Как я строил магическую империю 14 (СИ). Страница 9

Катя спокойно подошла к умывальнику и не моргнув глазом совершила процедуру. Отчего у Клавы вдруг закралось подозрение, что Иваныч разыгрывает именно её.

— Проходите!

Ван указал на центр комнаты, где прямо в полу был организован очаг. Пламя ярко горело и грело чайник, висящий на длинной верёвке с крючком.

— Садитесь!

— А куда? — Клава заозиралась, ища стулья или хотя бы чурбан, но ничего не увидела, а когда снова повернулась к очагу, оказалаось, что Ван, Костя и Катя уже уселись на колени прямо на лежащие тут же циновки.

«Нашли девочку на коленях стоять», — подумала Клава и окончательно пожалела, что вызвалась прийти. Но что поделать, нужно укреплять международные связи.

— Тема нашей сегодняшней церемонии, — торжественно провозгласил Ван. — Душа.

— А что вы вкладываете в это понятие? — спросила Катя, внимательно наблюдая за двумя другими японцами, которые стояли в углу у вполне себе нормального стола и что-то очень медленно и степенно взвешивали, насыпали и перемешивали.

— Мы долгое время были одни, — издалека начал Ван. — Признаюсь, думали, что никто больше не выжил. А потом начали встречать других людей, и оказалось, что за сто лет ничего не поменялось. Просто изменилось оружие и условия. Но люди такие же.

— Какие «такие же»? — уточнил Костя, когда японец замолчал. — И каких конкретно людей вы имеете в виду? Насколько я знаю, наши культуры раньше весьма сильно отличались.

— Это правда, отличались. — Ван проигнорировал первую часть вопроса. — Именно поэтому мы и решили вас позвать и поговорить… У нас, я не говорю про предков, я говорю про сейчас… Так вот, у нас как бы есть две жизни. Первая — это наша рутина, ежедневная борьба за выживание нашей расы. А вторая — это церемонии вроде этой. Сейчас она упрощена, но мы можем часами просто сидеть, любоваться на икебаны, обсуждать гармонию природы или красоту иероглифов. Философствовать. Это нас наполняет и даёт силы для второй половины жизни, но они все-таки разделены… вы понимаете, о чём я?

— Смутно, — пробормотала Катя, когда остальные промолчали. — Тут, кажется, не хватает противопоставления.

— Вы очень мудрая женщина, Екатерина, — проговорил из угла Бан.

— Да, правая рука князя кого попало в жёны бы не взял, — сразу же поставила иноземца на место Клава.

— Вы правы, Катя. — Ван низко наклонил голову. — Мы у вас всего несколько дней и, признаться, растерянны. Мы просто не можем понять того, что тут у вас происходит. Вы трудитесь с утра до поздней ночи, на вас идёт огромная армия, а вы не просто не боитесь, но и нанесли им крупное поражение. И в тот же день, вместо того чтобы смотреть на небо, думать о вечном или ждать очередного налёта, вы пьёте водку, поёте медленные грустные песни, пляшете ночью на берегу у костра и купаетесь голыми в реке. И самое главное, вы это делаете вместе. Мы даже не успели заметить, когда люди перестали убирать последствия атаки и начали гулять.

— Это когда кто-то голый купался? — едва дождавшись паузы, спросила Клава.

— Да там мужики поспорили, кто быстрее до того берега доплывёт, — пояснил Костя.

— А голые-то чего?

— Не знаю, жарко, наверное, было.

— А-а…

— Мы полночи это обсуждали, — продолжил Ван. — И даже поспорили. Я считаю, что это водка. Её употребление для вас сродни медитации. Она и делает вас смелыми и одновременно очень глубокими… Она позволяет вам быть цельными, и вы можете одновременно и работать, и думать…

— Так нам же Костя сказал, — заговорил Бан, расставляя перед каждым участником чашки с густым черным чаем. — Что за четыре месяца это был всего лишь четвертый праздник и они редко пьют.

— Думаю, изменения на генном уровне, — поднял палец Ван.

— Это князь, — вступил в разговор Тан, тоже усевшийся на свою циновку. — Местных объединяет любовь к князю. Тот памятник им дороже любой икебаны.

— А я считаю, — снова взял слово Бан, — и читал об этом в книгах, что всё дело в русской душе и водка здесь ни при чём. Если вам весело, то вы веселитесь, прямо сейчас отбрасывая все тревоги. Если нужно сражаться, вы выкидываете из головы всё и сражаетесь. А встретив того единственного — любите.

