Обострение (СИ). Страница 15

Что ж — этим ведь и занимались.

— Дак я стараюсь к нему не заходить, — засопел Андрюшка. — Он и сам в последнее время не сильно-то и зовет… Ране-то, бывало, то обедом покормит, то пряник даст, то вообще — монпансье коробку! Ныне — не то. Видимо, печать забрал — и все. Не нужен я ему.

Сию информацию уже вечером доктор предоставил специалисту — Гробовскому. На этот раз в доме у пристава не встречались, поручик сам зашел в больничку — якобы на прием.

— Говоришь, не зовет? — усевшись за стол, визитер позвенел ложкой в стакане. Аглаюшка постаралась — заварила чай. — Интере-есно… Верно, почуял что-то, насторожился. У таких типов, Иван, чуйка — что у дикого зверя! Уж поверь — сталкивался.

Поведя плечом, Гробовский потянулся к калиткам.

— А вкусные пирожки! Кто печет?

— Санитарка наша… Аглая…

— А-а… Это та, с веснушками такая?

— Она.

— Ничего такая, — как-то немного смущенно кивнул Гробовский. И тут же переключился на другое. — Ответа на мой запрос так пока что и нету… — поставив стакан, посетовал агент. — Хотя ведь — телеграфом… Быстро б должно. Или, может, не туда послал. То, что он «Иван из Москвы» — это ведь только по слухам… А ведь не худо бы личность установить! Проявить, так сказать, истинное лицо…

— Да уж…

Доктор согласно кивнул, потянулся, и едва слышно, себе под нос, пробормотал:

— Вот бы у нас… там — сняли бы незаметненько отпечатки пальцев и… Увы, здесь ни об антибиотиках, ни о дактилоскопии и слыхом не слышали…

— Это о чем это мы не слышали? — обиженно дернулся поручик. — О дактилоскопии, что ли? Ну, Иван Палыч, темный ты человек, а еще доктор! Если хочешь знать, система-то еще, дай Бог памяти, лет десять назад введена! При тюремном управлении центральное дактилоскопическое бюро создано! А ты говоришь… Ну, верно, помнишь, то нашумевшее дело, убийство провизора Вайсброда? Преступник отпечаток большого пальца оставил — по нему и нашли, и осудили! Лет пять назад, может, чуть меньше… Во всех газетах писали. Впрочем, ты тогда совсем еще молодой был… А, кстати, молодец!

Гробовский вдруг хлопнул себя по лбу:

— И как же я сам-то не подумал, забыл? Ведь, ежели Сильвестр когда-то отбывал срок — его пальчики в центральном бюро имеются! Наверняка! Вот и сравним…

— Алексей Николаич! Отпечатки-то еще снять надо… и незаметно!

— Снимем, дело техники… Поднапрягу кой-кого…

— Да и у меня, может быть, выйдет…

— Ох, Иван… — поручик погрозил доктору пальцем. — Занимался бы лучше больницей! В опаснейшее ведь дело влез.

С «пальчиками» помогла Анна Львовна. Просто зашла в трактир — купить конфет.

По просьбе доктора…

— Ох, какие люди! — заулыбался за прилавком Сильвестр. — Прошу, прошу, мадемуазель! Чего изволите-с?

— У вас есть французские конфеты? Или там, леденцы.

— О, конечно же, мадемуазель! Вот, выбирайте.

— Тогда мне вот эту бонбоньерку. И… можете красиво завернуть? Мне для подарка. Подруге…

— Можем ли мы красиво завернуть? О! Мы все можем!

Объяснение с учительницей по поводу конфет Иван Палыч оставил на потом. Сейчас нужно было действовать быстро!

Для начала — доложить все Гробовскому. Тот должен зайти… Да вот же он, кажется…

Запахнув шинель, поручик и сам уже оглянулся на треск мотоцикла.

— О, господин доктор! А я как раз к вам…

Доктор заглушил двигатель.

— Так и идемте же. Нельзя пропускать процедуры!

Доклад о взятии отпечатков произвел на поручика сильное впечатление.

— Бонбоньерка, говорите? Завернуть! Сам, собственным руками… Ну, Анна Львовна, хитра-а… Вернее, это ты, Иван Палыч — хитрец. Та-ак… Теперь — время. В город, часом, сегодня не собираетесь?

— Да за бензином надо бы… А то уже…

— Вот и отлично! Завезете бонбоньерку знакомому уже вам господину… Адрес помните?

— Ну да.

