Проклятие прабабки. Книга 1 (СИ). Страница 28

Я потянулась к нему для поцелуя и приникла губами к его рту. Он отвечал нежно, бережно, без следа того напора, с которым он кинулся ко мне в лесу. Он нежно гладил меня по волосам, выбирая из них соринки. Смотрел близоруким взглядом мне в глаза и я читала в нём восхищение и любовь.

Мы сползли с табуреток на пол и предались любви — не как страстные любовники, а как давняя семейная пара, которой некуда торопиться. Оранжевый свет мягко золотился на его руках, высветляя отдельные волоски и заставляя их сиять. Его терпкий аромат щекотал ноздри, и мне хотелось вобрать в себя этот запах, всего его целиком. Он был большой и сильный, а я хрупкая и слабая. Не знаю, видела ли когда-нибудь эта кухня что-то подобное, но из объятий меня вырвал запах подгоревшего мяса.

Я метнулась к плитке и сняла сковородку. После всего мы с Ромой грызли засушенные ломтики подгоревшего мяса, и я ещё никогда не была так счастлива, как в эту ночь.

***

Утром Рома уехал. Я не стала его удерживать, потому что был середина недели, и ему нужно было жить свою обычную жизнь. Но я всё ещё ощущала его запах на своей коже, чувствовала его тело в себе, помнила его поцелуи. Была как сытая кошка, которая нежится на солнце и принимает мир таким, какой он есть.

После его отъезда я прибралась на кухне, покормила Малыша и открыла ноутбук. Нужно было немного поработать и занести в генеалогическое древо данные о том, что я успела найти в архиве. Пока вопросов было больше, чем ответов.

Работать не хотелось, но нельзя было допустить, чтобы кто-то усомнился в том, что я смогу справиться с удалёнкой. Но из головы не шёл сон, где меня ждало подвенечное платье. Я куда-то опоздала, но платье всё ещё ждало меня. Сердце грустно сжималось от воспоминаний, как я гуляла по старому дому. Чувства, которые я испытывала, по-прежнему владели мной, даже несмотря на потрясающий вечер и ночь, которые мы провели с Ромой.

Чтобы хоть немного въехать в работу и настроить себя на продуктивный лад, я решила полистать ленту и посмотреть, что там происходит у моих знакомых. Практически сразу мне попалась фотография Роминой жены с гигантским букетом розовых роз в форме сердца и надписью: «Муж с самого утра поздравил с годовщиной! Люблю тебя до Луны и обратно».

Чёрт. Лучше бы не залезала. Ну как в моей жизни может соединяться такое счастье и такое чудовищное чувство вины?! Я рассматривала довольное лицо его жены и пыталась найти в нём признаки притворства. Тщетно. Мне было её искренне жаль, ведь ей достаются только крохи его внимания, чтобы соблюсти приличия. Даже ночь перед годовщиной он провёл со мной! Я почувствовала тревогу и закрыла браузер. Всё, Тань, давай работай. Рома сам разберётся со своей семьей. У тебя есть другие дела.

Я погрузилась в рабочие вопросы и не заметила, как прошло несколько часов.

Меня отвлёк стук в окно.

— Таня, ты здесь? — раздался скрипучий голос за окном. Я поднялась из-з окна и открыла створку.

— Да, баб Зин, здравствуйте!

— Здрасьти, здрасьти, — проскрипела старушка. — Я пришла курей покормить, да на огороде чо повыдергать.

— Заходите, спасибо вам большое! — ответила я и вышла к ней на встречу.

— Да чо уж там спасибо, Дима-то мне денег дал за помощь, — прошамкала баба Зина. Это была полная крупная женщина, первая сплетница на деревне. Тома всегда говорила про неё «Зинка-радио».

— Баб Зин, — спохватилась я. — А вы бабушку мою помните? Бабу Лизу?

Вдруг Зинка-радио сможет мне что-то о ней рассказать? Мысль показалась здравой.

— А ты чо тут сама-то делаешь? Димки чай нет, на рыбалку уехал. А у тебя тут, смотрю, кавалеры шастают, — хитро взглянула на меня баба Зина и не торопилась отвечать на мой вопрос.

— А вам всё расскажи, — так же хитро улыбнулась я. — Давайте я чайник поставлю, а вы мне, после того как управитесь, расскажете про мою бабушку. Идёт?

— А кофе у тебя есть? А то я сегодня ещё не пила, — деловито спросила бабка Зина.

