Воин-Врач II (СИ). Страница 36

Что творилось на трибунах — не опишешь в словах. Охрипшие от ора мужики обнимались и целовались троекратно, как на большой праздник. Всеслав изумился, когда за несколько секунд до сирены один из Яновых стрелков, игравший в нападении, через половину площадки вколотил шайбу в тулуп ворот противника. Иван с Буривоем подхватились на ноги, заорали и с какого-то перепугу поочерёдно расцеловали немецкую принцессу. Та ко второй игре тоже разошлась, а к третьей превратилась в оголтелую валькирию-фанатку «Полоцких Волко́в». Смотреть на хрипло ругавшуюся по-немецки бабу с лицом панды, с фонарями под каждым глазом, было забавно. Чародей с улыбкой предположил, что спортивная злость сможет победить обычную, и что чудодейственный эффект ледни́ повлияет на абверовскую ведьму положительно.

Игроков-ледняков, всех поголовно, в город несли на руках. Всеславова память не могла припомнить такой встречи даже после важных ратных сражений. Ну ещё бы — тут же на глазах всё происходило, каждый был свидетелем, а это дорогого стоило.

Намёрзшийся и наоравшийся всласть народ по домам расходился неохотно, застревая на перекрёстках и площадях. Ну и по корчмам оседая, само собой. Нас же с князем и ещё более расширенным составом гостей дома ждали Дарёна, тепло, накрытый стол и долгожданные новости.

Глава 16

Первый кубок

В тереме было оживлённо. Лютовы и Гнатовы парни, что остались на постах по охране семьи и имущества князя, когда весь город, кажется, поголовно высыпал на берег, наладили первую в истории практически прямую трансляцию через сложную и длинную — больше десяти бойцов — цепочку прямо от трибун. За «Волко́в» болели самозабвенно, очень радуясь, что в этих потешных битвах русских с русскими не выходило покойников, и что получать вести о их ходе удавалось прямо с пылу, с жару. Поэтому когда «глухонемой телеграф» тайным языком жестов донёс, что княжья ледовая дружина победила, радоваться кинулись все.

Столы ломились. Девки-«лебёдушки» сбивались с ног и выглядели так, будто две игры по три периода откатали они, а не ледняки́ любимого отряда. Ну ладно, погорячился, конечно. Эти и смотрелись и пахли значительно лучше игроков-хоккеистов. А вот лица у них сияли совершенно одинаково.

— Что с ногой, Дарён? — спросил Всеслав на ухо у жены, что подала ему, прибывшему домой с победой, испить с дороги по древнему непреложному обычаю.

— Вот же глазастый, — с досадой прошептала она в ответ. — В тереме на всходе подвернула чуть, думала, не заметишь.

— Упала? — вскинулся Чародей, ощупывая её глазами. И явно раздумав садиться за праздничный стол.

— Нет, убереглась, слава Богу. Только потянула, не вывихнула даже. Хорошо всё, Всеславушка, не думай плохого. Давай лучше гостей приглашай в дом, долго уж стоим, неловко, — смутилась она.

За столами, гомоня и перебивая друг друга, обсуждали, конечно же, первый день чемпионата. Казалось, эмоции так и переполняли каждого зрителя, а уж на одержавших две победы ледняков-волков и смотреть было невозможно — так сияли. И «лебёдушки» Домнины, что умели, по словам зав.столовой, лечить только одну болезнь, вокруг каждого из них вились по две — по три. Да, хорошо всё-таки, что завтра у отряда «отсыпной» — за третье место должны были сразиться «Стражи» с «Лесниками».

После патриарха, гостей из Чернигова и бояр киевских, в один голос восхищавшихся новой придумкой, поднялся с почётного места и Шарукан.

— Я благодарю за гостеприимство и тёплую встречу моего доброго соседа и друга Всеслава, — начал он. Впервые назвав князя другом, да при всём честном народе. — Я привёз не только ласковые слова от моего отца и всего народа Великой степи, князь. Не откажи, прими и дары от меня!

