Шарлатан 2 (СИ). Страница 21

— Это меня машина ждет? А где водитель?

— Я за него, — не удержался я, — садитесь, сейчас быстро доедем куда вам нужно.

— Ты? — очень удивился летчик, — а ты хоть машину-то водить умеешь?

— Умею, я вообще шофер второго класса. Удостоверение показать? Только я его дома забыл, спешил очень, но если сомневаетесь, у любого спросите…

— Некогда мне сомневаться, поехали. Мне в деревню Кишкино надо, знаешь где это?

— Конечно, из нее за вами и приехал. А вы к кому?

— Мне нужна товарищ… Никитина вроде, учительница. Знаешь такую?

— Надюху? Конечно знаю, только она не учительница, а директор школы.

— Вот-вот, ее-то мне и надо, ты меня прямо к ней и отвези.

— Она сейчас в школе, к празднику готовится, вас в школу везти? И зачем вам Надюха?

— Ну как не стыдно, а еще и пионер! Ты же пионер или как? Неправильно учителей и тем более директоров кличками называть.

— Это не кличка, зовут ее так. Она Надюхой родилась, Надюхой и помрет: у нас в деревне у каждого имя свое. Я вот — Вовка, а не Вова и не Володя…

— Ладно-ладно, ты за дорогой следи!

— А чего за ней следить-то? Она, поди, не убежит, да и приехали мы почти. Это уже Ворсма, а сейчас мост переедем — и минуты через три совсем на месте будем.

— Ну… да. А хорошие тут у вас дороги, и аэродром просто на удивление неплох. А это…

— Тут через лес дорога, быстро не поедешь, потому свыше сорока я тут и не езжу никогда. Не потому что неровная, а потому что темно и непонятно, кто из лесу выскочить может.

— Свыше сорока, говоришь? Тогда как же ты по светлой да ровной дороге ездишь?

— Нормально езжу. Тут почти нигде дорог нет, чтобы до сотни разгоняться, а так эта машинка и сто тридцать дать может. Может, но негде, а вот построят когда дороги нормальные, широкие да асфальтированные… я себе другую машину куплю, поновее и побыстрее, и буду ездить уже под двести.

— Да ты лихач! А это что, твоя машина? В смысле, твоих родных?

— Нет, это школьная. Ну все, почти приехали…

— Погоди… Вовка, так? Где мне переодеться можно? А то повод вроде праздничный, а я в летном комбинезоне, несолидно!

— Ну давайте ко мне зайдем, как раз по пути. Это вот сюда, заходите! Мама, папа, бабнастя! К нам гость! Хм… никого. Ничего, поднимайтесь на самый верх, там только моя комната. И комбинезон свой там оставьте, на обратном пути обратно переоденетесь…

Через минуту товарищ спустился, уже в военных брюках с лампасами, но все еще в накинутой поверх всего летной куртке.

— Дядь, ты куртку-то свою тоже здесь оставь, вон, у двери на вешалку повесь. Чай не замерзнешь: тут до машины два шага, там я прямо к крыльцу подъеду, а в школе у нас всегда температуру держат в двадцать три градуса. Ты в куртке этой точно вспотеешь.

— Ну, как скажешь… — летчик снял куртку, повесил ее и повернулся ко мне. Да, столько орденов на одном человеке я еще не видел…

— Дядь, а ты кто?

— Я, Вовка, Главный маршал авиации Голованов. Слыхал?

— Прям главный маршал? Придумают же такое… Ну, поехали, дядя Главный маршал Голованов, сдается мне, что я уже знаю где все. То-то тетка Наталья грозилась всех собрать…

Когда мы вошли в школу, там тоже никого не встретили. А у застекленных дверей актового зала, в котором как раз вся деревня и собралась, Александр Евгеньевич (откуда-то из памяти всплыло его имя) остановился, поглядел сквозь стекло:

— Вовка, а эта… Никитина, она где тут?

— Да вон, на сцене, в почти белом костюме. Только он не белый, кремовый, это при лампах он белым кажется.

— А… увидел. У нее что, уже есть орден Ленина?

— Нет, это орден Шарлатана. Местный, районный, просто издали похож немного.

— Ну… да. Странно, вроде ничего особенного, а что-то я волнуюсь.

— Да не бойся ты так, товарищ Главный маршал, Надюха хотя и строгая, но напрасно никого не наказывает. Она вообще никого не наказывает, грозится только. Но все равно: если что, то я вас прикрою.

