Женщины. Страница 36
Рай подхватил ее на руки и понес сквозь дым и огонь, мимо сбившихся в кучки людей, где каждый скорбел о том, что потерял этой ночью. Половина столовой была разрушена, то же случилось со штабом Красного Креста. Из гигантских дымящихся ям в темное небо поднимались языки пламени.
Дверь ее барака разнесло в щепки.
Рай занес Фрэнки внутрь и опустил на узкую койку.
— Здесь слишком много новичков… Сегодня нам бы пригодились Барб, Этель, Гэп и Джейми…
Рай сел на край кровати.
— Поспи, Фрэнки. — Он погладил ее по спине.
Она прижалась к нему.
— Его маму зовут Ширли, — вспомнила она, но слишком поздно. — Я напишу ей…
Фрэнки смертельно устала, она не ощущала ничего, кроме усталости и одиночества. Рай сидел рядом, дотянуться до него было так просто, он легко мог обнять ее и успокоить. Вместе с этой мыслью пришло желание. Она закрыла глаза и почти прошептала: «Останься, пока я не усну». Но какой в этом смысл?
Она проснулась через несколько часов, его рядом не было.
В «Звездах и полосах» эту масштабную, скоординированную атаку северовьетнамской армии назвали Тетским наступлением. Тридцать первое января 1968 года стало самым кровавым днем за всю Вьетнамскую войну. Наступление обнажило ее тайные стороны. Даже Уолтер Кронкайт, докладывая о бойне Тет, в прямом эфире сказал: «Какого черта там происходит? Я думал, мы побеждаем».
И вдруг все в новостях стали задаваться одним и тем же вопросом.
Какого черта творится во Вьетнаме?
Второго февраля Джонсон выступил с заявлением, где назвал Тет успешно отбитой атакой — двести сорок девять погибших американцев против десяти тысяч убитых северян. «Я умею считать», — сказал президент. И хотя умение считать было его главным козырем, количество погибших в Южном Вьетнаме он почему-то не подсчитал.
Двести сорок девять погибших американцев.
Ложь. В этом Фрэнки была уверена, она слишком хорошо помнила, сколько смертей видела в одном только Семьдесят первом. Но кто знал эту правду?
Следующим утром Фрэнки стояла у койки молодой вьетнамки, ее привезли поздно ночью. Ожоги и тяжелые роды. Врачи сделали все, чтобы спасти ребенка, но их усилий оказалось недостаточно.
Женщина сидела на кровати и забинтованными руками держала мертвого малыша. Под белыми марлевыми повязками кожа обуглилась до черноты, но вьетнамка даже не вскрикнула, когда Фрэнки убирала омертвевшую плоть. Один-единственный всхлип она издала, только когда Фрэнки попыталась взять ребенка.
Невыносимое горе.
Так много мертвых, изувеченных, пропавших и умирающих.
Подошла новая соседка, Марджи, протянула Фрэнки чашку с дымящимся кофе. Чашка подрагивала в ее руке.
— Ты в порядке?
— Разве здесь можно быть в порядке? — устало отозвалась Фрэнки.
— Осталось немного. Только подумай. Ты скоро вернешься домой.
Фрэнки кивнула. Она очень ждала своего возвращения, мечтала о нем, но вдруг представила, как это будет.
Остров Коронадо.
Мама, папа, загородный клуб.
Каково будет снова оказаться дома, жить с родителями?
Как оставить операции под вой сирены и вернуться к серебряным приборам и бокалам шампанского?
— Не представляю, как мы будем тут без тебя, — сказала Марджи.
Фрэнки посмотрела на Марджи. Глаза у той покраснели от слез, молодая медсестра была совсем не готова к тому, что ждет ее впереди. Когда-нибудь она освоится — наверное, — но сейчас ей было очень страшно.
Медсестер с опытом Фрэнки здесь больше не было.
