдает от стеснительности, и нудистские посиделки стариков я, наблюдая ежедневно уже две недели, с незавидным постоянством. Говорят, что человек привыкает ко всему, но как к такому можно привыкнуть⁈

— Кушать надо! — Простые фразы на инуитском языке я уже понимаю, тем более эту. Старейшина говорит мне её постоянно, так как есть я себя практически заставляю. — Вкусно!

— Да вообще огонь, такого даже в лучших ресторанах Лондона и Парижа не найдешь! — С кислой миной соглашаюсь я, беря с каютака (длинного куска бревна, которое используется в качестве общего блюда) кусок дурно пахнувшего вяленного мяса. Жир покрывающий оленье ребро уже желтого цвета и на вкус прогорклый. Его заготовили ещё в прошлом году, и по мнению инуитов со временем оно стало только вкуснее. У них тут вообще, чем больше пища начинает попахивать, тем она аппетитнее! Причем мясо это вообще не соленное, его просто высушили на полярном солнце и ветру, больше не подвергая ни какой обработке.

— Сюгак бери начальник! — Облизав пальцы, старейшина этой же самой слюнявой рукой заботливо пододвигает по каютаку в мою сторону горку месива, которое считается тут большим деликатесом. — Очень вкусно!

Я с трудом сдерживаю рвотный позыв. Заботится обо мне старик, самое лучшее отдает и обидеть его нельзя. Только вот я ничего не могу с собой сделать, потому что в наших с ним понятиях «самое лучшее» выглядит по-разному. Взять к примеру, вот это вот… Это блюдо нечто среднее между компотом и винегретом. Для его приготовления берется содержимое оленьего желудка и к нему подмешиваются ягоды — морошка, шикша или голубика. Называют его по-разному, в основном по названию ягод, которые пошли на его приготовление, тут вот, например, сушенная, собранная в прошлый сезон и разбухшая от воды морошка, которая как раз и называется на инуитском языке сюгаком. Эскимосы этот деликатес едят не часто, оленей добыть трудно, но, когда это удается, их от него не оторвать. Любят его как маму родную! Маму ведь, как впрочем и остальных родственников, не выбирают…