Двойник короля 17 (СИ). Страница 14
Задумался, вытирая лезвие меча о траву. Есть ли какая-то зависимость, насколько призрачный монстр будет силён? Что больше влияет — тело или призрак? Если взять сильную тварь — например, водяного медведя седьмого ранга — и соединить с призраком, что получится? А если слабую тварь? Нужно будет проверить при случае.
Махнул мечом, сбрасывая кровь. Красные капли разлетелись в воздухе, образуя причудливый узор, прежде чем упасть на землю. Клинок очистился, засверкав в тусклом свете. Я убрал его в ножны с тихим металлическим шорохом.
— Хорошо, что не дрался с тобой! — засмеялся Жаслан, хлопая себя по бедру. Смех его звучал искренне, раскатисто. — Ты быстр! Быстрее, чем Ховдог Чоно. Хоть это и магия… всё равно.
Глаза монгола смотрели прямо, без фальши и лести, что редко встречаешь даже у цивилизованных людей.
Подошли к раненым. Они лежали молча, не стонали. Лица бледные, покрытые испариной, глаза стеклянные. Уже собирался достать лечилки из пространственного кольца, но над ранеными склонился Бат. Его лицо застыло маской. Без эмоций, без колебаний он вытащил кинжал — короткий, с широким лезвием и костяной рукоятью, потемневшей от времени и крови. Удар в сердце одному. Короткий вскрик — больше от неожиданности, чем от боли. Монгол дёрнулся, тело его выгнулось дугой, а затем обмякло, безвольное, как тряпичная кукла.
Бат закрыл ему глаза ладонью — жест почти нежный, контрастирующий с только что совершённым убийством. Потом подошёл ко второму, что-то сказал — тихо, только для него, слова, предназначенные для умирающего. И тоже убил. Быстро, без колебаний. Нож вошёл под рёбра с тихим чавканьем, найдя сердце с первого удара.
— Какого?.. — искренне поинтересовался я, не скрывая удивление. Брови поползли вверх, а рука непроизвольно дёрнулась к оружию.
— Их укусили, — пожал плечами Жаслан, словно объяснял очевидное. — Если были бы магами — выжили, но они просто охотники. Значит, будут мучиться, а потом их дух не успокоится, и они станут призраками. Мы подарили им покой и проход в новый мир.
Практичность кочевников, не имеющих лишних ресурсов и времени на сантименты. Прагматизм в чистом виде — без моральных терзаний современного человека.
Глянул на Изольду. Та поморщилась, словно откусила кислое яблоко, — ей явно не по душе такие методы. Но промолчала, помня своё место, сжав губы в тонкую линию.
Интересная дополнительная особенность монстров. Не просто убивают, а трансформируют. В голове уже сложилась картинка, и она крайне печальная, заставившая холодок пробежать вдоль позвоночника.
Если таких тварей с тысячу или две отправить в город… Покусают обычный люд. А потом получишь армию призраков, и никто ничего не может сделать, только маги выживут. Биологическое оружие, превращающее жертв в новых носителей. Да это же идеальная эпидемия. Поэтому монголы настолько в себе уверены? Пусть они отстают где-то в развитии, но их уникальные способности… Шаманизм, чутьё, знание, как бороться с такими тварями — это даёт им преимущество. Стратегическое, неоспоримое. Понимание, недоступное более цивилизованным народам. Примитивные с виду, но обладающие древними знаниями, которые могут оказаться важнее любой современной магии.
Монголы занялись похоронами своих. Не суетились, не плакали — никаких внешних проявлений горя. Всё делали методично, словно выполняли привычный ритуал, отработанный до автоматизма. Тела погибших положили на поле, выпрямив конечности, словно укладывая спать. Рядом уложили несколько камней — по одному у каждого плеча, тёмных, отполированных. Открыли глаза мертвецам, чтобы те смотрели в небо — в чёрную бездну, усыпанную звёздами.
Жаслан говорил что-то тихим, гортанным голосом. Слова сливались в монотонный напев, похожий на молитву или заклинание. Ритмичные, повторяющиеся фразы, в которых иногда проскальзывали знакомые слова, но общий смысл ускользал. Глаза монгола были полузакрыты, словно он находился в трансе. Пальцы чертили в воздухе странные символы, оставляющие едва заметные, мерцающие следы. Или мне это только казалось в полумраке?
