Обострение (СИ). Страница 10

Встав, доктор задернул от выглянувшего вдруг солнца шторы:

— Да, да — искусно! Но по характеру нажима можно сказать, что это не бронза, не плотный каучук… Скорей, дерево. Бук, клен ясень…

— Дерево?

— Ну да. Это самый удобный материал — вырезать можно легко. Здесь же… — старичок кивнул на печать, — видно, что вырезали тонко и точно, очень искусная рука… Но в то же время… — эксперт замялся, принявшись кусать в сомнениях нижнюю губу, — мелкая работа, пальцы должны быть тонкими. Словно бы рука подростка делала…

Кораблик! Кораблик с тонкими мачтами, вырезанными с ювелирной аккуратностью… выточенные из коры паруса, прорезанные узорами, гладкий, как лакированный, корпус… — вдруг припомнил Иван Палыч.

Его как ушатом ледяной воды обдало. Вот так новость! Андрюшка? Неужели — он? Но, зачем? Или кто-то заставил, подкупил… Хм… Нетрудно догадаться — кто!

— Если достанете образец почерка подозреваемого, привозите. Я могу сличить, — прощаясь, напомнил старик.

— Весьма обяжете, любезнейший Аристарх Петрович! Весьма!

И что теперь с Андрюшкой? — уже в поезде размышлял молодой человек. Ну, для начала нужно дождаться результатов экспертизы почерка. И хорошо бы отыскать поддельную печать. Как? Вот вопрос. Верно, придется надавить на парнишку, подключить станового.

Кстати, у Нобеля топливного жиклера не нашлось, пришлось заказывать. Правда, приказчик обнадежил: мол, из Москвы всегда привозят быстро. Эшелоны проходят часто, по пять-шесть составов каждый день.

— У нас с проводниками обычно пересылают-с…

С проводниками… Ну, хоть так.

Едва доктор вошел в больничку, как Аглая тут же бросилась к нему едва ль не с объятиями:

— Ну, Иван Палыч, как? Удачно все?

— Да почти…

— Слава Богу!

— Аглая… — снимая пальто, обернулся доктор. — Андрюшка не приходил еще?

— Уже! — девушка рассмеялась. — На задах снег чистит.

— А позови-ка! Сама потом по палатам пройдись, глянь.

— Ага, Иван Палыч. Я сейчас. Быстро.

Девушка тут же исчезла в дверях.

— Армячок-то накинь! — запоздало выкрикнул доктор. — Эх, егоза… шустра больно!

В дверь заглянул Андрюшка.

— Иван Палыч, звали?

— Звал, звал. Бери стул — садись. Телогрею повесь вон, на вешалку.

— Ага.

— Андрей… Ты ведь у нас грамотный? Писать умеешь?

Главное сейчас было не спугнуть парня, ибо кто бы знал, что он тогда выкинет?

— Ну-у, могу, — усевшись, парника кивнул, светлые глазенки его испуганно забегали… Или просто так показалось? Эх… как бы раньше времени не догадался.

— Вот что, Андрей… Нужно карточки заполнять на больных. Только там надо писать разборчиво и красиво. Самому то мне времени нет совсем, помощник нужен. Вот и посмотрим… Бери-ка бумагу, перо… Да чернильницу-то подвинь поближе — закапаешь! Готов?

— Да!

— Ну, пиши тогда… «Я свободен… словно птица в небесах…». Написал? Молодец. Иди, чисти дальше… Да, Аглае скажи — путь зайдет.

Узнав у санитарки адрес травницы Матрены, доктор вновь надел пальто и шапку. Слава Богу, травница жила недалеко, возле церкви.

Кода Иван Палыч подошел к плетню, старушка как раз возилась во дворе — складывала колотые дровишки в поленницу. Проворная такая старушка, вовсе не ветхая. Да какая там старушка? Поди, и шестидесяти еще нет.

— Матрена? — подойдя ближе, позвал Иван Палыч.

За забором вскинулся, залаял пес. Обычная пегая, с рыжими подпалинами, дворняга. Но большая, зубастая… Такой попадись на зуб!

— Яшко, цыть!

Женщина обернулась… и, бросив дрова, принялась часто-часто креститься.

— Матрена, я ваш доктор!

— Я ведаю, ведаю…

— Мне бы с вами поговорить! Знаете, не берите больше святой воды из колодца у Рябиновки! Вода-то заразная. Там эпидемия, понимаете? Тиф…

— Водица свята, свята…

Махну рукой, травница скрылась в избе. Снова залаял пес.

