Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ). Страница 36

Я стояла, чувствуя, как ноги дрожат, как под ложечкой жжёт, будто внутри разгорается костёр. Но я держалась. Сад молчал, но его сила текла в меня — тёплая, тяжёлая, как кровь, что бьётся в венах. Она давала мне силы стоять, смотреть в их глаза, не опуская головы.

Гаррет шагнул вперёд, его топор сверкнул в утреннем свете, лезвие было острым, как его взгляд. За ним выстроились слуги — Мира с половником, двое парней с вилами, старая кухарка с ножом, что дрожал в её руке. На их лицах была смесь страха и решимости, но они не отступали. Они были со мной.

Эдвина вышла последней, опираясь на посох. Её глаза, мутные от прожитых лет, смотрели не на гвардейцев, а в небо, будто она видела то, чего не видели мы. Воздух вокруг неё дрожал, как перед грозой, и я знала: она готова. Кухарка стояла рядом, её губы шептались в молитве, но пальцы сжимали крестик так, что костяшки побелели.

Командир гвардейцев, седой, прямой, как клинок, шагнул вперёд и вскинул руку. Его люди замолчали, их смешки утонули в тишине. В его взгляде не было насмешки, только усталость и тень уважения, что он пытался скрыть.

— Леди Айрис Виридорн, — сказал он, его голос был ровным, но твёрдым, как приказ. — Последний раз прошу: покиньте поместье добровольно. Не вынуждайте нас исполнять указ силой. Это не мой выбор, но я — солдат.

Он развернул свиток, и я увидела печать — дракон, обвивший меч. Подделка или правда? Это уже не имело значения. Сад за моей спиной напрягся, ветви заскрипели, цветы сжались, как кулаки. Я подняла подбородок, чувствуя, как сила сада пульсирует в груди, горячая, живая, не моя, но готовая стать моей.

— Это мой дом, — сказала я, и мой голос не дрогнул, хотя боль в животе резала, как нож. — Здесь я выросла и здесь будет расти мой ребёнок. Можете попытаются сжечь здесь всё — но я останусь до последнего.

Командир опустил взгляд, его губы сжались в тонкую линию. Он не ответил, но я видела, как его рука дрогнула на рукояти меча.

Один из гвардейцев — тот, со шрамом — хмыкнул и шагнул вперёд, будто хотел пройти мимо меня к саду. Гаррет перехватил топор, его плечи напряглись, готовые к удару. Мира подняла половник, как оружие, её молитва оборвалась. Эдвина ударила посохом о землю, и воздух вокруг неё задрожал сильнее, как струны перед разрывом. Напряжение сгустилось, как грозовая туча, готовая разразиться молнией.

Миг — и начнётся бой.

Но небо раскололось первым. Рёв, низкий и тяжёлый, как голос самой земли, разорвал тишину. Я подумала, что это гром, но небо было ясным. Потом — что земля вздрогнула под ногами. Вороны взмыли с вишен, их крики смешались с воем, что нарастал, как буря. И тогда я увидела его.

Чёрный дракон спикировал с неба, его крылья с синими прожилками сверкали, как грозовая туча, принявшая форму зверя. Он обрушился во двор, подняв бурю пыли и ветра, что хлестнул по лицу, сорвал искры с факелов гвардейцев. Вишни склонились, их ветви качнулись, будто приветствуя его, а земля задрожала, когда когти вонзились в неё, распарывая траву. Гвардейцы попятились, их лица побелели, кто-то выронил меч, кто-то закричал, но я видела только его.

Раэль.

Вспышка света — и он стоял передо мной, человеком, растрёпанный, в чёрном плаще, что развевался, как крылья. Его лицо было измождённым, преисполненным решимости и какой-то тоски. Его глаза — золотые, горящие гневом — нашли мои, и в них было всё: боль, вина, любовь, что жгла сильнее любого огня.

Гвардейцы замерли, их насмешки утонули в страхе, а он шагнул вперёд, и земля, казалось, дрожала под его шагами.

— Император мёртв, — сказал он, его голос был глухим, но резал воздух, как коготь.

Тишина упала, как пепел. Даже вороны умолкли, их тени кружили над нами. Гвардеец со шрамом отступил, его факел потух в грязи. Командир смотрел на Раэля, как на мираж, его рука замерла на мече.

— Что?.. — прошептал он, и его голос дрогнул, как у мальчишки.

