Женщины. Страница 47
— Кем ты себя возомнила? — спросил папа.
Фрэнки резко поднялась.
Она чуть не прокричала: «Посмотри на меня! Это я».
— Я здесь, папа, — сказала она, голос дрожал. — Это я, твоя дочь, которая вернулась с войны.
Он повернулся к проигрывателю и занялся стопкой пластинок.
Фрэнки чувствовала, как внутри снова закипает ярость, переполняет ее, рвется наружу.
Она подошла к бару, схватила бутылку джина и, громко хлопнув дверью, направилась в спальню.
Приют Святой Елизаветы. Я сижу на холодном каменном полу, на руках Мэй, я глажу ее мягкие волосы. Где-то вдалеке жужжат вертолеты. Слышны выстрелы.
Бомба разрывает каменные стены, осколки летят во все стороны. Слышны детские крики.
Еще одна бомба.
Я смотрю вниз. Мэй плавится прямо в моих руках. Повсюду огонь.
Фрэнки с криком проснулась, сердце колотилось, пот тек градом.
Она вывалилась из комнаты в тишину спящего дома.
На часах пять двадцать три.
Она подошла к телефону на кухне, подняла трубку и набрала номер Барб. Конечно, придется отвалить кучу денег, междугородние звонки стоят дорого, но ей была нужна ее лучшая подруга.
Барб ответила после второго гудка:
— Алло?
— Привет, — тихо сказала Фрэнки. Прижав трубку к уху, она сползла по стене и села на линолеум. — Я… тут решила позвонить. Узнать, как ты. Как мама?
— Фрэнки? Как дела?
— Давай не обо мне. Я знаю, как ты скучаешь по брату…
— Фрэнки, все хорошо?
Фрэнки замотала головой.
— Нет, не хорошо, — прошептала она.
— Я получила письмо. Твои правда всем рассказывали, что ты учишься за границей? Кошмар.
— Ага, — выдохнула Фрэнки.
— Черт, это ужасно, — сказала Барб.
— Как прошло твое возвращение? Плохо?
— Ага, но у мамы в квартале полно ветеранов. Врать мне не приходится. Я знаю одно: через это нужно пройти, нужно потерпеть. Продержаться. Со временем все наладится.
Это слегка обнадежило Фрэнки.
— Скоро вернется Рай. Как-то так. Знаешь, если он предложит переехать к нему, я соглашусь.
— Ты? — рассмеялась Барб. — Где же наша мисс Сначала Кольцо?
— Ее больше нет, — сказала Фрэнки.
— Да уж. Жизнь слишком коротка, нам ли не знать. Закатишь вечеринку в честь его приезда? Может, мне удастся уломать Этель на путешествие в ваш Ла-ла-лэнд.
— Я как-то не думала о вечеринке.
— Мы обе знаем, как тяжело возвращаться. Тортик точно не повредит.
Фрэнки задумалась. Вечеринка в честь приезда.
— Его отец живет в Комптоне. Может, мы что-то организуем.
— Вот это настрой!
— Спасибо, Барб. Я знала, что ты вытащишь меня из этой трясины.
— А для чего еще нужны подруги?
Они поболтали еще пару минут, и к тому времени, как Фрэнки повесила трубку, в голове созрел план.
Может, это плохая мысль.
А может, гениальная.
Она точно не знала.
Знала только, что теперь, когда Барб предложила устроить вечеринку, у нее появилась цель.
Она надела расклешенные джинсы и тунику с поясом, которые купила для нее мама. Затем позвонила в справочную и выяснила адрес автомастерской «Стэнли и Мо».
В девять утра, ничего не говоря родителям, она, нарядная и накрашенная, выехала со двора на нежно-голубом «жуке», который ей подарили на шестнадцатилетие.
На пароме она открыла окно и впустила свежий воздух. Она слышала грохот тяжелых машин и стук отбойных молотков — строили мост из Сан-Диего в Коронадо, нововведение, за которое папа неустанно боролся. Впервые за долгое время в ней поселилась надежда. Желание двигаться. Она сейчас — как в ее любимом стихотворении «Желаемое» [33] — готова была двигаться к цели.
На материке она включила радио, послышался хриплый голос Джека Вулфмана. Фрэнки стала подпевать. «Крим». «Кантри-Джо-энд-зе-Фиш». «Битлз». Музыка Вьетнама.