Японец бросил быстрый взгляд на Катю и, как и его соплеменники поднял кружку, сделал из неё маленький глоточек и уставился на огонь. Савинцы тоже выпили и украдкой переглянулись.

— Так в чём вопрос? — тихо спросила Клава, когда поняла, что от спутников помощи не дождёшься.

— У нас нет вопросов, — после паузы тихо проговорил Ван. — Чайная церемония — это время смирения, единения и размышлений о смысле жизни. Вопросы и ответы не нужны, мы просто высказали те мысли, которые пришли нам на ум. Если хотите, можете высказать свои, а если нет, давайте любоваться пламенем, слушать треск огня и радоваться тому, что сегодня не нужно никого убивать.

Клава покосилась на остальных, а потом ещё раз осторожно понюхала содержимое чашки. Да нет, вроде действительно чай… Хотя, откровенно говоря, без пол-литра понять, что происходит и на хрена они сюда припёрлись, трудно.

— Надо будет сводить их в баньку, — шепнула она Косте. — Им тогда вообще крышу снесёт.

— Согласен, — кивнул ликвидатор.

Побывав в Японии, он лучше других присутствующих знал потенциал восточных союзников. А ещё он догадывался о том, что задумал Дмитрий Николаевич, и предполагал, что рано или поздно Нагасаки станет одним из крупнейших промышленных центров империи имени Акулова. И вот тогда свои люди среди японцев очень пригодятся.

Ликвидатор улыбнулся и так же, как японцы, принялся медленно и глубоко дышать.

— То есть только Толстой остаётся? — спросил Рыбак, когда я закончил рассказ.

— Я говорил с ним на приёме и поверхностно просканировал его эмоции, — пробормотал я, задумчиво глядя на проносящиеся за окном столичные дома. — Не думаю, что это он.

— Ты тогда сказал, что это либо не он, либо он очень сильный маг контроля, — напомнил сидящий за рулём Влад.

— Тогда, может, пока далеко не отъехали и Морозова нет, вернёмся и к нему ещё заскочим? — предложил Рыбак.

— Если он настолько крутой маг контроля, мне не удастся его разговорить, — покачал головой я. — И дальше два варианта: или получится, что я наехал на невиновного и он почти наверняка меня сдаст. Или на виновного, но я не смогу это доказать, при этом окажусь в его логове, где могут быть ловушки.

— Толстой каждый день выступает по радио, — заговорил Топор. — Он постоянно в газетах. Ещё что-то делает наверняка. Откуда у него время настолько масштабную тайную сеть организовать? Он не производит впечатления сильно умного человека.

— У меня есть нехорошее ощущение, — поморщился я, — что мы упускаем что-то очевидное.

— Может, это не князь, а какой-нибудь Рысев? — предположил Рыбак. — Или вообще сам император это крышует.

— Я бы скорее на пермяков подумал, — возразил Влад. — В таком случае это и Шуйский мог быть, просто они ему память стёрли. Ведь так можно?

— Можно, — кивнул я, — вот Рыбак на самом деле никогда бороду не носил, а думает, что носил. Это я сделал.

— Что? — Серёга завис и пощупал свой подбородок. — Это как не носил?

— Да шучу я… в общем, память стереть можно, но против этой версии говорят слова Фёдора Михайловича. Он постоянно и в Перми, и у нас бывает и ни о чём подобном не слышал.

— Это если не предположить, что сам Фёдор Михайлович и есть таинственный князь!

Теперь я подзавис, но потом тряхнул головой, отгоняя параноидальные мысли.

— Нет, на хрена ему все эти схемы, когда он просто мог убить меня своим хранителем и покончить с этим?

— А если его хранитель убивать не умеет? — решил подкинуть дровишек и Гензо. — Или он просто решил не одного тебя убить, а сразу всех сильнейших. Вот, например, сегодня, когда вы все вместе с ним встретитесь.

— С кем встретимся? — вздрогнул Рыбак.

— А я что, не сказал ещё? — Я потёр лоб. — А, видимо, только Владу. Да, мы сейчас перехватываем Свята и еще несколько человек, и все летим в Пермскую империю. Я планирую начать операцию по их присоединению сразу по окончании вылета в Рязань, то есть, ориентировочно, послезавтра. Фёдор Михайлович нам покажет позиции для атаки.