Женщины. Страница 6

Самолет кружил в воздухе, пока пальцы Фрэнки, впившиеся в подлокотник, не заболели от напряжения. Снаружи она видела оранжевые вспышки и красные полосы — точно царапины на темном небе.

Наконец самолет выровнялся, и пилот включил громкоговоритель:

— Итак, фанаты аттракционов, пора сажать эту посудину. Пристегнитесь.

Как будто Фрэнки вообще отстегивала свой ремень.

Самолет начал снижение. У Фрэнки заложило уши, и не успела она опомниться, как они коснулись посадочной полосы, сбавили скорость и остановились.

— Женщины и старшие офицеры вперед, — послышалось из громкоговорителя.

Все ждали, пока Фрэнки выйдет. Ей было ужасно неловко. Идти первой совсем не хотелось. Но все же она подняла с пола армейскую сумку и повесила на левое плечо, оставив правую руку свободной, чтобы отдавать честь.

Как только Фрэнки вышла из самолета, ее обдало жаром. А еще этот запах. Боже, чем же так пахнет? Топливо… дым… рыба… и, кажется, фекалии. Голова пульсировала от боли. Фрэнки спустилась по трапу, внизу ее ждал солдат — темный силуэт в тусклом свете из окна ближайшего здания. Лица было почти не разглядеть.

Где-то слева вспыхнуло оранжевое пламя взрыва.

— Лейтенант Макграт?

Ее хватило только на кивок. По спине стекал пот. Бомбы так близко?

— Идите за мной, — сказал солдат и повел ее по неровной, ухабистой дорожке. Они прошли мимо терминала и оказались у совершенно черного школьного автобуса, даже окна были закрашены черной краской. — Вы единственная медсестра за сегодня. Садитесь и ждите. И не выходите из автобуса, мэм.

Внутри было жарко, как в сауне, а от этого запаха — рыбы и дерьма — ее тошнило. Она села у черного окна и почувствовала себя как в могиле.

Через пару минут на водительское сиденье запрыгнул чернокожий солдат с винтовкой М-16 за спиной. Дверь с шумом закрылась, и зажглись фары, золотым клином разрезав темноту впереди.

— Держитесь подальше от окон, мэм, — сказал солдат, нажимая на газ. — Гранаты.

Гранаты?

Фрэнки отодвинулась на самый конец широкого сиденья. В этой зловонной темноте она сидела неестественно прямо, подпрыгивая на каждой кочке. Она опасалась, что ее вот-вот вырвет.

Наконец автобус замедлил ход, в слепящем свете фар показались ворота, которые охраняла американская военная полиция. Один из охранников что-то спросил у водителя, а затем отступил. Ворота открылись, и автобус заехал внутрь.

Через какое-то время они снова остановились.

— Вот и все, мэм.

Фрэнки вся взмокла, от пота щипало глаза.

— А? — не поняла она, вытирая лицо.

— Приехали, мэм.

— Что? Ах!

Она вдруг сообразила, что не забрала чемодан, с ней была только дорожная сумка.

— Мой чемодан…

— Его привезут, мэм.

Фрэнки взяла сумку и побрела к двери.

Возле автобуса ее ждала медсестра, она была во всем белом с головы до ног, несмотря на грязь и слякоть. Как ей удается держать форму чистой в таком месте? За спиной медсестры виднелся вход в огромный госпиталь.

— Вам нужно выйти из автобуса, мэм, — сказал водитель.

— Да, конечно. — Фрэнки спустилась по ступенькам и собралась отдать честь.

Медсестра схватила ее за руку:

— Не здесь. Подстрелить офицера для чарли [4] особое удовольствие, — сказала она и кивнула на стоящий неподалеку джип: — Вас отвезут на место и покажут, где разместиться. А завтра в семь ноль-ноль оформят ваш приезд.

У Фрэнки было слишком много вопросов, чтобы выбрать один, и вдобавок пересохло в горле. Вцепившись в свою сумку обеими руками, она подошла к машине и забралась на заднее сиденье.

Водитель так резко тронулся, что Фрэнки вжало в сиденье, пружина уперлась ей в зад. Даже ночью движение на базе было оживленным. В свете фар то и дело мелькала колючая проволока, всюду мешки с песком вокруг деревянных строений и вооруженная охрана на постах. Улицы патрулировали солдаты с автоматами. Рядом со страшным грохотом мчался огромный водовоз. Машины беспрерывно сигналили, люди ругались и кричали.

