Воин-Врач II (СИ). Страница 20

«Нет, я всё-таки удавлю гниду!» — полыхнуло внутри князя. «Вы, дикари, тратьте золото воза́ми, стройте Богу домики, а мы приедем на всё готовое и вас, пней, жизни научим! Ох и шустёр!». «Не кипятись так, друже. Рано пока. Гореть позже будем, как и задумали» — стараясь не поддаться яркому желанию сорваться вслед за ним, ответил я.

— Верно говоришь, брат Сильвестр, — «снаружи» князь не поменялся ничуть. Та же одухотворённо-туповатая физиономия, с какими о философии, политике и религии обычно рассуждают те, кому стоило бы чистить сараи. — Нужны люди верные и знающие. Вот, слыхал я, у соседей-степняков был такой. Братом Игнациусом звали.

Если я правильно понял, время мы выбрали очень удачно. И произнесённая с глуповато-торжественным лицом фраза сперва проникла в монаха с текучей размеренной речью. А уж потом взорвалась внутри, осмысленная разумом. И эффект был похож на острый, короткий, еле различимый хук в печень. Католик аж дёрнулся на лавке, на миг потеряв лицо.

— Почему «был»? — выдохнул он. Но тут же взял себя в руки, — Как, говоришь, княже, имя того брата?

— Игнациус, — едва ли не по слогам повторил Чародей. И вернул себе привычный вид, собранный и хищный, оценив мастерское владение собой, показанное братом Сильвестром. — А «был» потому, что больше нету. Закончил дни свои. Со святыми упокоился. Отошёл ко Господу. Отскакал даже, я бы сказал.

— Как? — ага, шутки и дипломатия пошли в сторону. «Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь».

— Галопом, — скучным ровным тоном продолжал князь. — Конями его половцы порвали.

— Как⁇ — ну вот и эмоции подошли. Как и задумывалось.

— Пополам, думаю. Ну, может, один из кусков чуть больше другого был. Это важно? Если важно — я могу узнать точно.

Пауза длилась, и прерывать её никто не спешил. Джеймс Бонд, хотя, учитывая страну происхождения, точнее было бы Джакомо Бондино, приходил в себя. Медленно, неохотно, но неуклонно, как настоящий профессионал. Вар с Немым эмоций не выражали — пни натуральные, ни моргнут, ни вздохнут лишний раз. В глазах Рыси плясали бесенята, явно что-то задорное. На Ставре было неожиданное лицо полностью, совершенно счастливого человека. Гарасим стоял скалой, недвижимо, но, судя по редким и чуть заметным движениям бороды, тратил неимоверные силы на то, чтоб не оскалиться довольно. Всеслав был спокоен и собран. Первая часть прошла как по-писаному.

Тем, кто забыл или постеснялся поставить «сердечко» и подписаться на автора: уважаемые читатели, не стесняйтесь и ни в чём себе не отказывайте! Жмите «сердечки» и подписывайтесь! Говорят, чем больше читателей — тем чаще выходят главы)

Глава 9

Непривычный компромисс

Монах «отмер», когда мы с князем уж чуть было не заскучали.

— Насколько точны твои сведения? — вот так даже, да? А где ж твои красивости и кружавчики словесные, дядя? Растерял? Голос итальянца стал сухим и жёстким.

— Абсолютно, — в тон ему отозвался Чародей.

— Допустим, — он упёр локти в стол, сложил замком пальцы и утвердил на них подбородок, не сводя глаз со Всеслава. Крепкий, битый, матёрый. Даже сейчас делал вид, что это он нас допрашивал. — Жаль старика, он был крепок в вере. Но верных слуг у матери-церкви много. Его место займут другие.

— Боюсь, им сложнее будет теперь найти общий язык с вольным кочевым народом, — выдерживая не самый приятный взгляд, предположил князь.

— Отчего же? — почти искренне озаботился монах.

— Расстроились сильно половцы. Простые они люди, прямые, как и мы, хоть и хитрые по-восточному. Как прознали, что не просто так Игнатий им рассказывал, когда князья русов в походы направляются, да где ждать караванов богатых с мехами да зерном, собрали всех, кто с монахом тем дела вёл, да и отправили прочь с кочевий. По берегам трёх морей разнесли быстрые степные скакуны вести о том, что люди в рясах с закатной стороны не угодны отныне Великому Тенгри, — объяснил Всеслав.

