Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 15

— Если все получится, — Матузный разулыбался, — будет скандал! Начальник заставы ослабил охрану, и тут на тебе! Сразу весь отряд на ушах будет!

— Да, — я кивнул. — Мы привлечем к себе внимание. А потом…

Глянув на Нарыва, я продолжил:

— А потом уже можно и коллективную жалобу на него подать. Подать всем личным составом. Тут уж в отряде никто не отвертится. Придется принимать меры.

— Гениально… — Матузный аж расцвел.

Я строго глянул на Уткина. Тот вспохватился.

— А… А что ты говорил про ранение? — спросил он.

— Ранение должно быть настоящим, — улыбнулся я, — и убедительным. Возможно, даже тяжелым.

— Самострел? — нахмурился Матузный.

— Если Артем не согласится стрелять, то да, — кивнул я. — Придется мне себя подстреливать.

Все, кроме Уткина и Матузного, нахмурились. Последний просто сиял от какого-то странного возбуждения.

— У меня после операции с каскадовцами осталось три трофейных патрона. От китайских Тип 56, что с наших АК слизаны. Кустарного производства. И пулю, и гильзу на экспертизе от советской легко отличат.

— Вроде как душманы, — покивал Матузный.

— Верно, — я притворно вздохнул, — братцы. Я почему вас собрал? Когда все проверну — из строя меня выбьет на некоторое время. А вы — самые надежные парни для меня. Только вам я могу доверить дальше всю эту ситуацию развивать. Именно на ваши плечи упадет ответственность за то, снимут наше новое начальство или нет.

Все пограничники молчали. Все, кроме Матузного. Тот поторопился ответить:

— Справимся, Саша. Можешь на нас рассчитывать.

— Я знаю, — улыбнулся я, заглянув Матузному в глаза. — И последнее, пока что о нашей задумке никому. Ясно? Мы — могила.

— Ясно! — кивнул Матузный решительно.

— Ну, ясно, — промычал Уткин.

— Ясно. А куда ж деваться? — вздохнул Нарыв.

Малюга промолчал. Только кивнул.

— Ну и хорошо, — сказал я с улыбкой. — Ну лады. Пойдемте. Тебе ж, Слава, скоро в наряд?

— Через двадцать минут, — сказал Нарыв.

Пограничники по одному, по двое принялись выходить из сушилки. Мы с Уткиным остались вдвоем, последними.

— Ну, пойдем теперь мы, — сказал я с улыбкой, — Черепанов теперь за нас. Гонять не будет за сборище. Но если Вакулин или Ковалев увидят — будут вопросы.

— Пойдем, — вздохнул Вася.

Когда мы отправились на выход, Вася, шедший за моей спиной, вдруг окликнул меня:

— Саш?

— М-м-м? — я обернулся.

— Думаешь… Получится?

— Получится, Вася. Обязательно получится.

Ночью я проснулся от того, что в коридоре, тянувшемся между нашими комнатками, зажегся свет. Затем в нем раздались звуки тяжелых офицерских шагов.

Когда суровые тени появились в проеме комнатки, то свет зажегся и у нас.

Остальные пограничники, кто жил здесь вместе со мной, сонно завертелись, закряхтели. Кто-то принялся разлеплять глаза.

— Старший сержант Селихов, — сказал Лазарев на удивление холодным голосом, которого раньше за ним не замечалось. — Встать.

Я уставился в проем. Их было пятеро. Лазарев стоял первым. По правое и левое плечо у него застыли Вакулин и совершенно растерянный Ковалев. А за ними, уже в коридоре, я смог разглядеть лица Соколова и Барсукова.

— Я сказал, встать, — повторил Лазарев почти безэмоционально.

От его голоса аж повскакивали остальные пограничники. Матузный зашевелился, поднялся на своей кровати. Подорвался и Гамгадзе. Солодов принялся сонно тереть глаза.

Я медленно стянул с себя одеяло. Нарочито неторопливо встал и даже не стал принимать стойку «смирно». Только заглянул в глаза Лазареву.

Тот приблизился.

— Значит, решили устроить провокацию на границе, да, Селихов? — сказал он сурово, глядя мне в глаза.

Взгляд Лазарева изменился. Казалось, будто на меня смотрел другой человек. В глазах его не было больше злобы. Только усталая раздраженность.

Это меня не удивило.

— Чего молчите? — спросил он.

— А чего мне говорить?