— Есть, и конфеты есть, приходите! — ласково пригласила я и метнулась в кухню всё прибрать. Захлопнула ноутбук и убрала подальше. Застелила кровать, умылась, накрыла стол. Поставила мои любимые шоколадные трюфели, хлеб, колбасу, сливочное масло. Достала жестянку с кофе и налила молока в сливочник, поставила две чистые чашки.

Баба Зина не заставила себя долго ждать. Тяжело поднялась по ступенькам, протопала сквозь сени и очутилась на пороге кухни. Повела носом:

— Как хорошо пахнет! Наливай кофей!

— Садитесь, баб Зин, — указала я на удобное кресло у торца стола и налила в кружку кипяток. Размешала кофе, придвинула к гостье сахарницу. По опыту знала, что Тома с Зиной пьют только растворимый кофе, чтобы давление «не гонять».

— Берите конфеты. Бутерброд сделать вам? — гостеприимно угощала я бабульку. Но гостья хитро смотрела на меня поверх кружки и молчала.

— Ты что ль вчера в архиву ходила? — вдруг спросила она.

— В архив? Да, заезжала в обед. А что?

— А ничо, Галька-то сегодня заболела, не вышла на работу, — важно произнесла Зинка-радио. Говорят, врача вызывала на дом, какая-то сыпь у нее пошла. Испугалась, что заразное что-то хватанула там от своих бумажек.

— Это женщина, которая в архиве людей принимает? — ахнула я и закрыла рот ладошкой. Ничего себе!

— Да. Говорят, кроме тебя у неё вчера посетителей не было, — не унималась баба Зина. — Ты сама-то не чешешься? Не заразная?

Зина окинула меня взглядом, но ничего подозрительного не нашла. Я помотала головой, продемонстрировала голые руки и ноги.

— Я здоровая! Как жалко, а кроме неё есть кому там работать? — спохватилась я.

— Есть, — тяжело обронила Зина и отхлебнула кофе, блаженно зажмурив глаза. Откусила конфету, покатала её во рту и продолжила без всякой связи:

— Тётку Лизу, бабку твою, я хорошо помню. Вместе в колхозе работали, покуда она в город не уехала.

Я обрадовалась, что старушенция сама перешла на интересующую меня тему.

— А какая она была? Она умерла, когда мне было всего одиннадцать, я её помню, но мне хочется знать больше.

— Странная она была. Рыжая, как морковь. Кожа белая-белая, что твоё молоко. И дурная, сторонилась всех. Жила вот тут, с Томкой, Галькой, тёткой Лидкой и бабкой Федорой. У них тут женское царство было, — хохотнула Зина.

— А кто это — Галька и тётка Лидка? — осторожно спросила я.

— Ну Лидка — это сестра еённая, старшая. Намного она её старше была, почитай, лет на пятнадцать, а то и больше. А Галька и Томка — это, стало быть, Лидкины дочки.

Вот оно что! Лидия Ивановна Гаврилова — это Томина мать! Как же я сразу не догадалась! А вот про Томину сестру Гальку я слышала впервые.

— А где была их мать? Лиды и Лизы? — направляла я дальше беседу.

— Варька-то? А непонятно где, я об этом и не слыхала никогда. Тётку Лидку с Лизкой бабка Федора воспитывала. Ну и Лидкиных детей заодно. Шептались по углам, что была тут такая Варька, но вслух её не поминали. Уж не знаю, что там с ней случилось. Мож, померла рано, — рассуждала баба Зина, намазывая на хлеб толстый ломоть масла.

— А баба Лиза что? Она кем работала в колхозе?

— Лизка на общих работах была. И в поле выходила, и косила траву, и пшеницу собирала. Хозяйство у вас тут было большое. Не зажиточное, но на пропитание хватало. Вот мужиков не хватало, да никто на рыжую Лизку и смотреть не хотел. Вот и подалась она в город, отучилась, куда-то на завод устроилась. И всё, пропала. Я почти перестала её видеть. Я с Томкой с детства возилась. Она когда родилась, мне уже десяток годков, почитай, было. Мне её оставляли, когда в поле шли. И она мне заместо куклы была, а потом жизнь соседская подругами сделала.

Баба Зина со смаком допила последние глотки кофе и вытерла губы тыльной стороной руки.

— А потом из города Лизка уже с твоей мамкой приехала. Позор тогда был — безмужняя, да с дитём. Бабка Федора на неё волком смотрела. Поэтому она быстро засобиралась обратно и потом дооолго не приезжала, — закончила она свой рассказ.