— Их языческие божки — ничто перед волей Господа! — фанатично-жарко выпалил Сильвестр-Джакомо. Вот только в голубых глазах его ни того фанатизма, ни огня веры и в помине не было. Там будто бусины чёток щёлкали. Или пули в барабане револьвера. Которых пока тоже не существовало.

Князь позволил себе отвести глаза и даже потёр лоб чуть досадливо, вроде как: ну вот чего ты заблажил-то, нормально ж сидели.

— Я не буду с тобой спорить, монах, — совершенно без эмоций произнёс Всеслав. И латинский подсыл снова замолчал, буравя его льдистыми глазами. — Скажу только, что растёт в мире число тех, кто начинает в голову не только пить-есть, но и думать ею. Как Господь заповедал нам, быть по образу и подобию Его. И к выводам приходят интересным, пусть и не сразу. Сперва удивляются. А потом свирепеют, Сильвестр. Когда прикидывают, сколько надо колен вольному роду слушать и слушаться сказочников в рясах, чтоб дети начали их, болтунов складных да ловких, вперёд родителей да тем более дедов-прадедов почитать. Сколько деревьев надо срубить, сколько изваяний каменных стародавних свалить да на куски расколоть, как и память народную. Мало выходит, монах. Потому и расстраиваются степняки. И не они одни.

— Интересно, чем ты купил дружбу степных дикарей, княже, — неторопливо и осторожно спросил гость через некоторое время.

А Чародей едва не плюнул в сердцах. Ну вот что за люди такие, всех продают, всех покупают. Хотя, если вдуматься, отчасти шпион был прав. Просто ему вряд ли было привычно использовать в этом контексте термины «покой», «добрососедство», «порядочность», «дружба» и «честь». Поняв, что ответа не будет, Сильвестр начал набрасывать свои варианты:

— Зерно? Железо? Золото? Рабы? Или, может быть, рабыни?

— Тихо всем! — рявкнул Чародей и едва успел. Народ в горнице подобрался один к одному, терпеливый и сдержанный, но всему был предел. И предположение о том, что мы, русские люди, могли торговать роднёй, жёнами, сёстрами и дочерьми, было слишком далеко за ним. Поэтому мечи пришлось с нескрываемой неохотой и очень медленно убирать всем, кроме князя и Ставра с Гарасимом. Всеслав по-прежнему держал ладони на столе, а у тех двоих были привычные ножи.

— Есть, други, такое слово хитрое: провокация. Это когда собеседника выводят из себя и вынуждают совершать поспешные и необдуманные действия. Наш гость преподнёс нам такой урок, — сдерживая ярость, сказал Всеслав. И продолжил без паузы, глядя на Сильвестра в упор:

— Руку? Или ногу? Или последнее целое ухо? Или у тебя такой тонкий голос, потому что там тебе терять уже нечего? — приподнял он бровь, кивнув под стол со стороны собеседника.

Тот сжал кулаки так, что левый аж хрустнул. И в глазах его была лютая ненависть и готовность убивать. И что-то ещё, непонятное пока. Но мы вывели его уже второй раз подряд, а он князя — ни одного. «Два — ноль, за явным преимуществом армейцев», как говорил в мои молодые годы замечательный Николай Николаевич Озеров.

— А ты, должно быть, очень неплох в шахматах, княже, — заметно подсевшим голосом начал монах, когда разжал кулаки и кровь его чуть отлила от лица.

— Не люблю их, — легко отозвался Всеслав.

— А что любишь? — собрался, взял себя в руки. Сложно с ним будет, серьёзный противник. Но те, кто его послал, наверняка ещё хуже.

— В прятки люблю. Как это по-вашему будет? Аподидраскинда? — слово, обозначавшее древнее название пряток выпало из чьей-то из наших с князем памятей неожиданно, как кастет при обыске, и удивило нас обоих примерно так же.

— Это по-гречески, — буркнул Джакомо Бондини, хмурясь. Надо полагать, беседу с диким князем диких русов он представлял себе решительно по-другому. Потому и в толк взять не мог, ни чего ждать, ни к чему готовиться. Погоди, дядя, ещё не вечер.