Тела погибших оставили около лагеря, их не стали закапывать или сжигать. Просто положили на открытом пространстве глазами к небу, беззащитные перед стихиями и хищниками.
— Птицы и звери заберут плоть, — объяснила Изольда, заметив мой взгляд. Её голос звучал приглушённо, с лёгкой дрожью. — Души уйдут к предкам.
Небесное погребение — древний обычай, продиктованный условиями жизни в степи. Нет времени и ресурсов на рытьё могил в твёрдой земле, нет дров для погребальных костров. Практично, цинично, по-своему мудро. Тела возвращаются в природный цикл, становясь частью той же степи, что породила их.
А нам пришлось собрать лагерь, нужно было двигаться. Слишком приметное место теперь — и для врагов, и для тварей. Свежая кровь привлекает хищников всех мастей, особенно таких, как Ховдог Чоно.
Монголы собирались быстро, без суеты. Шатры складывались, посуда упаковывалась, лошади седлались, все следы пребывания затёрты. Только тела и остались, как немые свидетели нашего присутствия.
— Вот в таких условиях я жила почти всю свою жизнь… — грустно сказала Изольда, подтягивая подпругу своей лошади. — Меня сделали монстром, а вокруг всё это.
Хмыкнул и ничего не ответил. Не время для душевных разговоров.
Мы забрались на лошадей и поскакали. Копыта глухо стучали по твёрдой земле, поднимая облачка пыли. Седло скрипело под моим весом, натирая внутреннюю сторону бёдер. Жаслан забрал коня одного из убитых — пегого жеребца с белым пятном на морде, а второго привязали к его лошади, чтобы не оставлять ценный ресурс.
Двигались мы быстро, пространство вокруг скользило мимо размытыми пятнами. Монголы молчали, погружённые в свои мысли. Траур по погибшим? Или просто берегут силы?
Мой транспорт попытался сделать ещё пару выкрутасов. Вредная скотина тестировала границы терпения, ища слабину. Конь резко затормозил, когда я немного кемарил в седле. Чуть не улетел, ухватился за гриву в последний момент. Пальцы вцепились в жёсткие волосы, ногти впились в ладонь от усилия.
Прошёлся льдом ему по боку. Активировал магию одним мысленным импульсом, направил через ладонь. Холодная корка покрыла шерсть — белая, с голубоватым оттенком, похожая на иней.
Скотина тут же поняла свою ошибку. Дёрнулась, фыркнула, мотнув головой, но подчинилась. Её мышцы под шкурой напряглись, но больше конь не пытался сбросить меня.
Второй раз он перестал слушаться команд через пару часов скачки. Решил повернуть в сторону от отряда, к какому-то кустарнику, едва различимому в предрассветной мгле. Возможно, учуял воду или пищу, а может, просто капризничал. Тогда я выпустил магию яда и создал облако вокруг — зеленоватую, полупрозрачную взвесь смертоносных частиц.
Не дал дымке попасть на коня — держал на расстоянии нескольких сантиметров от шкуры, демонстрируя угрозу, не причиняя реального вреда. Но, судя по тому, как мой пони трясся, как закатывал глаза до белков, как вздрагивала каждая мышца под кожей, он понял, хотя бы на время, кто тут хозяин. Инстинкт самосохранения победил упрямство.
Скакали почти до самого утра. Луна скрылась за горизонтом, звёзды начали блёкнуть. В темноте различал только силуэты впереди едущих — размытые тени, двигающиеся в унисон. Тело ныло от усталости, каждый толчок седла отдавался болью в натруженных мышцах.
Рассвет застал нас у какого-то ручья — узкой, извилистой ленты ключа, бегущей среди камней. Вода журчала, создавая успокаивающий фоновый шум, почти колыбельную. Лагерь не разбивали. Просто привязали коней, выставили дозор и легли на траву — жёсткую и колючую, но в тот момент казавшуюся мягче любой перины.
Закрыл глаза, ощущая, как земля словно вращается подо мной. Сон пришёл удивительно быстро, накрыл тяжёлым одеялом беспамятства.
Проснулся от прикосновения. Что-то холодное скользнуло по шее, как ледяной палец. Кожа мгновенно покрылась мурашками, волоски встали дыбом. Рука автоматически потянулась к оружию, мышцы напряглись, готовые к бою, и адреналин хлынул в кровь.