Сумерки войны (СИ). Страница 12

Мехлис тяжело вздохнул, вспомнив, сколько советских танков было безвозвратно потеряно и оставлено в тылу противника после летнего отступления. Начальник ГлавПУра как никто другой знал ситуацию в войсках, даже лучше, чем в Генштабе — политработники были везде, и рапорты шли от них нескончаемым потоком. Причем недостатки, трусость, безобразное командование — все эти негативные вещи немедленно выявлялись, как и бесцельные и напрасные потери людей и техники, и о них тут же следовали доклады в Ставку. Причем партийные органы в армии следили за всем, даже за Особыми отделами, которые вообще-то с такой же неусыпной бдительностью наблюдали за комиссарами. Такой порядок сам Мехлис считал вполне нормальным — партия должна четко знать, что происходит в стране и воюющей армии, и в тоже время необходимо постоянно вычищать из партийного аппарата всяких «шкур» и приспособленцев, и особенно трусов. С последними Лев Захарович был особенно беспощаден, и карал таких жестоко, сразу отдавая под суд военного трибунала. А там армейские юристы, зная его принципиальность, именно политработникам выносили самые безжалостные приговоры, которые приводили в исполнение прямо перед строем.

И эти меры помогали — прибывшие в Керчь дивизии, составленные из выходцев республик Закавказья, в марте представляли жалкое зрелище, и то, что это разно племенное воинство побежит в первом же бою, было понятно. Пришлось наводить порядок — людей перебрали по национальностям, распределив по дивизиям, в которые влили русский элемент в большой пропорции. Из республик вытребовали коммунистов, что говорили на двух языках, по райкомам произвели разнарядку — струсивших ехать на фронт сразу «вышибали» из партии как «примазавшихся». Поставили «ненадежные» полки в первый эшелон, где они в течение месяца втягивались в боевую жизнь, держать в тылу это воинство было небезопасно.

И ничего — не подвели в бою, а первый же батальон, что попытался бежать, оставив боевую позицию, положили сосредоточенным пулеметно-артиллерийским огнем. Вот тут все нестойкие духом товарищи моментально поняли, что воевать им придется, а бегство или сдача в плен будут безжалостно караться, а паникеров прямо на месте политработники будут отстреливать. Так что когда три дня тому назад немцы попытались прорвать оборону на Парпачском перешейке, уже никто не побежал, даже налеты вражеской авиации никого не напугали. Да и как бойца напугаешь, если он не в «голом поле», а в окопе с перекрытиями расположился, даже при обстрелах потери небольшие. К тому же все красноармейцы знали, что позади еще три оборонительных рубежа, на которых пехота и артиллерия, и отступающих встретят огнем — так что в такой ситуации даже самые «ненадежные» раньше полки предпочли сражаться до последнего патрона.

И сейчас проходя под светом луны по окопам передовой линии, Мехлис отчетливо понимал, что прорываться до Керчи немцы будут месяц, не меньше. Но то вряд ли — таких потерь Манштейн просто долго не выдержит, тут каждый метр пропитан кровью. Повернувшись к комкору, Лев Захарович негромко произнес, продолжая разглядывать подбитые вражеские танки, и усыпанную трупами каменистую ровную землю.

— Товарищ Львов, со следующей ночи мы начнем менять дивизии передовой линии, будем отводить их в тыл для пополнения. А через неделю сменим весь ваш корпус, выставим 44-й генерала Черняка. Но если наступление противник прекратит, и следующего не последует, то сами будем взламывать неприятельскую позицию — тяжелой артиллерии у нас для этого вполне хватит, да и флот помочь должен…

Поставки британской и американской авиации в рамках ленд-лиза были достаточно обширны, чтобы относится к ним с пренебрежением. Особенно в первые полтора года войны, когда производство советских самолетов только набирало обороты. До конца 1942 года американцы поставили почти восемь сотен столь необходимых бомбардировщиков В-25 и А-20, истребителей «Кертисса» Р-40 разных типов свыше семи сотен, да еще две сотни «аэрокобр». Британцы отдали тысячу шестьсот своих «харикейнов», что для Англии было весьма существенно. Причем все эти самолеты делались по западным меркам, были снабжены радиостанциями, и наши пилоты отзывались хорошо, многие предпочитали летать именно на них. И потери зачастую были обусловлены не технологическими недостатками, а нерациональным использованием советским командованием — но тут какие могут быть претензии к поставщикам…

