Музыка нас связала... (СИ). Страница 22

— Масло вазелиновое надо — ложку выпил, а потом только за унитаз держись, чтобы не улететь.

— Вспомнила бабка как девкой была. Где ж ты его купишь сейчас? Одна дрянь разноцветная в аптеках, настоящие лекарства перестали выпускать.

Ну вот, разговор ушел в привычное русло про более зеленую траву и людей, которых больше не делают. А масло я ей куплю, продается в аптеке нашей, сам видел, как бабуля покупала буквально на днях.

Монолог о несправедливости жизни плавно перетек на кухню, где тетя Женя удовлетворилась кружкой чая с жасмином, который она ставила выше остальных сортов. Вот тут я и подступил со своим вопросом про далекое прошлое.

— Теть Жень, а ты маме деньги давала? Ну, когда мы с Ленькой маленькими были?

— Зачем в это лезть? Маруси нет уже давно, что тебе с ее жизни?

— Здрасьте. Она моя мама, вот мне и интересно. Мы ведь не бедствовали, хотя зарплата у неё была не ахти. Только потом я понял, чего это ей стоило.

— И что? Дело давнее.

— Тем более.

Тетя Женя замолчала, допивая чай. Сняла очки, протерла стекла подолом халата, снова надела.

— Да, помогала. Сестра же... У меня самой никого нет, а она с двумя пацанами одна осталась. Почему бы не помочь?

— Брала?

— С боями. Гордая была, Марусечка наша, — она вздохнула тяжело, отставила кружку. — Налей еще половинку, Саня, пить хочется. Вот зачем ты этот разговор завёл? Как вспомнишь... Папаша твой, кобелина... Говорила ей, не водись с этим козлом... Не послушала. Да и потом... Может, стоило промолчать, и не умотал бы Стас, остался. А, не в тот раз, так в следующий... Я же сказала — половинку лей! Это тебе хорошо, кроме спины, не болит ничего, а тут... Каждый раз боюсь, что не добегу.

— Так что там с отцом случилось?

— Отстань, Саня. Не береди душу. Я за свои ошибки уже покаялась... Всё мы хорошие, да только не без греха.

Она вздохнула и прикрыла глаза, устало опершись локтем о стол.

— Сашка, Сашка...

***

Свидание с дамой — дело ответственное. Они всё замечают — от дырки на носках до плохо выглаженного воротничка, не говоря уже о таких серьезных вещах как парфюм или стрижка. Мне немного легче, у меня уже есть репутация чудаковатого, но загадочного незнакомца, но пытаться повторить стиль жизни Сержа Генсбура, покорявшего признанных красавиц небритым и в несвежей рубашке, не стоит. Что позволено Генсбуру, не позволено Базилевичу. У него — культовый образ, у меня — риск услышать вежливое «спасибо, но нет».

Как-то так, наверное.

Я проковырял небольшую дыру в бюджете покупкой «Рафаэлок». Дорогое удовольствие, хоть и не такое бесполезное как цветы. Это хотя бы съесть можно. Да и букет в прошлое я тащить не собираюсь. А то выяснится, что альстромерии еще неизвестны жителям СССР, а таких хризантем не видывал даже сам ботаник Николай Вавилов. И появятся новые вопросы о моем происхождении. Останусь не то моряком, не то инженером, имеющим доступ к ближней загранице. Это, кстати, отлично объясняет моё праздное времяпровождение и остальные непривычные для рядового советского гражданина вещи.

Рассчитываясь на кассе в «Пятерочке», посмотрел на другие изделия, непременные атрибуты успешного свидания. Впрочем, я лишь мельком изучил ассортимент. Что-то мне подсказывает, что время тончайшего латекса, сдобренного фруктовыми ароматами, еще не пришло.

Оделся скромненько, безо всяких провокационных футболок и прочих выделяющихся из советской действительности вещей. А то вдруг бдительный милиционер Юра вдохновится моим гардеробом и повторно попытается потащить в околоток? Даже солнцезащитные очки, старенькие Ray-Ban Wayfarer, в таких еще Рой Орбисон ходил, не забыл оставить дома. В шесть вечера солнце светит не очень сильно, особенно в наших широтах.

Когда я вылез из портала, то увидел рыжего пришельца. Он сидел у двери на улицу и будто ждал, когда его выпустят на волю. Хотя вроде как стены для него не препятствие. Но котейка подергивал рваным ухом в нетерпении — давай, человек, открывай!