— Вот и поговорили, — подал плечами доктор. — Что ж, придется еще разок навестить. Может, удачнее сложится.

— Баба Матрена у нас нелюдима, Иван Палыч! — за спиной вдруг послышался звонкий девичий голосок.

Доктор обернулся… и тут же улыбнулся, увидев знакомую девушку — из тех, что помогала Аглае в больнице. Лет пятнадцати, худенькая, но румяная, с круглым курносым лицом. Валенки с галошами, приталенный собачий полушубок — экая модница! Из-под вышитого шерстяного платка — толстая светлая коса с синею лентой.

— Здравствуй, Глафира! Спасибо, что заходишь.

— Ништо-о! А вы, коли к Матрене-травнице, так лучше батюшку нашего попросите, отца Николая, — вдруг посоветовал девчонка. — Он ей скажет, и она вас послушает. А та-ак… Пустое дело! Не любит она чужих… Так-то баба Матрена — хорошая, добрая. А вот другая травница, Марфа, чистая ведьма! Недаром волчий треух носит. Говорят, заговорами-наговорами не брезгует все время у кладбища ходит. Уж сколько отец Николай ей говорил — куда-а там!

«Какой же я чужой?» — хотел было спросить доктор, но, раздумал и, махнув рукой, поспешил к церкви.

Молодой — лет тридцати — мужчина в рясе как раз возился на церковном крыльце — что-то подкрашивал.

— Отец Николай? Здравствуйте.

— И вам не хворать, сын мой, — лицо священника, обрамленное рыжеватой бородою, оказалось вполне симпатичным, серые глаза смотрели доброжелательно и прямо. — Вы же доктор? Слышал про вас… А я здесь недавно… с фронта…

Тут только Иван Палыч заметил, что правая рука священника как-то плоховато двигается. Верно, ранен. Списали.

Как бы начать разговор о травнице?

— Это ваши журналы у кузнеца Никодима?

— А, про фотографии! — улыбнулся батюшка. — Мои. Грешен, балуюсь. А на войне вот, пригодилось. Тоже пришлось снимать… Даже, не поверите, с аэроплана! Господи, что же я… Вы ведь в храм Божий! Пожалуйста, проходите. Желаете свечку поставить?

— Обязательно! Один вопрос… Не знаете такую бабушку Матрену?

— Матрену-травницу? Конечно, знаю, — кивнув, священник потеребил бороду. — Своеобразная женщина, правду сказать. Но, в душе у нее — Христос! Не как у иных… Так у вас к ней какое-то дело?

Доктор честно рассказал обо всем. О тифе, о возможности заражения, о «святой водице»…

Отец Николай выслушал все на полном серьезе:

— Понял вас, Иван Павлович. Обязательно поговорю. Сегодня же. И не только с Матреной.

Конечно же, Артем зашел в церковь. Помолился, уж как умел, поставил свечки. Благостно все вышло, красиво. Даже дьячок, и тот нынче оказался трезвым. Верно, под влиянием батюшки.

Выйдя из церкви, доктор прошел мимо кладбища и тут, на узенькой заснеженной тропке, повстречал неприветливую старуху в старом овчинном полушубке и в волчьей шапке — треухе.

Не про нее ли предупреждала Глафира? Как ее… Марфа, ведьма… Так видел ее уже… Говорят, она и в больничку раньше травы носила. Раньше…

— Проходите, бабушка, — вежливо посторонился Иван Палыч.

Старуха неожиданно остановилась, ожгла доктора злым ненавидящим взглядом.

— Ты-ы-ы! — крючковатый палец устремился прямо в лицо.

Тонкие губы искривились, полетели брызги слюны:

— Ты не наш, не наш… не Иван Палыч! Демон ты! Демон! Я вижу… Демон!

Глава 5

Зарное к вечеру укуталось в морозный туман, и больница казалась островком в море теней.

Иван Палыч, вернувшись из церкви, сидел в смотровой и задумчиво вертел в пальцах конверт с сургучной печатью. Письмо пришло из города, от того самого эксперта — Везенцева, коллеги Гробовского. Старичок на удивление быстро ответил ему и, кажется, отправил ответ с тем же почтальоном.

Доктор распечатал письмо и, хоть уже и догадывался о сути содержания, принялся читать. Строчка за строчкой.

Текст был предельно ясен:

'Уважаемый г-н Петров. Проведённый мною сравнительный анализ образцов подчерка, предоставленных вами, не оставляет сомнений: подписи под накладными на морфин, якобы сделанные вами, и те образцы подчерка, которые вы выслали, выполнены рукой одного и того же лица. Исключения быть не может.