— Его отравили, — продолжил Раэль, его слова падали, как камни в воду, рождая круги ужаса. — В своих покоях. Я — его наследник. И я приказываю: немедленно прекратить исполнение всех указов, подписанных от имени принца Сэйвера, до разбирательства. Всем гвардейцам — вернуться во дворец.

Командир моргнул, его лицо стало белее мела. Он взглянул на свиток, потом на Раэля, и я увидела, как его пальцы сжались, будто он пытался найти опору.

— Вы… наследник? — спросил он, и в его голосе была смесь сомнения и страха.

Раэль медленно кивнул. Он вытащил из кармана перстень — золотой, с драконьим гербом, испачканный кровью, что блестела в утреннем свете, как рубин.

— Его последние слова были сказаны мне, — сказал он, и каждое слово было как удар молота. — Я беру правление до объявления регентства. И повторяю: отзовите отряд. Сейчас же.

Гаррет выдохнул, его топор опустился, но рука всё ещё была готова. Эдвина улыбнулась — тонко, едва заметно, её глаза блестели, как у старухи, что видела больше, чем хотела. Мира перекрестилась, её губы шепнули «слава богам», и половник в её руке задрожал.

А я… я просто сжала руку на животе, чувствуя, как ребёнок замер, будто услышал его голос, будто знал, что тот, кто защитит нас, здесь.

Командир кивнул, коротко и резко, как солдат, что знает, когда отступить. Он вскинул руку, и гвардейцы — даже те, что смеялись, — опустили оружие. Их кони ржали, копыта били по земле, и вскоре они ушли, растворившись в утреннем тумане, оставив за собой только запах гари и тишину, что звенела в ушах.

Раэль повернулся ко мне. Его шаги были тяжёлыми, но быстрыми, он сорвал плащ с плеч и накинул на меня, укрывая от холода, что я только теперь почувствовала. Я пошатнулась — боль ударила снова, резче, глубже, как нож, что вонзается в кость. Ноги подкосились, но он поймал меня, его руки были тёплыми, сильными, но дрожали, как будто он боялся, что я исчезну.

— Я опоздал, — шепнул он, его лицо было так близко, что я видела кровь в уголках его губ, тени под глазами, вину, что жгла его сильнее, чем меня — схватки. — Прости. Это был заговор, я не уследил. Но теперь я здесь.

Я кивнула, не в силах говорить. Слёзы жгли глаза, и я прижалась к нему, позволяя себе разрыдаться — впервые за дни, за недели, за всю эту бесконечную войну с судьбой. Его запах был как дом, которого я боялась лишиться.

Гаррет отступил, его лицо смягчилось, как у отца, что видит своих детей. Эдвина смотрела на нас, её посох больше не дрожал, а в глазах было что-то новое — не тревога, а вера.

Ворота закрылись за гвардейцами, их топот стих, и сад выдохнул — цветы раскрывались медленно, как глаза, что видели смерть и выбрали жизнь. Боль накрыла меня волной, я сжала руку Раэля, чувствуя, как ребёнок бьётся, как сад бьётся вместе с ним, их голоса слились в один.

— Раэль… — прошептала я, мой голос был слабым, но ясным. — Мне кажется, мой ребёнок… он хочет появиться на свет. Прямо сейчас.

Глава 28

Когда боль хлынула, я закричала, вцепившись в покрывало, пальцы комкали льняную ткань, мокрую от пота. Схватка сдавила живот, и тело горело, дрожало, готовое разорваться на куски. Спальня плыла перед глазами, стены качались, или это я качалась, теряясь в этом огне.

Раэль был рядом. Он сидел на краю кровати, его руки держали мою — крепко, но нежно, как верёвка, что не даст упасть в пропасть. Его тёмные глаза горели страхом, любовью, надеждой, и он не отводил их, даже когда я стонала, даже когда слёзы жгли мои щёки. Его пальцы дрожали, но не отпускали, и я цеплялась за них, как за жизнь.

— Я с тобой, Все будет хорошо, — шептал он, его голос рвался сквозь бурю, хриплый, но тёплый, как ветер в листве. — Ты сильная, Айрис. Самая сильная из всех, кого я знаю.

Я хотела ответить, но новый спазм украл дыхание, сердце колотилось, как у загнанной птицы, и я только выдохнула, сжав его руку, пока ногти не впились в кожу.

Эдвина стояла у изголовья, её посох лежал у стены, а руки — сухие, узловатые, но ловкие — двигались уверенно. Она была спокойна, как земля перед дождём, её глаза смотрели с верой, что я видела утром, когда Раэль прогнал гвардейцев. Но теперь в них было знание — древнее, как корни вишен.