Кореец (СИ). Страница 49
— Вам куда тут? — пробурчал водитель, притормаживая. — Номеров-то не видать.
Я сверился с адресом, записанным на клочке бумаги.
— Вот этот, кажется. С синими ставнями.
Мы расплатились, «Победа», фыркнув на прощание, укатила обратно, в городскую суету, оставив нас посреди этой странной, застывшей во времени реальности.
Дом Инны был таким же, как и остальные — небольшой, одноэтажный, с потрескавшейся побелкой и теми самыми синими ставнями. Маленький дворик, огороженный низким штакетником, заросший бурьяном и пыльными мальвами. У калитки — старая, вросшая в землю скамейка. Тишина стояла почти оглушающая, нарушаемая только стрекотом кузнечиков и далеким гудком тепловоза.
— М-да, — протянул Колька, оглядываясь. — Веселое местечко. Прямо декорации к фильму про гражданскую войну.
И впрямь, было в этом пейзаже что-то щемяще-безвременное. Люди здесь жили бок о бок с железным монстром, подчиняясь его ритму, его гудкам, его неизменному движению. Жизнь в «полосе отчуждения» — ни город, ни деревня, особый мир со своими законами и своей, особой тоской во взглядах.
Калитка жалобно скрипнула, словно жалуясь на вторжение чужаков. Я постучал костяшками пальцев в старую, облупившуюся дверь. Несколько секунд было тихо, только кузнечики продолжали свою монотонную песню. Потом за дверью послышались шаги, щелкнул засов.
На пороге появилась Инна. Без форменной пилотки и строгого пиджачка, в простом домашнем ситцевом платье в мелкий цветочек, она выглядела моложе и как-то беззащитнее. Темные волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, на лице — ни грамма косметики. Увидев нас, она на мгновение растерялась, потом на ее лице появилась знакомая смесь удивления и чего-то еще — то ли радости, то ли тревоги.
— Миша? Это ты? — она прищурилась, глядя на меня из полумрака сеней. — А я уж думала, не приедете… Или заблудились?
— Как обещали, Инна, — улыбнулся я, стараясь выглядеть как можно беззаботнее. — Вот, добрались. С Коляном.
Колька мрачно кивнул из-за моего плеча. Инна перевела на него быстрый, оценивающий взгляд, потом снова посмотрела на меня.
— Проходите, чего ж на пороге стоять, — она отступила в сторону, пропуская нас в дом. — Только у меня тут… не прибрано. Не ждала так скоро.
Внутри было сумрачно и прохладно после уличной жары. Маленькая прихожая, дальше — комната, обставленная скромно, но чисто: железная кровать, накрытая лоскутным одеялом, старый комод с фотографиями в рамках, стол у окна, застеленный клеенкой, пара стульев. На стенах — неизменные коврики с оленями или лебедями. Пахло чем-то домашним — то ли пирогами, то ли просто обжитым домом.
— А где же… домашние? — спросил я, оглядываясь. — Дочка? Мама?
— А, — Инна махнула рукой, — Мама с дочкой уехала, в аул, к родственникам. Так что я тут одна кукую.
Она сказала это как бы невзначай, но я уловил в ее голосе нотку… кокетства? Или просто констатация факта? В любом случае, новость была скорее хорошей — меньше лишних глаз и ушей.
— Ну, располагайтесь, — Инна указала на стулья. — Чай будете? Или чего покрепче с дороги? У меня тут… наливка осталась, мамина, на кизиле.
— Мы бы не отказались, — кивнул я, опускаясь на стул. Колька последовал моему примеру. — Дорога была… насыщенная.
Инна достала из буфета пузатую бутыль с темно-красной жидкостью, три граненых стопки, поставила на стол тарелку с нарезанным домашним сыром и лепешкой.
— Вот, угощайтесь, чем бог послал, — сказала она, разливая наливку. — Вы рассказывайте, как добрались? Все нормально?
Мы с Колькой переглянулись. Рассказывать все подробности нашего путешествия явно не стоило.
— Нормально, — уклончиво ответил я. — Морем шли. Немного покачало, но в целом без приключений.
— А где… ну… товар-то? — Инна понизила голос.
— На вокзале оставили. В целости и сохранности. Ждет отправки в столицу. Ты билеты взяла?
— Я забронировала купе в своем вагоне. Билеты оформит бригадир поезда… — она замялась, — ему надо немножко дать.
Она села напротив нас, взяла стопку с наливкой. Ее пальцы слегка дрожали.
