Император Пограничья 8 (СИ). Страница 32
Митька рухнул на колени:
— Пощадите, барин! Я больше не буду! Клянусь!
Иуда молчал, только смотрел на меня с ненавистью. В его прозрачных глазах не было ни капли раскаяния.
— Уведите их, — приказал я дружинникам. — Усиленный караул. И позовите Безбородко в охранение — этот может попытаться воздействовать ментально.
Ночь прошла в подготовке. Я не любил публичные казни — они ожесточают людей, превращают смерть в зрелище. Но сейчас было важно показать: закон есть закон. Даже во время Гона, особенно во время Гона.
На рассвете почти весь острог собрался на центральной площади. Посреди возвышался собранный на скорую руку эшафот с двумя петлями. Осуждённых вывели под конвоем — Митька плакал и бормотал молитвы, Иуда шёл, глядя себе под ноги.
Я поднялся на помост, окинул взглядом собравшихся. Лица были суровыми, но понимающими.
— Жители Угрюма! — голос разнёсся над площадью. — Перед вами два человека, которые в час испытаний выбрали путь шакала. Пока вы делились последним с соседями, они крали, причём крали у своих же. Пока матери урезали свой паёк ради детей, эти отнимали еду у малышей. Они планировали грабежи и насилие.
Собравшиеся загудели, мрачнея на глазах. Женщина с тремя детьми прижала младшего к себе и отвернулась. Кто-то из мужчин сплюнул в сторону эшафота.
— Эти двое переступили черту, отделяющую человека от зверя. Они отреклись от человечности ради наживы. Закон военного времени прост и жесток, как сама война, но без него мы превратимся в стаю, где каждый сам за себя. А такая стая обречена. Пусть их судьба станет предостережением для всех, кто в час испытаний поддастся искушению. Мы — люди, и должны оставаться людьми даже перед лицом адских отродий. Закон и честь — это то, что отличает нас от тварей за стенами. Нарушивший закон становится врагом всего острога.
— Правильно! — выкрикнул кто-то из толпы. — Крысы поганые!
«Милосердие к виновным — это жестокость к невиновным». Так говорил мой отец, и этот урок я усвоил сполна.
Я заметил Бориса в первых рядах — он кивнул, подтверждая правильность решения. Рядом стояла Василиса, её лицо было бледным, но взгляд твёрдым. Она понимала необходимость происходящего. Чуть поодаль я увидел Черкасского — пиромант смотрел на осуждённых без жалости, скорее с презрением к тем, кто пал так низко.
Петли затянулись на шеях осуждённых. Митька всхлипнул, Иуда прохрипел:
— Проклинаю…
Я не дал ему закончить. Подошёл и лично вышиб табуретки из-под ног обоих. Верёвки натянулись, тела дёрнулись и повисли.
Так бесславно закончилась история двух воров, которые в чём-то были хуже Бздыхов за нашими стенами. Те хотя бы не прикидываются людьми.
Толпа молча смотрела, как покачиваются тела. Потом начала расходиться.
Я остался на помосте, глядя на мёртвых воров. Не испытывал удовлетворения или радости — только тяжесть необходимости. В моей прошлой жизни я не раз приводил приговор в исполнение, но подобная работа никогда не станет мне по нраву.
— Снимите их через час, — приказал я караульным. — Похороните. Без почестей, но по-человечески.
В этот момент за мной примчался мальчишка-посыльный, сообщив, что вернулась разведывательная группа. Но почему так рано? Они должны были вернуться только к вечеру.
Бегом добравшись до цитадели, я увидел их. Кузьмич впереди, за ним остальные — окровавленные, с разорванной одеждой, тяжело дыша. Двоих несли на руках.
— Воевода! — Панкратов бросился ко мне, хватая воздух ртом. — Они идут! Собираются со всех сторон, тысячи их! Будут здесь через полчаса, может, меньше!
Земля под ногами едва заметно задрожала. Ритмичные удары где-то вдалеке, словно поступь исполинов.
Глава 13
Кузьмич ещё говорил, но я уже не слушал. В голове мгновенно выстраивался план действий — тысячи Бездушных требовали немедленных решений.
— Борис! — рявкнул я, разворачиваясь к командиру дружины, подоспевшему к цитадели. — Боевая тревога! Всех на стены! Женщин и детей в убежища!