Разве она может оставить госпиталь и пациентов (американцев и вьетнамцев), когда так им нужна? Фрэнки приехала сюда, чтобы быть полезной, спасать жизни, и, видит бог, она еще не закончила. Она ненавидела войну, но по-настоящему любила свое дело.
3 февраля 1968 г.
Это трудно писать, да и читать, думаю, тоже. Я бы хотела просто вам позвонить, но поверьте, военная радиосвязь нам не друг.
Это прозвучит странно и даже абсурдно, но во Вьетнаме я нашла свое призвание. Мне нравится то, что я делаю, здесь я и правда приношу пользу. Вы наверняка слышали, что ситуация накаляется. Знаю, правительство, телевидение и газеты обманывают американцев, но, я уверена, вы слышали о Тетском наступлении.
Каждый день во Вьетнам прибывает все больше солдат, и многие из них сразу попадают в госпиталь. Мы делаем все, что можем, а если спасти кого-то нельзя — как нельзя было спасти Финли, — я сижу рядом, держу его за руку, даю почувствовать, что он не один. Я пишу письма их матерям, сестрам и женам. Только представьте, что для нас могло бы значить такое письмо.
Итак.
В следующем месяце я не приеду домой. Я подписала еще один годовой контракт. Я не могу оставить свой пост, когда я так нужна людям. Опытных медсестер здесь очень не хватает.
Только не кричите. Я уже слышу ваше возмущение. Но вы отлично меня знаете. И я надеюсь, поймете мое решение. Я военная медсестра.
17 февраля 1968 г.
НЕТ. НЕТ. НЕТ.
Подумай еще раз. Возвращайся домой. В безопасность.
Тебя могут ранить. Хватит. Возвращайся СЕЙЧАС ЖЕ. Знай, твой отец крайне недоволен твоим поступком.
1 марта 1968 г.
Конечно, ты остаешься. Я даже не сомневалась.
Твои сила и стойкость очень нужны пациентам.
Господь знает, здесь тоже несладко. Никсон объявил, что будет участвовать в президентской гонке, а протестующих теперь разгоняют слезоточивым газом. Господи боже. Совершенная бессмыслица.
И все-таки жизнь идет своим чередом. Я учусь в ветеринарном колледже и пашу как проклятая. Еще я записалась в местный оркестр, решила вернуться к игре на скрипке. Это немного помогает, но сплю я все равно плохо.
Когда вернешься, обязательно приезжай в гости. Приму тебя с распростертыми объятиями. У меня появилась новая кобылка — настоящая мечта новичка. Ничто так не лечит душу, как промчаться галопом в солнечный денек.
Мучительно знойным днем в начале марта Фрэнки, нервная и обессиленная от вечного недосыпа, заступила на смену.
На прошлой неделе хирургия была не слишком загружена — хватало времени на игры, фильмы и письма домой. Фрэнки даже успела прокатиться на раздетой птичке — невооруженном вертолете «хьюи». Она летала в Куинен — пройтись по магазинам. Это не очень ей помогло, она была на пределе, часто повышала голос, требовала от людей почти невозможного. Нехватка медперсонала усиливала ее раздражение. Фрэнки знала, что пора взяться за новичков (особенно за Марджи), пора передать им опыт, но она была слишком измотана. И слишком одинока.
— Лейтенант Макграт.
Фрэнки повернулась и увидела капитана Минивер, новую главную медсестру Семьдесят первого. Держалась капитан неестественно прямо, в руках у нее была папка с какими-то бумагами.
— Лейтенант Макграт.
— Да, капитан.
— Мне сообщили, что за время службы вы ни разу не брали отпуск. А ваш новый контракт начинается через две недели.
— Кто меня сдал?
— Тот, кто очень за вас переживает. Птичка-невеличка.
— Барб.
— Барб? — Капитан улыбнулась. — Неважно. Я назначаю вам отпуск. И это приказ. Ваш маршрут у меня. Пляжный отель на острове Кауаи — звучит неплохо, правда? Полет до Гавайев неблизкий, зато солдат, ищущих, с кем бы перепихнуться, там гораздо меньше.