— Ну спасибо, такого мощного прикрытия у меня еще не было, — рассмеялся Александр Евгеньевич. — Ну, пошли?

Когда мы вошли в зал, никто в нашу сторону даже не повернулся? Все переживали за Надюху и ребятишек, стоящих на сцене и поющих песню. Получалось не так, как «по радио», но энтузиазм детишек зашкаливал, ведь вместо обычной репетиции у них настоящий концерт получился! И видно было, что Надюха, стоящая на краю сцены, тоже за детишек переживает… Так что на нас внимание все обратили лишь когда песня закончилась. Очень своеобразно обратили: в зале повисла мертвая тишина. Ну да, не каждый день в деревенскую школу (даже в десятилетку) заходят Главные маршалы авиации при всем параде. Но Александр Евгеньевич свое волнение вроде как переборол, а все прочее для него, скорее всего, уже было делом привычным. Он поднялся на сцену (буквально вспрыгнул на нее), повернулся к собравшимся в зале и в абсолютной тишине довольно громко произнес:

— Здравствуйте, товарищи! Я вижу, что у вас тут праздник, и я постараюсь его сделать еще более праздничным. Спешу сообщить, что решением нашего правительства и лично Иосифа Виссарионовича Сталина Никитина Надежда Ивановна… Надежда Ивановна, прошу, подойдите ко мне поближе… спасибо. Так вот, Никитина Надежда Ивановна за выдающиеся успехи в деле обучения подрастающего поколения награждается орденом Ленина. Надежда Ивановна, я так же хочу передать вам личную благодарность товарища Сталина за ваш воистину героический труд. Ура, товарищи!

Ну да, ура, конечно. Хорошо, что Надюху я давно и хорошо знал, так что упасть ей все же не дал. Сначала я ее подхватил, а затем и Александр Евгеньевич, видя такое дело, мне помог ее аккуратно посадить на заранее поднесенный мною стул.

— Что это с ней? — шепотом поинтересовался у меня маршал.

— Ничего военного, — так же шепотом ответил я. — Нервишки пошаливают, она сейчас вроде немножко беременная.

— Врач тут есть?

— Не надо врача, — с улыбкой ответил я шепотом и уже громко обратился к обомлевшей директрисе:

— Надюха, все хорошо, вставай! Все отлично, дядя маршал просто тебе орден принес в подарок от товарища Сталина. А с подарком от товарища Сталина в обморок падать вообще неприлично! Воды принести?

— Товарищи, предлагаю на этом концерт закончить, а все неспетое и сплясатое перенести на завтра. Надюха, пошли к тебе в кабинет, ты там с теткой Натальей посидишь, прочухаешься… а вот и супруг твой драгоценный, он тебе поможет вернуться обратно в человеческое достоинство. А вы, дядя маршал, чаю с нами попьете?

— Рад бы, но дела, ехать надо. Мне еще в Горький нужно сегодня слетать, там тоже какую-то женщину перед праздником наградить успеть нужно…

— А там-то кого?

— Да ты не знаешь, там какая-то Чугунова…

— Вот не повезло вам, Александр Евгеньевич! — негромко сказал я, выруливая к дому.

— Почему это не повезло?

— Потому что Надюха на третьем месяце, а Маринка уже на пятом!

— Ты и ее знаешь? А что, она действительно… М…да, проблемка.

— Сейчас решим, — я снял трубку телефона, набрал номер.

— Маринка? У меня вот какой вопрос: если мы к тебе с одним дядькой через часик на пять минут заскочим, ты дождешься? Отлично… нет, я пока дома, но у меня тут самолет. Ладно, у дядьки… хорошо, жди. Только обязательно дождись, это очень для меня важно.

— Вовка, я что-то не понял: ты что, со мной в Горький лететь собрался?

— Ну, место-то у вас в самолете наверняка какое-то есть, а без меня там концерт, который Надюха вам закатила, покажется веселой шуточкой.

— Ну… пожалуй, ты прав. Но обратно-то ты как доберешься?

— Как-нибудь доберусь, а нет — так у Маринки и заночую, не впервой. Но поезда там до десяти ходят, скорее всего успею.

— И не хочется мне тебя брать, и иного варианта не вижу. Ладно, мы тебя и обратно самолетом… У тебя куртка-то теплая?

— За пятнадцать минут точно не замерзну. Вы на аэродром двадцать первого садиться будете?

— Да, и машина нас там уже ждет… я надеюсь.