Кто ты, Такидзиро Решетников? Том 8 (СИ). Страница 18

— Риторический вопрос, — отмахивается его честь, по-прежнему рассверливая пронзительным взглядом якудзу. — Миёси-сан, я долго думал, как не поссориться лично с вами в данных обстоятельствах. К сожалению, торговаться можно лишь по очень ограниченному перечню пунктов.

Он так и говорит, «торговаться».

— А как же состязательность процесса? Конкуренция аргументов? Соревнование сторон? — остаётся только развалится в кресле поудобнее.

— Например? По каким пунктам торг возможен? — интересуется дочь оябуна Эдогава-кай, придерживая моё колено.

Меня все игнорируют.

— Ваш подопечный — асоциальный тип, от него даже невеста ушла накануне. — Чиновник трясёт в воздухе жиденькой стопкой листиков. — По этому пункту, к примеру, если назначить пробацию, ему хорошо бы жениться на ком-то поскорее — плюс в глазах суда. — Многозначительная пауза. — Можно будет смягчить что-нибудь со временем.

— Например, что смягчить? — снова Моэко.

— А как же знакомство с обстоятельствами дела? — пытаюсь удержаться, чтобы не зевнуть.

Три ночи не спал нормально.

На меня снова никто не смотрит.

— Например, на основании возможной женитьбы вашего подопечного можно легко смягчить судебный запрет Решетникову Такидзиро работать в предприятиях отрасли — Комиссия, кроме прочего, этого требует прямо.

— Ух ты.

— Да. А суд склонен согласиться. Срок запрета будет сокращён радикально, — рисует молочные реки и кисельные берега судья.

— Ещё какие бонусы?

— Второй пример — большущий штраф, который Решетников Такидзиро будет обязан выплачивать самостоятельно. Все его денежные поступления и любые доходные операции по счетам попадут под строгий контроль — чужими финансами закрыть личную задолженность в рамках данного дела у него не выйдет. Гарантирую.

— Вы обвяжете его покрывать задолженность исключительно из собственных средств? — уточняет якудза. — Предусмотрите в решении прямой запрет на помощь извне?

— Да, чтоб не вдаваться в детали. Вы понимаете, о чём я.

— И какое обоснование, теоретически, вы видели бы под таким крайне неортодоксальным решением, ваша честь? — Моэко не нервничает, не повышает тона. — Вы же понимаете всю шаткость своей процессуальной позиции, несмотря на задействованный ресурс?

Тень Принцессы Акисино незримо витает в воздухе, хотя сама Ишикава отсутствует.

— Решетников — гражданин Японии, — судья обозначает ухмылку. — Вы не хуже меня знаете, что суд Японии — не суд в других местах. Если плохое понимание гражданином того, что есть японский коллективный национальный дух и на каких этапах личным нужно жертвовать ради общественного, мешает всей стране — суд Японии своей функцией видит не только наказание. Ещё — воспитание, простите за витиеватость.

— Правилами никто не заморачивается, на нормальный процесс происходящее похоже так же, как я — на танцора балета. — Бормочу не так чтоб тихо.

— Мы призваны бороться за каждого гражданина Японии, если он оступился — чтобы помочь ему встать на правильный путь! — Наконец на меня обращают внимание и его честь даже плечи расправляет на последней фразе.

В глазах чиновника — скука и вселенская усталость.

— Цинично, — вздыхаю. — Не думал, что на своей родине увижу такое.

— Какое?

— Красивыми и на первый взгляд правильными словами прикрывается весьма неприглядная ситуация, когда решение суда, административного или правоохранительного органа выносится не ради торжества справедливости, а исключительно чтоб иметь компромат на фигуранта. Либо являться заведомо невыполнимым — как в нашем случае. В моём то есть.

— Я и начал с извинений, — пожимает плечами владелец мантии, глядя на защиту. — Будем тратить время на ненужные декорации, Миёси-сан? Или сразу к главному? Данное заседание является закрытым, запись запрещена. Посторонние не допущены.

— Похоже на произвол, — ворчу. — Хотя никто бы и так не пришёл на это заседание, будь оно хоть миллион раз открытым — кому я нужен в такую рань. Невзрачный мелкий клерк с нижних этажей заурядного корпоративного небоскрёба. Невеста вторую неделю как ушла, детей нет. Ещё и асоциальный тип, как следует из материалов дела — которые нам не предоставили. Хотя и должны были, поскольку иное — грубое нарушение процессуального кодекса.