Вынырнув из-за угла, рядом вдруг остановились обычные крестьянские сани. Спрыгнул с соломы длинноволосый человек лет тридцати пяти, в форменной шинели министерства путей сообщения:

— Иван Павлович! Господин доктор… А я к вам!

— Господин Марков⁈ Викентий Андреевич, — доктор узнал станционного телеграфиста. — Что? У вас на стации что-то случилось? Поездом кого-то переехало?

— Ох, господин доктор, не шутите так! Случилось. Даме одной плохо. С проходящего поезда!

— Ну что ж, поглядим… Прыгайте на багажник! Да крепче держитесь — едем! А с вами, господин Гробовский — до завтрашних процедур.

И снова рев двигателя. И ветер в лицо! А в душе — песня:

— Я свободен, словно птица в небесах!

Слава Богу, ничего страшного на станции не оказалось. У пожилой дамы оказалась обычная мигрень. Могли бы и сами, на станции, справиться — нюхательная соль, нашатырный спирт, камфора в станционной аптечке имелись.

Ну, вышло, как вышло…

Быстро приведя даму в порядок, Иван Палыч завел мотоцикл и ходко покатил в город, старясь держаться наезженного санями следа.

Наступившее утро выдалось снежным и серым. Пахло вчерашним щами и новенькой амуницией, недавно полученной становым. Гробовский как раз разливал чай, когда кто-то заколотил в ворота. Послышался истошный крик.

— Полиция! Господин пристав!

— Случилось что? — встрепенулся, вскочил Лаврентьев.

На двор выбежали оба.

Распахнув калитку, становой взглянул строго:

— Кто таков? И чего орешь так?

— Я это… Митька я… Со станции, помощник…

Подросток. Лет пятнадцати. Лохматый, испуганный, запыхавшийся.

— Понял, что Митька. Не ори. Говори толком!

— Там это… У станции, недалече… Случилось!

— Что случилось то?

— Дохтура с мотоциклетом убили! Ивана Палыча! С ружья стреляли. Прямо с мотоциклетом он и того — в прорубь… Верно, случайно — охотники. А может и не случайно… В общем, убили доктора…

Глава 7

— Да ты что такое говоришь, щенок⁈

Гробовский аж подскочил со стула, при этом опрокинул чашку с чаем, но даже не заметил этого. В выражениях не стеснялся.

— Это что, шутки такие? Я тебя за такое…

Поднялся Лаврентьев, сказал:

— Алексей Николаевич, успокойтесь пожалуйста. Не горячитесь. Сейчас все выясним.

И скрестив руки на груди, очень строго обратился к гостю:

— Доложить по форме, как положено. Без вот этих эмоций и прочего. Только суть.

Паренек явно растерялся. Откашлявшись, начал говорить, выдавливая каждое слово:

— Я… Митька… На станции помощник я… У станции, недалече… Случилось. Грохнуло. Дохтура с мотоциклетом убили. Урядник становой пошел проверить, говорит там Иван Палыч, доктор из Зарного. Становой его знает — читал в газете, да и на приеме был. С ружья стреляли, в прорубь он… с мотоциклетом… Охотники, наверно, случайно… — и вдруг задумавшись, произнес вслух: — Хотя, какая там охота? Никогда там не ходили.

— Вот так дела! Убили… — выдохнул Гробовский, явно обескураженный такой неожиданной новостью. И махнул Лаврентьеву. — Хватит рассиживаться. Поехали, выясним всё. Митька, с нами поедешь, дорогу покажешь. Живо.

Взяли фаэтон, рванули к станции. Всю дорогу молчали и лишь Митька, явно нервничающий в такой компании, все откашливался, словно намереваясь что-то сказать важное, но так и не говоря.

У станции, в низине, всегда было холодно. Местные говорили, что именно здесь зима пережидает лето, спрятавшись под корягами у крутояра. Поэтому в любое время тут морозило. А уж к осени и вовсе начинало подмерзать по настоящему. Текла река — скорее даже речушка, мелкая, — Стыльня, медленно, лениво. По краям холод уже успел прихватить ее льдом.

— Ишь ты, холодно то как! — передернул плечами Лаврентьев, спрыгивая с фаэтона.

Ветер сразу же принялся студить спины подъехавших.

У реки толпились зеваки — бабы в платках, мужики в тулупах, мальчишки шмыгали под ногами. И все по мышиному перешёптывались.

— Вроде дохтур, говорят…

— С ружья, в спину…