— Страшно мне как-то. Дело-то… нехорошее, недозволенные к вывозу рыбопродукты, да еще в таком количестве. Если поймают…
— Не поймают, — уверенно сказал я, глядя ей в глаза. — Все будет чисто. Тебе за беспокойство — заплатим хорошо. Очень хорошо.
Я назвал сумму.
Инна задумалась, нервно теребя край скатерти. Было видно, как в ней борются страх и соблазн легких денег.
— А вдруг проверка? Бывает по поезду идут милиционеры с собакой и выборочно проверяют, если она запах рыбы учует.
Вот блин! Мы с Колькой тревожно переглянулись. Икра-то ладно в банках герметичных, а вот балык… если собака на него наведется, а менты станут проверять и найдут икру…
— И часто так бывает? — спросил я.
Инна неопределенно пожала плечами.
— Никогда не знаешь… бывает месяцами их нет, а потом день за днем ходят и ходят.
— Город же приморский, тут каждый пассажир с рыбой…
Она опять пожала плечами. Но мне и самому было понятно, чем отличается рыба на презент от коммерческой партии. Вряд ли ментов интересуют те, кто везут друзьям под пиво пару килограмм воблы. Они ищут таких, как мы — контрабандистов. При том, ментам, как и всем людям свойственно сачковать. Не трогают их, они и сидят на жопе ровно. Начальство вздрючит — начинают демонстрировать служебное рвение.
— Ты же сама проводник, Инна! Не первый раз, поди, «левый» груз везешь?
Она чуть покраснела, но кивнула. Попал в точку. Очевидно, опыт перевозки дефицита или южных даров у нее имелся.
— Все везут, но понемножку. Если попадешься — враз на землю спишут, еще и статью пришьют за спекуляцию.
— Пойдем Миха, покурим? — сказал мне Колька.
— Да курите здесь, — предложила Инна, — я окно открою.
— На воздухе, как-то приятней.
Мы вышли во дворик, закурили.
— Она права, рисковать нельзя, — сказал Колька, — даже если вероятность проверки десять процентов. Сам понимаешь, чем это грозит. Да еще этот блудняк на Каспии…
— Согласен, — кивнул я, — балык придется оставить. Ну его на хрен. Хорошо, что мы его отдельно несли, сумки с икрой не провонялись. Но смотри, допустим собака в закрученной банке икру не унюхает, но ведь упаковщица хватала её руками, да и вообще следы снаружи могли остаться…
— Херня! — перебил меня Колька. — Пересыплем их махоркой. Я так пограничных собак со следа сбивал — верное средство.
На том и порешили.
— Инночка, — сказал я, когда мы вернулись в дом, — у нас для тебя презент! Десять килограмм осетрового балыка! Первый сорт! Кушай сама, корми семью.
Она малость офигела.
— И сколько это стоит?
— Тебе нисколько, — я царственно махнул рукой и наклонившись к её ушку добавил шепотом. — Ну разве что немного ласки!
— Дурак! — шепнула в ответ. — Ласка мне больше, чем тебе нужна.
— Ну, так пойдем, — я приобнял её, подтолкнув бедром в сторону комнаты.
— Не могу… — она смущенно помялась. — На свадьбу пригласили. Подруга замуж выходит. Подготовиться надо.
Ну, надо, так надо. Пусть девушка готовится. А мы пока сходим за махоркой.
— Где тут у вас какое-нибудь сельпо? — спросил я у Инны, когда она уже почти упорхнула собираться на свадьбу. Слово «сельпо» было, конечно, неуместным, но другое в голову не лезло.
— Зачем вам? — удивилась она, приостановившись у зеркала. — У меня вроде все есть?
— Да так, мелочи всякие… курева прикупить, минералочки… — соврал я. Не говорить же ей, что мы идем за махоркой, чтобы сбивать со следа милицейских собак.
— Ну, идите прямо по улице, никуда не сворачивайте… За поворотом увидите красный дом, кирпичный, такой… уродливый. Там магазин. Только осторожнее там, — предупредила она, поправляя прическу. — У нас тут местная шантрапа любит на углу собираться, барагозят. И собаки злые из дворов могут выскочить. Не дразните их.
— Не будем, — заверил я. — Мы ребята мирные.
Мы с Колькой вышли на улицу. Пыль, жара, стрекот кузнечиков. Улица состояла из живописного хаоса: глиняные мазанки, вросшие в землю, чередовались с недостроенными особняками из силикатного кирпича, обнесенными высокими заборами. Видимо, кто-то уже готовился к светлому капиталистическому будущему. На тротуаре — кучи строительного мусора, песка, щебня. По проезжей части, поднимая пыль, носились чумазые дети в рваных трусах, у некоторых на шее болтались кожаные треугольнички-амулеты — привет из глубины веков.