— Что ж ты не приходишь? — спросил я. — Вчера котлеты были куриные. Уж тебе бы точно досталось.

Но ответа, как всегда, не было.

И я просто открыл дверь, пустил вперед шмыгнувшую рыжую тень, и пошел уже знакомой дорогой.

Алла явно к моему приходу готовилась. Надела лёгкое, но совсем не домашнее платье, подчеркнувшее фигуру. Макияж — аккуратный, незаметный, только немного теней, чуть ярче губы. Запах духов — удивительно свежий, даже неожиданный.

Это всё я заметил, когда дверь открыла хозяйка.

— Добрый вечер, — с улыбкой сказал я. — Это здесь требуются конфеты?

— Хороший пароль, ответила Алла. — Почти как про славянский шкаф. Проходите, пожалуйста.

Помню эти тапочки, обувал уже. И дорогу на кухню не забыл. То есть у нас не официальный прием за столом, сервированным хрусталем и специальными праздничными тарелками, а дружеские посиделки на кухне.

Хотя нет, это уже полноценный ужин — с салатом, уже появившейся в продаже молодой картошкой и козырным рецептом советских женщин — мясом по-французски. Плюс традиционная колбасно-сырная нарезочка, откровенно обозначающая доступ к дефицитам. Венчала это великолепие бутылка импортного алкоголя: красный полусухой горячий привет от болгарских братушек под названием «Медвежья кровь».

— Ну вот, а говорили, чаю попить, — опечалился я. — Знал бы, что такое великолепие... Предупреждать надо, озаботился бы посильным участием.

— Да бросьте, Александр, — махнула рукой Алла. — Не обеднею. Советского врача благодарное население напоит и накормит.

— Но в следующий раз выпивка за мной.

— Ого, а вы уже назначаете мне свидание? — усмехнулась она. — Времени не теряете.

— Ну, мало ли. Вдруг понравится.

— Ну-ну. Мойте руки, ваше полотенце синее, слева висит.

Мясо оказалось пристойным — не пересушенным и не слишком жирным. Под бокал красного пошло просто идеально.

— А вы рассказывали про Стамбул, — ввернула в разговор Алла, когда я смаковал вино. — Много раз там были?

— Много. Хороший город, красивый. Только одна беда — ровного места нет, одни горы. За день можно так набегаться, что ног не чувствуешь. И жуликов много.

— Как это?

— Ну представьте: идете вы, никого не трогаете. Впереди чистильщик обуви вдруг роняет щетку. Вы поднимаете, и говорите: «На, брат, потерял». Он тут же предлагает почистить вам ботинки, якобы в благодарность. А потом выставляет цену, будто обувь вам продал.

— Ужас какой. И что же делать?

— Да не поднимать ничего. В кафе могут принести меню, там цены — просто праздник, за копейки пообедать можно. А потом выставляют счет и показывают другое меню, где цены в десять раз выше. Или принесут воду, думаешь, просто так, но в конце требуют оплатить. Нация торгашей, — презрительно добавил я.

— Так что же, голодным ходить?

— Зачем? Есть столовые от местных властей, там дешево и сердито, то что надо советскому гражданину, — засмеялся я.

Врать про Турцию можно что угодно. Кто знает, существуют сейчас ресторанчики с буквами IBB в названии? Главное, проверить это невозможно. И, конечно, стоит уворачиваться от вопросов о ценах. А то я даже примерно не представляю, какой курс лиры к рублю в восемьдесят четвертом. Но обошлось. Видать, у Аллы голова кругом пошла от описаний Айя-Софии, Сулеймание, Голубой мечети и Галатской башни в смеси с рассказами о стрит-фуде. Советскому человеку что шавуха, что балык-экмек — недоступная экзотика. А новость про сокодавилки на каждом шагу, где хоть гранатовый, хоть апельсиновый фреш приготовят при тебе, и вовсе вогнала бедную женщину в ступор.

Я говорил, говорил, говорил. Алла слушала внимательно, но постепенно её глаза начали слегка рассеянно блестеть. Роль Синдбада-морехода начала откровенно утомлять. Карьера блогера, способного трындеть несколько часов не умолкая, не для меня. Да и Алла начала уставать от такого количества информации. К тому же в голове не пропадала мысль, что сегодня я впервые полез в портал второй раз за день. Как бы это не привело к нежелательным последствиям.