Воин-Врач II (СИ). Страница 31

Ставровы люди с Чернигова передавали, что город и стены там укрепили, как никогда до этих пор. И о том, что удара в спину с той стороны ждать в ближайшие недели не следовало, говорили только сведения о живой конной силе Святославовой дружины. И цены на сено и овёс в окру́ге, которые дотошные лесовики регулярно узнавали и сообщали тоже.

Всеволод стягивал войска в свой Переяславль гораздо активнее, но тоже скорее в оборонительных целях. Вестей ни от кого из дядьёв не было, по крайней мере официальных. И вот — на́ тебе. Целая княгиня, да с тремя сотнями конных. И это при том, что полных пять десятков черниговцев, из тех, что принимали участие в том народном восстании, в результате которого Чародей и оказался великим князем Киевским, по-прежнему жили и служили здесь, в городе. Вот же не было печали!

Всеславова память подлила масла в огонь, сообщив о том, что принцесса Ода приходилась двоюродной сестрой не абы кому, а самому Генриху IV, императору священной Римской Германской империи. И каким-то родством, тоже не сильно далёким, была связана с одним из предыдущих римских пап. Вот так подженился дядя, вот это родственничков себе завёл! Эти, поди, отравят и не почешутся даже. «И не говори. Кубло эта Европа, змеёвник. Что Габсбурги, что Саксен-Кобург-Готы, что прочие, прости Господи, Гогенцоллерны» — хмуро согласился князь.

На понимание того, с какими целями с разных сторон катились к нам по льду великой реки две эти очень разные представительные делегации, не было даже намёка. Догадки были. Масса. Одна другой хуже.

Черниговцы прибыли в город первыми, почти ночью. Зимняя темень не помешала и заблудиться им не дала — и места́ знакомые, да и запутаться, двигаясь вдоль высокого днепровского берега по льду реки, было довольно затруднительно. Пока на подворье творился шум и суета, всегда сопутствующие встрече гостей, распределению привезённых грузов и прибывших людей и попыткам сделать это всё одновременно, Всеслав сказал задумчиво жене:

— Вот что, Дарён. Пусть Волька пока с Глебом да Домной посидит. Или с Агафьей, Грачовой женой, с кем ему лучше?

— Со мной ему лучше, любый мой. Что задумал? — насторожилась княгиня. Повезло им друг с другом, с полувзгляда понимали. Как и мы с женой.

— Чую, неспроста немка наладилась в гости, Дарёнушка, — потирая старый шрам над правой бровью, как всегда делал в раздумьях, ответил князь. — Если бы сам Святослав пожаловал, я бы спать вас отправил с лёгким сердцем, и сло́ва не сказал. С ним бы мне сподручнее беседовать было. А с бабами, да притом иноземными, нет той привычки.

— Неужто думаешь, со злом приехала тётка? — она снова изогнула-приподняла левую бровь. Ох, и нравилось же это в ней Всеславу. Да, впрочем, всё в ней ему нравилось.

— Не думаю, ладушка. Чую. Вот нутром чую, что недобрым ветром надуло её в эту пору. Степняки-то, мыслю, просто в гости едут. Ну, может, прихворал кто из родни, показать везут. А эта, одна, без мужа, да с тремя сотнями… Побудь со мной при разговоре. Только за простенком вон сядь, да до поры дыши потише, не кажи́ себя. Мне с тобой рядом спокойнее будет. А с сыном Лютовы ребятки пока поиграют.

Дарёна кивнула и встала, качнув подолом, выходя в коридор. Всеслав глазами указал Вару, чтоб тот устроил всё с охраной ложницы-спальни-детской. Княгинин звонкий голос настойчиво кликал зав.столовой, которая тут же отозвалась откуда-то справа, и явно уже на бегу́.

Всеслав сидел за столом в окружении светцов с лучинами. В горнице было чуть угарно, зато светло почти как днём. У входной двери замерли привычно Немой с Варом, изображая неизвестных здесь атлантов. Только держали не потолок, а рукояти мечей. И одетые. В остальном же сходство было почти полным.