Лазарев нахмурился. Подался ко мне и проговорил тихо:

— Меня о тебе предупреждали, но я даже и не думал, что ты станешь такой занозой в заднице.

Я не ответил. Тогда Лазарев вздохнул.

— Ты даже не знаешь, куда лезешь, Селихов. Молчишь? Ну ладно. Тебе же хуже, — Лазарев отстранился, а потом громко сказал: — Старший сержант Селихов. Вы арестованы.

«Попался, — подумал я с ухмылкой, — ты попался, сукин сын».

Глава 8

— Сержант Барсуков, — сказал Лазарев холодно, — наденьте на Селихова наручники.

Барсуков, всё такой же прямой, как обычно, вышел вперёд. В руках у него были наручники. Он приблизился.

Я совершенно спокойно протянул Барсукову руки.

Сержант наградил меня хмурым взглядом. Несколько мгновений мне казалось, что он что-то скажет. Но Барсуков не сказал. Просто защёлкнул браслеты у меня на запястьях.

— Обыскать его спальное место, — бросил Лазарев.

Барсуков с Соколовым принялись шариться у меня по тумбочке. Они доставали и высыпали прямо на пол полупустые ящики. Шарились в высыпанной из них солдатской бытовой мелочи.

— Ничего нет, товарищ старший лейтенант, — сидя на корточках, поднял голову Барсуков.

— Проверьте кровать.

Тогда они стали выворачивать мою кровать: разодрали пододеяльник и одеяло. Разорвали подушку. Вверх дном перевернули матрас. И ничего не нашли.

Лазарев приблизился. Прищурил глаза.

— Где патроны?

— Где и должны быть, — пожал я плечами. — В оружейной.

— Не притворяйся идиотом. Где патроны, которые ты хотел использовать в своей провокации?

— Какие патроны? — хмыкнул я.

Лазарев обернулся к сержантам, замершим за его спиной.

— Растолкайте Петренко. Обыскать и его тоже.

— Есть.

— Есть.

Соколов с Барсуковым вышли из нашей комнатки.

Остальные солдаты недоумённо таращились на всё происходящее. Сонно переглядывались. Некоторые бойцы из других комнаток, разбуженные шумом и голосами, пытались заглядывать к нам в комнату. Их гонял Вакулин:

— Вернуться на свои места! Тут вам нечего смотреть! Нечего, я сказал!

— Ты не отвертишься, — покачал головой Лазарев, — не отвертишься, Селихов. Я знаю о твоих гаденьких планах. Ты…

— Я не сомневаюсь, что вы знаете, товарищ старший лейтенант, — у вас очень внимательный информатор.

Говоря это, я глянул на Матузного.

Тот всё ещё казался сонным, но когда услышал мои слова, любой сон как ветром сдуло с его лица. Матузный побледнел. Несмотря на ночную прохладу, которой тянуло из открытой форточки, у него на лбу выступила испарина.

Лазарев нахмурился. Он понял, что я всё знаю.

— Плохие у вас методы, товарищ старший лейтенант. Если вы, конечно, старший лейтенант, — ухмыльнулся я. — Неуважаемые в солдатской среде. У нас не любят, когда шестёрок к личному составу подставляют.

— Я тебя на губе сгною, — проговорил Лазарев беззлобно, но жёстко, — уж не переживай, найдём, под какую статью тебя подвести…

Я пожал плечами.

— Находите.

— Двести сорок девятая УК РСФСР. Уклонение от воинской службы путём членовредительства или иным способом. От трёх до семи лет… — Теперь нотки в голосе Лазарева приняли угрожающий оттенок.

— Все-то вы знаете, товарищ старший лейтенант, — я даже улыбнулся, — а главное — всё можете узнать. И друзей себе быстро находите. Да, Матузный? Ты как? Сдружился с Иваном Петровичем?

Матузный аж побледнел.

— Саша, да ты чего? Ты чего такое несёшь?..

— Ты чё, думал, мы не знаем, что ты на нас стучишь? — раздался вдруг злой голос Малюги из коридора. — Знаем! Всё знаем! Я думал, ты мне друг, Матузный, а ты падлой оказался!

— Молчать, рядовой, — обернулся к нему Вакулин.

— Падлой и крысой!

Когда сержанты привели к нам перепуганного Артёма Петренко, Вакулин бросил им, указывая на Малюгу:

— Уберите его отсюда.

Соколов схватил Малюгу под локоть.