Хроники новуса II (СИ). Страница 8

— Поладил-таки с Фалдосом? — шепнул он. — Это ты верно сделал. Когда я снова увижусь с дядей, попрошу, чтобы он и тебя взял под крыло.

— Угу, — согласился я, а сам быстрее начал работать ложкой.

Изголодался я. А еще мнилось: ждет меня какой-то подвох, ведь не может быть такого, чтоб больше никакой беды не грозило. Испытание я прошел, Фалдос злобу свою отпустил, значит, должно случиться что-то еще. Вот как отчим помер, так и пошло всё кувырком.

Едва я добрался до тушеных овощей с мясом, как в трапезную вошел брат Арнос. Мы привыкли, что видим его лишь с утра и до полудня, потому удивились его появлению. Да и выглядел он неважно, словно услыхал дурную весть или помер кто из семьи.

— Брат… — его голос прервался. Он кашлянул и попробовал заново: — Братья новусы! С сего дня вы перестанете только принимать блага от культа, но начнете и отдавать. Каждый вечер четверо из вас будут помогать на конюшне. Там работают и простые люди, не новусы, но вам нельзя их задирать, они поболее вашего знают о лошадях. Еще двое пойдут в караул на стены вместе со старшими до полуночи, и двое — после полуночи до зари. Вас восемнадцать человек, значит, раз в четыре дня вы не будете спать по полночи. Заодно привыкнете нести службу, это пригодится вам в походах на хребет.

Обрадовалось от силы трое или четверо новусов, остальные, как и я, были изрядно измотаны бегом с мешочками, истинным языком и бдением в молитвенной комнате. Впрочем, вряд ли в другой день будет как-то легче, лучше уж сразу отмучаться.

— На конюшни пойдут… — брат Арнос перечислил имена, среди них оказалось и мое. Затем он назвал тех, кто отправится в караул. — Конюхи, поменяйте платье на что-то простое и спуститесь во двор. Стражи, наденьте гамбезоны, идите к оружейной и ждите меня.

Я быстро запихал остатки съестного в рот и помчался к келье, там натянул старые тряпки, упрятал хорошую одежду в схрон, проверил, чтоб ничего важного не осталось на виду, и лишь потом вспомнил, что у нас с Фалдосом отныне мир. Ну, мир миром, а осторожность не помешает.

Весна была в самом разгаре, и каждый день солнце заходило всё позже и позже. Если раньше после вечерней трапезы мы пробирались в кельи впотьмах, то сейчас я вышел во двор и увидел над замковой стеной краешек солнца. Подошли еще три новуса, и их простая одежда была куда богаче, чем моя. Следом за ними появился брат Арнос и знаком велел следовать за ним.

Пока мы бегали по двору, истекая потом, я приметил, где тут конюшни, — услыхал случайное ржание, а духу конского не учуял. Может, потому что и сам тогда пах ничуть не лучше. Туда нас брат Арнос и провел через неприметную дверь.

Сперва я опешил от величины культовой конюшни. Тарг, когда только сошелся с матерью, построил самый большой хлев в деревне. Мать ругалась и говорила, что нельзя делать хлев таким огромным, коровы зимой померзнут, а отчим отмахивался от нее, мол, это одна корова померзнет, а он думает держать не меньше пяти коров. Пять коров точно не померзнут, друг об друга греться будут. Мать тогда едва ли не всплакнула: «Куда столько? У меня ж руки отсохнут их доить, да и ненадобно нам столько молока?». А отчим ей в ответ: «Как куда? Детишкам нашим! Хочу, чтоб не меньше десяти народилось!». Наверное, потому мать так сокрушалась из-за того, что не может выносить ему дитя, потому и старалась, потому и померла.

Так вот наш превеликий хлев на пять коров уместился бы лишь в одном уголочке этой конюшни. По широкому проходу, вымощенному мелкими гладкими камушками, легко бы проехала телега, по левой стене висели масляные лампы, а вдоль правой шли стойла, одно за другим, и с моего места казалось, будто они нигде не заканчивались, так и тянулись вдоль всего замка. Почти из каждого стойла виднелась конская надменная морда. Уж не знаю почему, но все лошади, на которых ездят верхом, то бишь верховые, казались гордыми и заносчивыми, будто считали себя лучше, чем простой люд. То ли дело наши, крестьянские! У них морды добрые, глаза ласковые, и каждая тянется тебя обнюхать: не принес ли яблока или сухаря на угощение.