Дверь отворилась с лёгким скрипом. Входить в неё без звука умели, наверное, только Гнат и его нетопыри. На пороге появилась богато, даже чересчур богато одетая высокая блондинка. Высокий лоб, бледная кожа, голубые водянистые глаза, брови, подведённые чем-то чёрным. Форма лица, скорее треугольная, чем овальная, и чуть длинноватый нос делали её поразительно похожей на Марлен Дитрих. Ну, в чём-то, наверное, дядьку Святослава можно было и понять. Если у этой ещё и характер такой же, как у «белокурой бестии»…

— Здравствуй, Всеслав, — произнесла она, чуть картавя. Да, пожалуй, «Лили Марлен» из моего детства исполнял в трофейном патефоне точно такой же голос. Бывает же.

— Здравствуй, Ода, — князь смотрел на гостью внимательно. — Проходи, садись, поешь-выпей с дороги. Путь, верно, долгим был?

— О да! Никак не могу привыкнуть к вашим жутким зимам! Мороз, ветра́, — если глаза и уши не врали нам с князем, то немка начинала… кадрить племянника?

— У тебя хорошо в замке, тепло. В Чернигове меньше места, а Святослав больше времени тратит на воинские забавы, чем на… — она, усаживаясь на лавку, будто случайно огладила себя по бокам и бёдрам, вроде бы расправляя густо украшенное вышивкой платье, — на обустройство жилища.

Князь кивнул ей за спину, и Вар с Яном Немым исчезли. И дверь даже не вздохнула.

— Попей горячего с дороги, Ода. А потом расскажешь, как вышло так, что дядька не приехал сам. Чем таким важным занят, что тебя отправил вести разговоры со страшным и непонятным соседом, — Всеслав говорил ровно, наливая ей сбитень и пододвигая плошки с какими-то сладкими закусками-заедками.

— О, я не ем много после заката, Всеслав. Это портит фигуру. Я боюсь растолстеть как эти русские квашни после родов и перестать нравиться мужчинам! — отпив и облизнув губы, ответила гостья. И тон, и жест были, я мягко сказал бы, глубоко порочными.

Она была второй женой Святослава. От первой у него было четыре сына. Родами четвёртого та и померла. Эта же второй год ходила праздной. Фигуру, видимо, берегла.

— Тебе нечего бояться, Ода. Вряд ли пара сладких пряничков повредит, — князь сделал вид, что «повёлся» и вступил в её игру.

— О, ты любишь сладкое? Хотя о чём я, кто же из мужчин, сильных и могучих воинов, не любит? А я знаю много разных секретов, Всеслав. Я могу быть слаще мёда, — голос её наверняка заворожил бы и глухого, и старого, и пещерного отшельника. Но не Чародея.

Я чувствовал, что князь зверел. Не в смысле похоти и торжества плоти. Он люто, яростно сожалел сейчас только об одном: что перед ним баба. Мужика, пришедшего с прямым предложением измены, предательства, он бы, пожалуй, уже месил бы на полу ногами. Будь тот знатным и родовитым. Кого попроще — просто велел бы выкинуть с крыльца пинками.

— Здесь жарко, Всеслав. Я, пожалуй, сниму часть одежды, — не то предупредила, не то продолжила играть княгиня. Они были примерно одного возраста, но она выглядела значительно моложе своих лет. Князь откинулся к стене, тщательно следя за тем, чтобы не бросить в развратную бабу чем-нибудь тяжёлым. И надеясь на то, чтобы Дарёна не выскочила из-за стены не вовремя. Он, кажется, слышал её возмущённое дыхание. И злился, что ей приходилось смотреть на это представление.

— Мне не так давно доставили письмо от моего брата, Генриха, — продолжала как ни в чём не бывало немка, стягивая слой за слоем барахло и, видимо, эротично роняя его на пол. Наверное, князь должен был по́едом есть её глазами и следить за каждым движением тонких бледных рук. Но странный, цепкий, слишком холодный взгляд серо-зелёных глаз его будто примёрз к её льдисто-голубым.

— Брат пишет, что свара у папского престола, которую затеяла ещё его матушка, идёт полным ходом. Он рассчитывает назначить своего папу уже через один-два года. И ему нужны сильные союзники здесь, на Востоке, — как можно было совмещать обольщение, политинформацию и попытки вербовки, я не имел ни малейшего представления. Но эта… как-то справлялась.

— А ссорить промеж собой русов, поляков, венгров и чехов как-то соотносится с этим его желанием? — Всеслав произнёс это игриво-медовым голосом, будто бы говорил комплимент на самой грани приличия.