Свернув в Комптон, она снизила скорость. После восстания в Уоттсе прошло несколько лет, но следы этого смутного времени — заколоченные окна, разбитые веранды, граффити — никуда не исчезли.
На стенах пустых магазинов и закрытых ресторанов красовались черные кулаки, нарисованные баллончиком. Повсюду признаки бедности.
Никому не нужные ржавые машины с треснувшими окнами, без шин и дисков на заброшенных стоянках. Обветшалые дома, давно нуждающиеся в покраске. По улице бродят чернокожие мужчины в черной одежде и черных беретах.
Автомастерская «Стэнли и Мо» была устроена в здании заправочной станции сороковых годов, рядом большой гараж. На воротах гаража красной краской было написано: «Не работает». Во дворе повсюду валялись смятые пивные банки. Мусорный бак заполнен доверху.
Мимо шли трое чернокожих парней. Один из них на секунду остановился, глядя на Фрэнки, а затем поспешил за приятелями.
Она заехала на пустую парковку и вылезла из машины.
Где-то залаяла собака. Из выхлопной трубы раздался хлопок — словно звук выстрела.
Спокойно, Фрэнки. Дыши. Это всего лишь машина. Не минометный обстрел.
Она подошла к мастерской, на вид совершенно заброшенной. На окнах рабица и фанера, под окнами кто-то нарисовал знак «сила пантер». Надпись была размазана, как будто ее пытались стереть, но в итоге махнули рукой.
Она постучала в дверь.
— Убирайтесь, — заорали внутри.
Фрэнки открыла дверь, в нос ударил запах прокисшего пива и сигарет.
— Здравствуйте.
Она шире распахнула дверь и переступила порог.
Глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте.
Единственная лампа горела на металлической картотеке, заваленной стопками бумаг. Стена рядом была увешана старыми пин-ап календарями — лицами другой эпохи. Бетти Грейбл, Рита Хейворт.
На другой картотеке стоял телевизор с антенной, перед ним на стуле с колесиками сгорбился пожилой мужчина. Он смотрел «Как вращается мир».
— Мы закрыты, — грубо сказал он, даже не повернувшись. — Закрыты еще с восстания, но черта с два я уйду. Меня они не выгонят.
— Мистер Уолш?
— Кто спрашивает? — сказал он, вытаскивая изо рта сигарету. Медленно повернулся и нахмурился: — Милочка, вы зашли не в тот район.
Фрэнки сделала несколько шагов. Она уже заметила, как Рай похож на отца, — казалось, что его красивое лицо облепили плотной серой глиной и оставили сохнуть на солнце. Вот только нос пожилого мужчины был картошкой и бесцветные щеки обвисли до подбородка. Густые темные брови, седые волосы, неухоженные усы. В костлявых руках стакан. На нем был комбинезон автомеханика с надписью «СТЭН» на переднем кармане.
Так Рай жил в детстве, до встречи с ней. Неудивительно, что в доме Макгратов, на вечеринке в честь отъезда Финли, он чувствовал себя не в своей тарелке. Неудивительно, что пошел в армию и мечтал летать быстрее скорости звука.
Решимость устроить для него вечеринку и выразить свою любовь только окрепла.
— Я подумала, мы могли бы устроить праздник в честь возвращения Рая. Я…
— Я знаю, кто вы, мисси. Никаких сраных праздников здесь не будет. Так-то.
— Неужели вы из тех, кто стыдится мужчин и женщин, которые служат во Вьетнаме?
Он фыркнул:
— Женщины во Вьетнаме? Вы что, белены объелись?
— Мистер Уолш, я хочу, чтобы вы знали…
— Помолчите-ка.
Мистер Уолш подошел к заколоченному окну, рядом с которым стоял металлический стол, весь заваленный бумагой, пепельницами и грязной посудой. Порывшись в куче конвертов и журналов, он вытащил какой-то листок.
— Нате, читайте, — сказал он, протягивая ей телеграмму. — Три дня назад сюда заявились два урода в форме. Они сказали, что мой сын умер. Сбит. Где-то в Анкли. Или Анки. Да и какая, к черту, разница?
Фрэнки начала читать.
С прискорбием сообщаем, что капитан-лейтенант Джозеф Райерсон Уолш погиб в бою.
— Эти уроды пишут, что останки не сохранились. Так что праздник определенно не понадобится, — сказал мистер Уолш.