— Фарик! — крикнул брат Арнос. — Помощников тебе привел, урожай сего года. Покажи им, что да как тут делать надобно!

— Добро! — отозвался некто из глубины.

Арнос еще раз напомнил, чтобы мы слушались Фарика, и поспешил обратно.

Глава 6

Фарик вынырнул из недр конюшни, и я немного подивился, для чего брат Арнос остерегал нас от споров с конюхами. Мне было б проще рассориться с самим Арносом, чем с этим человеком. Главный конях был крепок, жилист и суров, изрядно поломанный нос смотрел в сторону, а вот узкие, будто прищуренные, зеленые глаза — прямо и безо всякого смущения перед дворянами. Фарик в один миг оценил нас, взвесил и поставил в самый конец всех знакомцев, включая каждую лошадь, что он выпестовал. Волосы и бороду он стриг коротко, и жесткие пряди торчали, ничуть не скрывая белый рубец над бровью и несколько мелких ожогов.

— Первогодки, значит? — сказал Фарик, не глядя на брата Арноса. Видать, адептусов он ставил ничуть не выше новусов. — Двое — на стойла, двое — на воду.

Его взгляд задержался на мне.

— Из простых? Верхом ездил когда?

Я кивнул, потом помотал головой.

— Зато к лопате привыкший. Будешь вычищать стойла, а ты, — он указал на другого новуса по имени Далмир, — наполняй тачку и кати ее вон туда. Убирать не только навоз, но и солому.

Он отвел нас к закутку, откуда вытащил две деревянные лопаты и тачку на одном колесе, потом забрал оставшихся новусов с собой и ушел. Мы же рьяно принялись за дело. Сперва я по глупости открыл стойло, чтобы зайти внутрь и выгрести лишнее, но конь с чего-то вдруг вздыбился и едва не пробил копытом мне голову. Видать, разозлился, что в этот раз за ним дерьмо выносить будет не благородный господин, а кто-то из черни.

— И как теперь быть? — растерянно спросил я.

— Может, снизу? — предложил Далмир. — Дверь стойла короткая, лопату можно просунуть.

Зато палка у лопаты не такая длинная. Я опустился на колени и выгреб всё, до чего дотянулся, к нам в проход. Далмир наскоро закидал собранное в тачку, и мы двинулись к следующему стойлу. Там я не стал испытывать удачу и сразу наклонился к прогалу меж дверью и полом.

Когда тачка наполнилась, Далмир покатил ее куда было сказано, и вернулся уже не один, с ним пришли два парня наших лет или чуть старше.

— Вот они какие, первогодки! — весело сказал один из них с забавной рожей.

«Забавной», потому что он походил на ярмарочную куклу — курчавые волосы, оттопыренные уши, очень улыбчивое лицо и крошечные глазки, будто по набитой тряпками кукольной голове два раза углем чиркнули.

— Ого, а ты знал, куда идешь! — он кивнул на мое платье. — Тоже кто-то из родичей в культе? Подсказал, что брать нужно?

И ведь правда, эти парни были одеты куда проще, чем тот же Далмир. Может, помощники конюха?

— Я — Эржик. Эржик из рода Хартенберг, — он слегка поклонился. Ну, в точности, как добряк-недотепа из ярмарочной сценки.

— Меня звать Лиором. Значит, вы новусы?

Вряд ли дворяне по доброй воле пошли служить в культ конюшими.

— Именно так. Пришли на подмогу. Вернее, нас прислали. Одной лопатой эти долгоровы конюшни за всю жизнь не вычистить — пока дойдешь до последнего стойла, в первом уже будет навалено по колено. Лиор. А из какого рода?

Новусы. Наши старшие братья. Мне пришлось по нраву, что этот Эржик не чинился, ловко плюхнулся вниз и в несколько взмахов выволок оттуда и запачканную солому, и кучу конских яблок. Но для чего он первым делом сказал свой род и начал расспрашивать о моем? Про Далмира он, видать, уже вызнал и взялся за меня.

— Я поклялся культу в верности и отрекся от рода, как и все прочие новусы.

Эржик выпрямился, глянул на меня и спросил:

— Уж не усомнился ли ты в моей преданности культу? Полагаешь, что память о роде моем, о людях, что взрастили и выпестовали меня, есть свидетельство измены?