Шестеро воинов-нукеров в явно парадной форме, но со смуглыми мордами матёрых невозмутимых зверей, притащили три здоровенных ларя-сундука и склонились рядом с ними, ожидая команды. Стоявшие рядом в расслабленных позах Гнатовы нетопыри лицами изображали вежливый интерес. Но глаза выдавали, конечно. Пойди что не так — степные делегаты закончатся в два удара сердца. Это те, что во дворе. Те, что в зале — быстрее, и один раз ударить не успеет, сердце-то. А Рысьины успеют. И не раз.

— Здесь, Всеслав, ароматные и жгущие огнём пряности из дальних земель. Люди говорят, твои камы-шаманы, те, что носят длинную чёрную одежду, научились смешивать из них напиток, который греет и веселит, как само́ Солнце?

От ларя тянуло и перцем, и корицей, и ванилью, и ещё Бог знает чем. Маленький Рогволд на руках Дарёны потянул забавно носом и тут же потешно чихнул два раза подряд. И, будто подумав немного, добавил третий чих. Да, нюх у него явно фамильный, волчий, а привычки не дышать глубоко возле остро пахнувших предметов пока не появилось. Ничего, научится ещё, какие его годы.

— Угощу тебя непременно, Шарукан, и с собой передам в отдарок. Ясинь-хану, думаю, тоже будет приятно и полезно глотнуть жидкого Солнца, настоянного на травах и кореньях твоей и моей земли. Видишь, хан: ещё один пример того, что доброе, дружное, мирное житьё само находит новые выгоды и преимущества с каждым днём.

Последняя фраза, насквозь политическая, произнесена была точно не для Степного волка, и тот прикрыл узкие голубые глаза, показывая, что понял это и согласен со сказанным. Народ же за столами притих окончательно, задумываясь. И запоминая.

— Верно, метко сказано, мой добрый друг и сосед, — чуть склонил голову гость. И вернулся к подаркам. — Здесь ткани далёкой земли Сун. Я помню сказанное тобой раньше, Всеслав, но жёлтолицые и вправду хранят свои тайны крепко. Мы умеем ждать, княже. Мы ждём. И следим очень внимательно.

Чародей смотрел за лицом хана, надеясь углядеть хоть тень, хоть намёк на какую-то эмоцию. Но кыпчаки явно умели хранить свои тайны не хуже китайцев.

А краем глаза князь отмечал вспыхнувший восторг и восхищение на лице жены и стоявших рядом Домны и Агафьи. И с другой стороны — те же чувства на лицах воинов и священнослужителей, неожиданно. Но шелка́, что выкладывали на лавках и крышке сундука люди Шарукана и впрямь поражали яркими нездешними красками и мотивами. Там были и страшные усатые цмоки-летучие драконы, и волшебные цветы, и дома со странными гнутыми крышами на четыре ската. Стоило это всё, конечно, диких денег.

— И личный подарок, от нас с отцом, — он явно наслаждался произведённым эффектом. То, что не показывала мимика, еле уловимо выдавал голос.

Из третьего ларя, богато отделанного резьбой и, кажется, золотыми накладками с изящной чеканкой, появились и те самые, особые, личные дары великих ханов Степи.

Давно, в прошлой жизни, довелось мне совершить преступление. Одно из тех, за которые раньше в Союзе давали от пяти до пятнадцати лет по «валютной» восемьдесят восьмой статье, которую спекулянты романтично называли «бабочками». Но время было уже другим, а, может, просто повезло. Не поймали.

Тогда мы привезли из Афганистана «чеки», которыми можно было расплачиваться в магазинах «Берёзка». Это потом всё новое, модное и красивое стало доступным на каждом шагу, а в конце восьмидесятых в магазинах товаров народного потребления было очень печально и лаконично. Как справедливо писали в книжках, что бубнила из-за забора Лёши-соседа механическая девка в смартфоне, прилавки были заполнены пыльными галошами великанских размеров и банками солёных огурцов, такого же примерно калибра, и тоже пыльными. Всё шикарное, вся, как потом снова стало модно говорить, «запрещёнка», хранились на складах и витринах других магазинов, где не было ни очередей, ни пыли. А дефицитные импортные товары были