Тьма. Том 5 (СИ). Страница 13

— Не было разве других детей? — удивился я.

— Мы были первыми в поколении, — пояснила мать. — Отец женился раньше остальных, он ещё молодым был. Вот нас с братом и родили чуть ли не вместе с некоторыми нашими дядями и тётями. Но те все были постарше, юноши и девушки, вот их в бой и взяли. А нас с братом оставили. Так и не осталось других детей. А Гриша мечтал возродить род…

— Твоего брата звали Григорием? — спросил я.

До этого мать никогда не называла его по имени. Во всяком случае, при мне.

— Да… Гриша мечтал всё вернуть. Я говорила ему, чтобы он бросил эту мечту. Но я была младшей, чаще слушалась его, чем он прислушивался ко мне… А потом встретила парня из другого рода. Полюбила. Но брат не дал разрешения на брак. Я тогда два месяца была заперта в своей комнате. Рыдала, просила выпустить, умоляла… Но нет… А пока Гриша меня прятал, парень нашёл другую. Но ты же понимаешь, что я винила во всём брата, да?

— Ну да… Хотя как-то парень быстро от тебя отказался…

— Сейчас-то я понимаю, что он просто хотел соблазнить наивную дурочку. Может, к нашему роду зачем-то решил так подступиться. А тогда это была боль и конец жизни… — мама улыбнулась. — Спустя три года я познакомилась с твоим отцом. Мы сначала встречались тайно. Для этого даже купили домик в глухом углу. Какое-то время у нас всё получалось… Ну а потом случилась беременность. Вот тогда Гриша обо всём и узнал. А он в тот момент был близок, как никогда, к своему открытию…

— А что он открыл-то? — спросил я.

— А я не говорила, да? — удивилась мать. — Он, Федь, открыл новый способ изменения лития. Вот тогда и начался в нашей жизни мрак… Правда, Гриша тогда ещё надеялся возродить род. Может, поэтому и не стал нам с твоим отцом мешать: встретился с ним и спросил, готов ли тот войти в род Седовых, отказавшись от своей фамилии. А твой отец сказал, что ради меня готов. Так мы и стали жить в домике, в котором раньше встречались. Всё думали, что потом переберёмся в угол получше… Ну ты знаешь, как оно дальше сложилось.

Да, мой дядя совершил-таки открытие, чем привлёк внимание сильных мира сего. А потом, пытаясь размотать узел интриг, сложившихся вокруг него, куда-то сбежал.

— Батарейки-то стали в итоге лучше работать? — не сдержал я любопытства.

— Стали… Почти в полтора раза, — кивнула мать и горько усмехнулась. — Знания-то так и остались у Руси. А вот брата я с тех пор не видела.

— А сердце рода когда пропало? — спросил я.

— Давно. Ещё когда взрослые пошли мстить. Они забрали артефакт с собой. Он, конечно, был хорош в защите, но и ударить мог сильно. Это как иметь за спиной отряд в два десятка двусердых выше восьмого ранга, Федь. С тех пор наше сердце никто не видел.

— Ну, раз у Авелины сердце забилось, кто-то и наше определённо видел!

— Да… Сердца веками бились вместе. А после той ночи сердце у Покровских биться перестало, — мать вздохнула. — Защита стала слабее, и на них открыли настоящую охоту. Мы только и успевали с братом некрологи читать. И снова пришлось царю вмешаться. Я уж не знаю, чем там дело кончилось… Но, видимо, ничем хорошим, раз только эта девочка выжила. Они ведь приезжали к нам ещё раз, знаешь?

— Авелина сказала, что ты их не хотела пускать… — попенял я маме.

— Да… Не хотела. Имела право. И так только пережила пропажу Гриши… И только избавились от «темников» и «тайников», которые часами торчали на нашей кухне… А тут — вот они, Покровские. Но твой отец, Федь… Он мне, наверно, Богом послан был. В общем, Андрюша вступился и не позволил прогнать их. А ведь я хотела. Но Андрюша всегда был лучше меня. Дурак, конечно, зато добрый и честный. Мало таких, как он, сейчас. Вот такая, Федь, история…

— Ты замкнулась в себе, — казалось бы, не к месту заметил я.