Глава 14

Броневая дверца лязгнула — из утробы массивного броневика вылез маршал в обычном танковом комбинезоне, в шлемофоне, с радостным, да что там, донельзя довольным лицом. Андрей Александрович прекрасно знал тягу Кулика ко всей военной технике — неделю тому назад на полигоне лично стрелял из новых орудий — поставленных на лафет от 122 мм гаубицы М-30 152 мм гаубицы М-10, и полевой 107 мм пушки, только на орудиях был установлен дульный тормоз. В Молотове расстарались, привезли готовые образцы, приехал и конструктор Петров. Маршал дотошно изучал образцы, пострелял из них и остался доволен — пришлись по душе. Теперь будут запущены в серийное производство, хотя танковый вариант 107 мм пушки, но уже сделанный Грабиным еще в прошлом году, уже выпускают, причем с прошлого года и устанавливают на новые самоходки, названные ИСУ-107.

— Думал, будет намного хуже, но американская машина и ижорская броня это нечто — носится как слон. В серию запускать надо, Андрей Александрович — это же готовый БРДМ, пусть и в таком виде, совершенно непохожем, и «плавать» не умеет. А вот БА-64 если и пригоден, то только для стрелковых дивизий, несколько штук выдавать на каждую, хотя бы одну моторизованную роту сделать. Скажу так — лучше уж такой броневик в две тонны весом, чем вообще никакого. Но БРДМ нам нужен, как никогда, это разведка для танковых бригад. К тому же в паре с БТР пойдет, да и автомашины сплошь американские в мехкорпусах будут.

«Студебеккерами» и «шевроле» занялись еще в прошлом году, в декабре — шасси с полным приводом и мощным двигателем подходило для производства бронеавтомобилей. Так что «ижорцы» пройти мимо никак не могли — до последнего времени завод делал для РККА БА-10М, но этот броневик по всем статьям уступал новым разработкам — это Жданов понял сразу. И получилось две пары — в каждой пушечный бронеавтомобиль и бронетранспортер, причем в отличие от германских полугусеничных машин кузов был закрыт сверху броневыми листами, что хорошо защищали от разрывов шрапнели и осколков. Как ни странно, но со «студебеккерами» управились быстрее — броневик походил на БА-11, только без курсового пулемета, с двумя «оконцами», что обеспечивали прекрасную видимость на марше и могли быть быстро закрыты броневыми крышками, уже с прорезями смотровых амбразур. На броневике установили конусообразные башни, которые снимались с Т-26 и БТ-7 последних модификаций, а также с подбитых броневиков «ба-десятых», что существенно снижало стоимость боевых машин. А такая экономия была даже полезна — а куда девать сотни снятых с танков башен, которые переоборудовались под СУ-26 и ИСУ-76. А тут американское шасси с мотором имеется, башни в полном наличии и Ижорский завод, что этим делом и занимался раньше, еще в конце двадцатых выпустив две сотни БА-27, а потом делавший пушечные бронеавтомобили многими сотнями в год. Добавился, правда, к новому КТ-42 и бронетранспортер под «первым» номером, но без танковой башни, понятное дело — три члена экипажа, с пулеметом КДС на крыше, в бронированном кузове помещалась дюжина пехотинцев — целое отделение со всем штатным вооружением.

Обе машины отправили в Москву для завершения испытаний, которые оказались чистой формальностью — там управились за пять дней и состоялся показ «колесного танка» и БТР-1 самому Сталину, который тут же приказал отправить «ижорцам» благодарственную телеграмму. И немедленно озадачил их требованием довести общее производство машин к сентябрю до сотни в месяц — треть КТ, две трети бронетранспортеров.