Еще один контрольно-пропускной пункт — этот явно построили на скорую руку: металлические бочки, мотки колючей проволоки и высокий сетчатый забор. Охранник пропустил их дальше.

Наконец они подъехали еще к одному заграждению, затянутому колючей проволокой.

Джип остановился. Водитель перегнулся через сиденье и толкнул заднюю дверь:

— Мэм, ваша остановка.

Фрэнки растерялась. Ей понадобилось время, чтобы выбраться из машины в такой узкой юбке.

— Туда, мэм. Второй этаж, 8А.

За высокой железной изгородью Фрэнки увидела здание, напоминающее заброшенную тюрьму: окна заколочены фанерой, стены кое-где разрушены, видны перекрытия. Она хотела повернуться и спросить, куда ей идти, но джип уже умчался, просигналив кому-то по дороге.

Ворота громко заскрипели, и Фрэнки вошла в заросший сорняками двор, где тощие дети играли полусдутым мячом. У забора сидела вьетнамка и что-то готовила на костре.

Фрэнки прошла вперед по узкой тропинке и открыла дверь в здание. Внутри горело несколько газовых ламп, на стенах плясали тени. У входа ее встретила женщина в военной форме:

— Лейтенант Макграт?

Слава богу!

— Да.

— Я покажу вашу комнату. Идите за мной.

Женщина провела ее по коридору, заставленному койками, затем они поднялись на второй этаж по просевшим ступенькам. Комнату скорее можно было назвать каморкой. Там едва помещалась пара двухъярусных кроватей и один небольшой комод. Наверное, раньше здание принадлежало какой-то школе.

— Завтра в семь ноль-ноль вас оформят. О прибытии доложите в администрацию.

— Но…

Женщина вышла, закрыв за собой дверь.

Темнота.

Обшарив руками стены, Фрэнки щелкнула выключателем.

Ничего.

Тогда она открыла дверь, впустив слабый свет газовых ламп. Чуть дальше по коридору Фрэнки нашла туалет с ржавой раковиной и таким же унитазом. Она открыла кран, умылась под тонкой струйкой теплой воды, а затем сделала глоток.

В этот момент зашла девушка в зеленой армейской футболке и шортах. Увидев Фрэнки, она нахмурилась:

— Это ты зря, лейтенант. Никогда не пей воду из-под крана.

— Ой, я… я новенькая.

— Да неужели? — сказала девушка, окинув взглядом ее парадную форму.

Фрэнки проснулась посреди ночи от сильного спазма в животе. Она кинулась в туалет и захлопнула за собой дверь. Такой диареи у нее не было никогда в жизни. Казалось, из нее выходило все, что она ела за последний месяц, а когда ничего уже не осталось, живот снова скрутило.

Рассвет облегчения не принес. Она проверила время, сжалась в комок и попыталась заснуть. В шесть тридцать она сползла с кровати, ноги тряслись. Кое-как натянула форму. Пояс для чулок был настоящей пыткой.

Во дворе уже толпились худосочные вьетнамские мальчики и девочки, они молча смотрели на Фрэнки. На бельевых веревках сушилась форма — десятки зеленых штанов и рубашек.

Фрэнки открыла ворота и пошла по большой оживленной базе, которая представляла собой беспорядочное скопление зданий, палаток, хижин и дорог, но не деревьев — зелени не было совсем. Когда-то здесь явно поработал не один бульдозер. По дорогам разъезжали трехколесные тук-туки с целыми семьями, старые машины, запряженные буйволами, и множество спешащих куда-то военных автомобилей. Мимо промчался джип, водитель просигналил детям на обочине и бредущему рядом буйволу.

Никто не обращал внимания на осторожно шагающую девушку в парадной форме, которая думала только о том, как бы сдержать рвотный позыв.

Фрэнки понадобился почти час, чтобы найти здание администрации. Оно располагалось рядом с крылом А Третьего полевого госпиталя, там в накрахмаленных белых халатах стайками бегали медсестры, а из черных динамиков время от времени гремели объявления.

Она постучала и, услышав «Войдите», открыла дверь.

Прямо напротив двери за столом сидела худая женщина с погонами полковника. Фрэнки отдала честь.