— После смерти Андрюши — да. Замкнулась. Я испугалась, Федь!.. — мать сжалась на табурете, и я не выдержал, подошёл и обнял её. — Испугалась остаться одна против всего мира. Этот мир казался мне страшным, ужасным… Опасным… Я осталась одна с детьми… И пряталась в мире, который сама себе выдумала. Только когда девочку эту, Покровскую, увидела, только когда услышала, что ты ей сказал… Знаешь, как будто проснулась.

— Ну вот, а говорила, что я не в тебя… А ведь я действительно Авелине то же сказал, что и ты своему брату.

— Да нет, тебя всё-таки подменили, мне кажется. Но мы с Андрюшей и тебя-подменыша любили! — как-то очень уж серьёзно для шутки заметила мать. — Ты такой тихий стал, послушный… Если бы ты в меня был, к этой Авелине и на версту бы не приблизился! А если бы в отца был, уже помогал бы ей во всём. Нет… Всё-таки подменили!

— Ну и ладно! — решил я, возвращаясь на место. — Ну и пожалуйста! Я себе и такой нравлюсь.

— А мне ты тоже таким нравишься, — успокоила меня мать. — Это я так… Шучу, как мы когда-то с твоим папой шутили. Мы тебя оба любили таким.

— Получается, артефакт Покровских и наш были связаны? — уточнил я.

— Получается, что так и было, — подтвердила мама. — Но никто об этом не знал. За пять столетий ни один из родов не пресекался. А вот то, что сердца усиливают друг друга даже на расстоянии — мне говорили. Правда, чем больше расстояние, тем слабее помощь.

— Так… Ещё один вопрос… Выходит, дед что-то наговорил царю? — прямо спросил я.

— Я не слышала, — улыбнулась мать. — Но мой папа был Седовым от корней волос до пальцев на ногах. В ту ночь он потерял обожаемую жену. Как думаешь, стал бы он сдерживаться?

— Просто прекрасно… — вздохнул я. — Не, я его, конечно, могу понять, но ситуация у нас…

— Ты назад в училище поедешь? Может, останешься на ночь? — сочтя тему исчерпанной, уточнила мама.

— Не могу… Надо вернуться, иначе там панику поднимут! — я улыбнулся. — Я на выходных приеду, вместе с Софией.

— Ладно… Тогда езжай, время-то действительно позднее… — мать поднялась с табурета. — А в выходные обсудим, что сюда докупить надо. И за Дуню не переживай: найдём ей жильё. Здесь, в Стрелецком углу, можно найти, хоть и дорого. Но раз тебе денег не жалко, то и ладно.

В училище я ехал слегка разочарованный рассказом матери. Нет, я не думал, что она мне многое расскажет. Но она не сообщила и половины того, что мне хотелось бы знать. Банально сама не знала. Всю свою жизнь она старалась забыть прошлое… И, скорее всего, у неё это благополучно получилось.

Даже если краем уха и слышала ещё что-то, время стёрло это из маминой памяти. И я сомневался, что та же Авелина сможет рассказать больше. А мне надо было больше. Если уж влезать во всё это дворянское кубло, нужна практическая информация!

Где видели сердце в последний раз во время той резни? Куда его вообще могли спрятать? Где именно происходили бои на юге Ишима? Могло ли сердце остаться там? Что с остальными артефактами Седовых, перечисленными в списке Волковой?

И никто не мог ответить мне на эти вопросы. Всё придётся узнавать самому. Именно с этими мыслями я заперся в своей комнате, в общежитии училища, и ещё два часа готовился к занятиям, пока не начали слипаться глаза.

Учёба в Васильках была ориентирована на классное обучение. На дом задавали совсем немного, зато занятиями мы были загружены почти весь день. К счастью, Федины мозги и воспоминания Андрея позволяли пропускать через голову огромные потоки информации.

В отличие от местных жителей, мне это не мешало. Я прекрасно знал, как всё это усваивать и раскладывать по полочкам памяти. Мне не надо было думать над тем, что забросить в дальний угол, а что — держать на виду.

Память Андрея помогала справляться и с потоком учебных знаний текущего года, и с материалами прошлого года, которые мне тоже приходилось учить. Вот только одна беда: времени оставалось совсем мало.

Большую часть дел приходилось откладывать на вечер. В то время как все, кто мне был нужен — работали днём. И изменить я ничего не мог. А это наводило на мысли о том, что мне нужен помощник, который был бы в курсе дел, мог бы проводить встречи, ходить по делам в рабочее время — и вообще стал бы моей второй парой рук.