Охотник кивнул и бросился выполнять приказ. Я повернулся к разведчикам:
— Отдыхайте. Вы сделали главное — предупредили. Панкратов, после боя жду подробный доклад.
По острогу загудел набат. Люди выбегали из домов, хватали оружие, занимали позиции. Отработанная за последние недели система обороны включалась как хорошо смазанный механизм. Дружинники и Валькирии бежали на стены, гражданские в цитадель, опытные тыловики тащили ящики с патронами к огневым точкам.
Ко мне на северный бастион, тем временем, уже поднимались наши маги: Василиса, Полина и Тимур. Белозёрова выглядела испуганной, но в глазах горела решимость.
— Прохор, что происходит? Новый штурм? — спросила Василиса, вглядываясь в лес.
— Да. Основные силы будут здесь меньше чем через час.
Полина ойкнула и поёжилась. Черкасский внимательно глянул в её сторону и произнёс:
— Они всё равно обломают зубы о наш острог, верно я говорю?
— Верно, — ответил я спокойно, вселяя уверенность в соратников.
Тимур оскалился, проверяя свой палаш. За последние месяцы пиромант показал себя надёжным бойцом, и я был рад, что оставил его в живых, связав клятвой верности.
Следующие полчаса прошли в лихорадочной подготовке. Я обходил позиции, проверял готовность, отдавал последние распоряжения. Матвей Крестовский занял место у северных ворот — метаморф жаждал реванша со мной после прошлого боя. Вбил себе в голову, что должен превзойти меня на поле боя. Для меня видеть его нынешний азарт было куда приятнее, чем прежнюю тоску. Как говорится «чем бы дитя не тешилось», даже если это «дитя» в боевой форме становится машиной смерти.
Сержант Соколов расставлял своих Валькирий на угловых башнях — женщины должны были вести прицельный огонь с высоты.
И вот на опушке показались первые фигуры — Трухляки, сотни Трухляков. За ними мелькали быстрые тени Стриг. Но вместо привычной атаки волнами твари начали выстраиваться.
— Что они делают? — пробормотал стоящий рядом Гаврила.
Я прищурился, наблюдая невиданное зрелище. Бездушные формировали правильные шеренги примерно в трёхстах метрах от стен. Трухляки встали плотными рядами, Стриги заняли фланги. Всё больше тварей выходило из леса, пополняя строй.
Грохнули первые выстрелы. Несколько Трухляков в передних рядах дёрнулись и упали. Снайперы из числа лучших стрелков начали методично выбивать тварей.
— Прекратить огонь! — рявкнул я. — Беречь патроны!
— Но воевода, они же стоят как мишени! — возразил один из сержантов.
— Именно поэтому и не стрелять. Это ловушка.
Враг понимает разницу между нашим оружием. Подставляет самые бесполезные цели на предельном расстоянии, заставляя тратить ценные и редкие боеприпасы.
К нам подбежал Борис, запыхавшийся после обхода позиций:
— Воевода, что за чертовщина? Почему они не атакуют?
Я покачал головой, чувствуя нарастающее давление в висках. Сначала лёгкое, как начало головной боли, потом сильнее.
— А-а-ай! — Полина схватилась за голову, лицо исказилось от боли.
Василиса поморщилась, прижав пальцы к вискам. Даже Тимур дёрнул головой, словно пытаясь стряхнуть невидимую паутину.
— Ментальная атака, — процедил я сквозь зубы. — Все маги, сосредоточьтесь!
Давление усиливалось. По стенам прокатилась волна стонов — маги и даже некоторые обычные люди с зачатками дара почувствовали воздействие. Полина всхлипнула, из носа потекла струйка крови.
Мигрень расцветала в голове букетом раскалённых игл.
Час проходил за часом. Солнце медленно ползло по небу, а армия Бездушных стояла неподвижно, словно жуткие статуи. Защитники на стенах начали нервничать — держать оружие наготове, не зная, когда начнётся атака, оказалось тяжелее, чем отбивать штурм. Некоторые дружинники то и дело вскидывали автоматы, принимая тени за движение врага.
— Может, они подохли стоя? — пошутил кто-то из бойцов, но смех вышел нервным.