— Ваша честь, я ценю вашу откровенность в свой адрес. — Пока я болтал, Моэко что-то прикинула и пришла к какому-то решению. — Поскольку вы не стали разводить формализм, я тоже не буду. Мой прямой ответ на ваш прямой вопрос: вы неверно оцениваете ситуацию изначально и мою роль в ней.

— Поясните, пожалуйста?

— Вы сразу оговорились на тему некоего личного противостояния со мной. В перспективе. Если я буду возмущена произволом и начну исправлять ситуацию доступными лично мне инструментами.

Сейчас моя спутница большим пальцем по горлу в качестве иллюстрации не проводит, как давече разработчику Мацуситы на этаже Уты-тян. Но что-то такое в воздухе подвисает — судья напрягается.

— Вы неверно расставляете приоритеты в том плане, — продолжает младшая Миёси, — что рассматриваете меня отдельно от моих братьев.

—??? — вслед за судьёй стремительно напрягается и прокурор, который до последнего момента рассеянно страдал от скуки.

— Причём тут братья? — его честь всё же задаёт вопрос вслух.

Мысленно к нему присоединяюсь — о сестре Моэко знаю от неё самой, но о братьях ничего не слышал. Потому что детей мужского пола у её отца нет, насколько мне известно.

— Я не сама по себе. Я — часть Эдогава-кай, от которой себя методически не отделяю, — многозначительная мимика.

— А-а-а, — хлопаю по лбу, недосып даёт знать. — Ты об этих братьях. Не о кровных родственниках.

— У Эдогава-кай на вопиющую несправедливость есть собственная позиция, — спокойно говорит дочь оябуна. — Она не всегда правовая, иногда, кхм, общегражданская. Думаю, в общих чертах вы в курсе, — якудза искренне и чисто улыбается. — Также, надеюсь, вы в курсе инструментария, которым Эдогава-кай с откровенным беззаконием может бороться. Вы же читаете между строк, ваша честь? И не планируете эмиграцию в следующую секунду после вынесения решения? Япония — чертовски маленькая страна, — борёкудан «сочувственно» вздыхает. — В ней возможны самые непредсказуемые катаклизмы природы и несчастные случаи.

— Вы отдаёте отчёт в своих заявлениях? — прокурор с хмурым видом выпрямляется.

— Заседание закрытое, — пренебрежительно напоминает адвокат. — Материалы дела разглашению не подлежат, по крайней мере, до отмены грифа судом более высокой инстанции. Хотите мне ещё что-то сказать? Так мы и вас пощекотать можем, персонально; верите, уважаемая прокуратура?

Тип набирает воздух для отповеди, но моя спутница не даёт себя перебить:

— У вас какое-то своё мнение о защите закона? Вы считаете, что можете тут работать, тут не работать? Так я вас огорчу: если у вас персональные проблемы с добросовестностью и чистотой рядов, мы поможем всем прийти в чувство. И привести личный состав в порядок — чтоб за личными интересами не забывали, кто вам платит зарплату!

Под столом сжимаю её колено: дочь своего отца по верхней планке возмущена, поэтому незаметно для себя сменила роль по ходу пьесы.

Из Моэко, которая адвокат, она перетекла в Миёси-сан, которая химэ Эдогава-кай.

— Ещё одна угроза? — мрачно уточняет прокуратура. — Я запомнил.

— Очень надеюсь на вашу безупречную память. Угроза ли это? Нет, гипотетическая симуляция. Но может стать и обещанием — мы никогда не угрожаем. Только обещаем, прокурор-сан.

Жму женское колено сильнее. Спутница порывисто вздыхает, прикрывает глаза и открывает их другим человеком — собой прежней.

— Вы сможете оспорить моё решение в суде более высокой инстанции, — с напряжением, которое старательно пытается маскировать, «небрежничает» судья. — Вашего конституционного права никто не отменял, как и прав вашего клиента.

— Да ну? — на мне скрещиваются взгляды присутствующих.

Всё-таки спать надо больше — язык уже живёт отдельно от мыслительных процессов.